Александр Кузьменков «КАФКА НА ПЛЯЖЕ» v. 2.0

#новые_критики #новая_критика #кузменков #зоил

(А. Козлова «Рюрик»; М., «Фантом Пресс», 2019)

 

На 164-й странице «Рюрика» есть недурно сделанный пассаж: «Он бросил мотоцикл, подошел к ней, сжал ее в объятиях, перенес на верстак, задрал ее пахнущее кухней платье, и соитие, случившееся между ними, больше походило на искусственное дыхание. Он упрямо впихивал свою жизнь в ее расхотевшее жить тело, и когда она в конце расплакалась, он понял, что спас ее. По крайней мере, в этот раз». Все остальное – типичная козловская проза: неумная, неряшливая, с назойливым копеечным эпатажем. Можно не читать.

 

Тем не менее, рецензенты приветствовали «Рюрика», будто генсека на очередном партсъезде, – стоя, бурными продолжительными аплодисментами, переходящими в овацию. Сквозь овацию слышен был негромкий, но настойчивый акафист главреду «Роман-газеты»: Юрий Вильямович, ну до чего ж у вас талантливая девочка…

 

Аглая Топорова: «В “Рюрике” Козлова объединила множество жанров: это и приключенческий, и мистический, и детективный, и отчасти лирический роман, и в то же время очерк нравов, и памфлет, и попытка написать философскую прозу… Все это смешано в захватывающий коктейль, который дает по мозгам, как слитый из всего крепкого алкоголя на свете “Лонг Айленд Айс Ти”». Ты еще винограду сверху положи, сказала Гелла.

 

Анна Жучкова: «”Рюрика” я читала дважды. Первый раз мне книга понравилась. Второй раз – потрясла. Хотя этот прием после некоторых “главных критиков” уже запрещенный, я все же скажу – рыдала полдня. А когда вечером мужу пересказывала, снова». Налейте барышне полстакана эфирной валерьянки – Козлов-père вряд ли оценит наигранный припадок, а муж-страдалец вам спасибо скажет.

 

Наталья Кочеткова: «”Рюрик” – это как если бы Тарантино, Джонатан Коу и Салтыков-Щедрин собрались вместе и затеяли писать роман». Полноте. Какой, к лешему, Салтыков-Щедрин? «Рюрик» – это «Кафка на пляже», издание второе, исправленное и порядком ухудшенное.

 

Взглянем хоть на фабульные перипетии. Бегство из дома в поисках матери? – в наличии. Деспотичный отец? – равным образом. Инцест? – присутствует. Инициация в заколдованном лесу? – тут как тут. Девочка – проводник в иные миры? – да вот она, как живая. Загадочный камень от входа рассыпался на щебень крупных фракций: «Набери из ручья камушков побольше и выложи ими круг на земле. Сядь в него и жди». Главные герои кастрированы, но вполне узнаваемы по анафонии: Тамура стал Мартой, а Наката – Катей. Для особо стойких скептиков – полный набор аллюзий и парафраз. Мураками: «В этом мире выживают те, кто строит высокие прочные заборы». Козлова: «Почему в этой стране люди питают такую страсть к заборам? Каких только заборов у них нет!»

 

Новый реализм начался с анафемы тухлым котлетам постмодернизма, да ими же и кончился – не беда, это многих славный путь. В случае Козловой ситуация осложняется тем, что «лидер ультрашоковой литературы» всю жизнь устраивала одно и то же фрик-шоу: «В пятнадцать лет я трахалась со старым уголовником, который срал прямо в нашу кровать» и проч. За годы лютой эксплуатации аццкая жесть проржавела до дыр – хошь не хошь, а репертуар обнови.

 

Впервые Козлова прибегла к мистике в «F20»: девочка Юля вовсю общалась с покойниками и <censored> с демоном. «Маленькая Вера» в пересказе Брэма Стокера, ага. Самодельная готика особо никого не впечатлила: рецензенты все больше про шизофрению толковали. Теперь пришлось звать на помощь более квалифицированного коллегу.

