Владимир Коваленко "Из-под ногтей"

 

#imhoch #книги #коваленко

"Могу сказать точно когда, ведь это было на День Довлатова второго сентября. Именно там, на улице Рубинштейна, после того, как мы крепко накурились и исписали пару стен граффити, в помойке Дима Прытков нашел чемодан. Дима очень странный тип, поэтому чемодан ему очень понравился. Кроме старых фотографий, ненужного тряпья и каких-то писем, я нашел эти листы. Материалы были аккуратно сшиты синими нитками. Сама картонная обложка сгнила, но листы остались нетронутыми. Систематизировать их хоть как-то было трудно: некоторых страниц явно не хватает, где-то страницы порваны, некоторые листы непонятно, куда относятся"

 

 

 

 

Компания молодых людей шляется по Питеру и подбирает на свалке выброшенный чемодан, в котором лежат протоколы допроса.

Читала книгу молодого писателя Владимира Коваленко с удовольствием. Местами там находятся замечательные сцены и описания. 

"Отец, сейчас, когда мы оба не говорим, сейчас, когда говорить не к месту, именно сейчас рождается сыновняя исповедь, то, что не принято произносить вслух, потому что считается проявлением слабости, потому что кажется чем-то само собой разумеющимся, а потом бывает поздно. Именно сейчас, когда я не буду говорить, именно сейчас ты все поймешь без слов. Я вижу это по твоим глазам, отец, по твоим морщинам. Слушай меня отец, выслушай меня без слов, потому что верю я, ты слышишь. Сейчас ты почти отвернулся от меня, ты смотришь на восходящее солнце, которое поднимается из-за острого силуэта темного леса. Ты почти отвернулся, но все равно, я чувствую твое присутствие в каждом твоем, в каждом моем жесте. Сколько твоих привычек, пристрастий, мыслей во мне? Сколько ты дал мне способностей, навыков, умений? Где я могу проложить границу между нами и есть ли она вообще?

Могут ли родители отделить своего ребенка от себя? Насколько больно отделять своего ребенка от себя? Насколько больно отдать в этот бурлящий поток мира не только силы, время, старания, средства, но и часть самих себя? Насколько больно вырвать из груди кровавый кусок своего естества и отпустить его в волны мироздания, глядя, как они уродуют твое? Смотреть, как детище меняется и ничего с этим сделать невозможно, смотреть, как оно страдает, как оно радуется. Как оно разрушает себя и создает заново, теряя привычные черты. Плакал ли ты из-за меня, отец? Матери плачут над детьми, плакал ли ты? Сколько волос поседело у тебя из-за меня? Сколько морщин образовалось?"

 

Протоколы допроса, найденные в чемодане перемежаются вставками размышлений автора, картинка его жизни и мыслей накладывается на постепенно открывающуюся нам историю уголовного дела, которое расследует некий Майор из старых бумаг.

 

По бумагам Майор задержал и допрашивает молодого человека, который создал и вел экстремистский телеграмм-канал, подстрекающий людей к убийствам, хотя сам допрашиваемый это отрицает. Ведь он просто описывал свои движения души, и не хотел ничего дурного.

 

Задержанный описывает одинокую жизнь на окраине города, в пустой квартире многоэтажного дома, где раньше жила его девушка с серыми глазами, рыжими волосами и белой шеей, а после того, как они расстались, живут его приятели, время от времени то исчезающие, то появляющиеся вновь. Существование этих самых приятелей, словно подчеркивает неприкаянность главного героя, условного главного героя, который слегка зыбок и переходит из уст рассказчика, нашедшего чемодан, в автора телеграмм-канала и далее, в фигуру Майора, олицетворяющую собой силу, власть и здравый рассудок.

 

Майор: - та самая Виктория. Когда вы видели её в последний раз?

- Откуда вы знаете её имя?

Майор: - а вы не помните сами?

- что я должен помнить?

Майор: так и запишем. Отвечайте на вопрос.

 

 

Девушка вроде бы любила парня, но как-то все не задалось, дальше будет понятно почему, а пока читаем: 

 

"Март не был мартом, Март был смесью позднего Достоевского, самой искренней исповедью и январским сном разума, когда все засыпает и отторгается от мира, выносится на периферию и утопает в сплошном межсезонье, межвременье, кашице из сена, навоза и редких вкраплений снега.

Ты куришь и смотришь мне в глаза. В каждой твоей затяжке, каждом вдохе, в каждом вдохе слышится отчетливое "я люблю тебя, кретин". Оно кричит, оно вырывается наружу, оно хлещет по мостовым, разносится вокруг, как сирена. Все люди вокруг, они видят. они замечают, ято ты кричишь, в своем молчании, в тишине, когда оба молчат. Самый громкий крик. 

Так удивительно, как люди, способные ссориться на ровном месте, потом опять сходятся, но сойдясь, готовы снова поссориться, разбив все привычное опять на осколки. 

Каждая ссора- ссора с самим собой."

 

 

Постепенно аппликация из картинок, мыслей, чувств и стремительно несущихся за окном веток деревьев, становится все более мрачной, темной, тем не менее, красивой своей особенной красотой безумия.

Главный герой, страдающий от разрыва с любимой, рассказывает Майору, как ехал в поезде, и видел странных людей.

 

"За окном тоже не было ничего видно, а на меня несся человек. его голова была немного ногой: изо лба торчала пятка, на которой маленькие пальчики, как будто детские, что-то кричали своими маленькими зубастыми ротиками. Кричали с пронзительностью обиженной рыночной старушки, с остервенением разбившего бутылку пьянчуги......

Дверь в конце коридора открылась, из нее появилась огромная волосатая, облезлая и старая паучья лапа, потом еще одна, и так постепенно в коридоре показалась проводница. Ее восьмилапое тело горделиво поплелось в мою сторону, она двинулась по коридору дальше к туалету, где все так же визжала электробритва. 

- Откройте, мы входим в санитарную зону, - кричала проводница.....

Проводница открыла дверь. Внутри был человек, держащий обеими руками электробритву. Он медленно, но верно выбривал себе грудь. На его теле была огромная  рана, оставленная крошечными лезвиями бритвы. Все вокруг было в крови и кусках содранной кожи."

 

В итоге, подозреваемый признается, что убил девушку и забрал с собой ее сердце, ведь так оно всегда будет принадлежать ему. И вот, он достает из-под ногтей всю эту грязь, "в которой еще остались частички ее крови, кусочки ее сердца. Которое я достал. Вытащил. Оно было моим."

 

 

Владимир Коваленко - молодой автор, петербургский писатель, не просто писатель, а писатель -постмодернист, что отразилось в том числе на оформлении книги.

Не могу сказать, что коллаж из вкраплений текста, обрывков мыслей, фотограий, рисунков и разных шрифтов помогал его осмыслению, скорее это выглядит как игра, которой забавляется автор.

Но, как минимум, игра не мешает насладиться живым, очень метафоричным, заставляющим порефлексировать, языком, темами города, одиночества, оставленности, любви и боли, урбанистическими картинами и психотическим бредом главного героя. 

Радует, что есть молодые авторы, которые так замечательно пишут, надеюсь, Владимир наберется жизненного опыта, и выдаст что-то еще более объемное, захватывающее и интересное