 

Итак: 17-летняя Марта бежит из подмосковного пансиона для новорусских девиц в Архангельск, где якобы живет ее мамаша. По дороге барышня утратила правый путь во тьме долины и очутилась в сумрачном лесу, где столкнулась с каким-то непонятным монстром… а может, и не монстром. Тем временем журналист Катя открыла в сети топик «Ищем Марту» и отправилась по ее следам. А Рюрик, чтоб вы знали, – это склочный и злобный попугай жако, двойник Марты. Привет Федору Михайловичу.

 

Но Мураками с Достоевским – лишь оторочка на салопе дамского романа. Канон, начиная с графини Ростопчиной, предписывает два лейтмотива: мужики-козлы и духовно богатая дева.

 

Мужики в «Рюрике» – козлее некуда: «стратеги гаражных склок, генералы пластиковых окон и солдаты армии бездарного ремонта». Неопрятны. Отпетые импотенты или отъявленные кобели – третьего не дано. И большей частью помешаны на нацизме – коричневая чума не минула даже еврейского мальчика.

 

План по духовно богатым девам выполнен как минимум на 200 процентов. Обе не вызывают ничего, кроме брезгливого сожаления – Кафка Тамура и Сатору Наката побеждают нокаутом. Но каждой героине в итоге причитается прозрение. Марта, как сказал Харуки-сэмпай, проснулась частицей нового мира: перестала быть обиженной маленькой дрянью. Катя тоже проснулась частицей нового мира: ну их на фиг, пилинги-шугаринги, и так сойдет. Тот еще катарсис.

 

А самая духовно богатая дева «Рюрика» – его авторесса. Она то и дело комментирует повествование менторским тоном Лены Миро: «У вас имеется собственная никчемная жизнь, к чему умирать от скуки, слушая историю чужой»; «Он испытывает те же самые чувства, что и вы, он точно так же насмерть перепуган жизнью, ум похож на выгребную яму, куда годами срали слоновьими кучами». Того и гляди, сорвется на визгливую истерику: «Слышь, тупые курицы, хватит жрать говно! Здоровое питание на сервисе Grow Food, остальное – полный зашквар! Поняли, кошелки?»

 

От здорового питания Бог миловал, от product placement’а – нет. А.К. ненавязчиво рекламирует мотоцикл BMW R1200RS, повторяя его марку, как мантру, при любом удобном случае – аж 22 раза подряд, оскомина гарантирована. И попутно сообщает условия покупки в кредит. Kurz gesagt, Freude am Fahren! Это, право слово, самый осмысленный фрагмент романа, хоть и реальный зашквар под стать Донцовой с «Золотым петушком» и Минаеву с «Лакалютом». Правда, байк героем быть не может. Пришлось приделать к нему байкера по имени Михаил и сочинить пареньку миссию – угадайте, какую? Правильно: сначала <censored> Марту, а потом и Катю. Других вариантов, сами понимаете, нет. Во всяком случае, у Козловой.

 

Раз уж к слову пришлось: Мураками трижды номинировали на премию за худшее описание секса в литературе, которую ежегодно вручает британский журнал Literary Review. Будь моя воля, я вручал бы ее Козловой после каждой новой книги. Ибо Харуки-сэмпай рядом с Анной Юрьевной – мэтр и виртуоз. Давным-давно сексолог Лев Щеглов писал, что в России нет адекватного языка для эротики – либо жуткая пошлость, либо терминология. «Рюрик» – два в одном: попсовые клише мирно сосуществуют с цитатами из пособия для медучилищ. Результат по меньшей мере страшен: «Так они и стояли на тускло освещенной веранде мотеля, два одиночества, пока их идиллическое единение не нарушила эрекция». Хочется продолжить: пещеристые тела наполнились кровью… впрочем, Анна Юрьевна в моих подсказках не нуждается: «Ее язык проникает к нему в рот, и микроскопические вкусовые рецепторы ощущают пивную горечь».

 

Если секс прописан из рук вон скверно, то с мистикой дело обстоит гораздо хуже – не прописана вовсе: «Кто-то подошел вплотную и остановился. Марта слышала хруст веток, чувствовала дыхание. Запах сырого мяса и крови… Марта поняла, что рядом с ней не зверь, не человек, а нечто иное». И кто к нам в гости пожаловал? Авторесса в интервью «Афише Daily» призналась, что и сама толком не знает: «Существо, с которым сталкивается Марта, – это вина, которая ее грызет. А также это существо вполне может считаться духом природы, духом леса, дьяволом, жрецом храма Сатаны». А еще Фредди Крюгером или рептилоидом с Тау Кита е. А может, это дворник был?..

 

Не в первый раз замечаю, что запланированные чудеса нашим пишбарышням не удаются. Незапланированные впечатляют гораздо больше.

Кто-то из Стругацких сказал: писать надо о том, что хорошо знаешь или о том, что не знает никто. Козлова уже написала про все, что знала. Про Сенчина-Свечкина и Проханова-Бамбаева. Про «Дом-2». Про то, как оно с армянами в бане и арабами на гладильной доске. На этом невеликий жизненный опыт был исчерпан. Но советом классика А.К. пренебрегла и принялась писать про то, что знают все, кроме нее. Про то, как маниакально-депрессивная мамаша родила двух дочек-шизофреничек. Про интегралы и косинусы в пятом классе. А в «Рюрике» продолжила с успехом начатое.

 

В здешнем лесу полно черники, морошки и грибов, хотя на календаре май. Жако насквозь продолбил череп 10-месячному ребенку – помилуйте, как? Попугаи не клюются, а кусаются: строение клюва иного не позволяет. Следак собирается привлечь Михаила за сексуальные отношения с несовершеннолетней, хотя молодая была немолода (см. ст. 134 УК РФ). Но тормозит: нет заявления от потерпевшей, хотя в деле публичного обвинения заявлений не требуется (см. ст. 20 УПК РФ). Анна Юрьевна! Суди, дружок, не свыше… э-э… ну, пусть будет «Дома-2».

 

Давеча Анна Жучкова учила меня уму-разуму: мол, у Козловой сплошь и рядом метафоры, вот и нечего тебе, дураку, достоверности требовать. Ладно, грибы и ягоды в мае можно простить – лес, как-никак, заколдованный. Но к какому виду тропов отнести новые редакции УК, УПК и мутанта-дятлопопугая – к метонимиям? к гиперболам?..

 

Окончательно книжку гробит идиостиль на грани идиотизма «градус выдохся», «самая роковая ошибка», «приходят, держась за руки, мораль и нравственность»… Учиться, учиться и учиться: градус не выдыхается, он снижается, относительные прилагательные не имеют степеней сравнения, а «мораль» и «нравственность» в словарях Абрамова и Александровой значатся синонимами.

 

Однако у публики есть стимул добраться до последних страниц. Авторесса по доброте душевной всегда одаривала терпеливого читателя афоризмом фейсбучной чеканки: «Жизнь есть радость, а Бог – любовь»; «Жизнь стоит прожить». И на сей раз не обошлось без бонуса: «Ужас – снаружи, а вот спасение – всегда внутри». Во-он оно что. А мужики-то не знают. На самом деле идея этой кафки вполне маяковская: белый ест ананас спелый. Проповедь насчет спасения внутри – это вам, лоховня. А контракт с Bayerische Motoren Werke AG – гражданке Козловой А.Ю.

 

В интервью «Афише Daily» А.К. объявила: «Я женщина тактичная и сострадательная, берегу людей от того, что на самом деле думаю». Анна Юрьевна, долг платежом красен: тоже не скажу, что на самом деле о вас думаю.