Оседлавшие современность

#сергей_морозов #имхоч #актуальные_романы #большая_литература

 

Что такое современность?

Сколько разговоров минуло, а очевидно одно – «Да кто ее знает…»

Но от литературы ее требуют и требуют.

 

Что ж, раз есть спрос, будет и предложение. У нас же не Госплан, а, вроде как, рынок. Мы – гибкие. Мы реагируем на требования общественности. Пусть мы не знаем, как и о чем писать, но разве это важно?

 

Суть работы с потребителем, тем более с потребителем текста, заключается не в том, чтобы дать ему то, что он хочет, а в том, чтобы убедить его, что он получил желаемое. Всего и делов-то – сменить декорации. А дальше уже девочки из пиара, бородатые дяденьки из жюри премий и уважаемые непонятно кем тетеньки-критикессы убедят всех: литература зажила днем сегодняшним.

 

Недавно еще стоял в прозе картонный 1937-ой год, царили времена Ивана Грозного и мысленные волки носились по полям. А тут враз все переменилось: застрадали разом изнасилованные современные женщины, на повестке дня феминизм, булинг и абьюз, зашевелились гомосексуалисты, мигранты, больные СПИДом и пиарщики.

Имитационную «историческую» прозу сменила не менее имитационная «современная». Наступила эра «актуального романа».

 

Ну а кто у нас главный специалист по современности? Конечно, журналист. Ведь он не только все о ней знает (ха-ха!), но и творит ее посредством клавиатуры. Журналисту проще всего перейти к этому самому актуальному роману. Даже перенастраиваться не придется. Ведь теперь что в газете, что в куплете – все едино: вымысел и сплошная «творимая легенда».

 

Оттого из четырех книжек, вышедших в серии Шубиной, три выдали на-гора работники средств массовой информации: Идиатуллин, Савельев, Захаров. Наступила эпоха российского прозаического «журнализдма», жестокого и беспощадного.

 

Из всей троицы Савельев и Захаров выглядят посовременнее.

Ну что там Идиатуллин смог предложить такого?

Мусорная свалка, абстрактная загибающаяся российская Пердяевка. А на их фоне совершенно нереальная, фантастическая политическая движуха (за что, видимо, и номинация на фантастическую «АБС-премию»). В остальном, обычный мыло-роман с замахом на сериал по российскому телевидению.

 

Современность же, как Восток – дело тонкое. Мало просто писать о ней. Следует делать это по-современному. Мало рассказать о мусоре и политической активности в соцсетях, или дать картинки с выставки, как четвертый «актуальщик» шубинской редакции Сенчин. Требуется передать, так сказать, пульс, биение современности, не забыть про этот, как его, язык.

 

Захаров с Савельевым в этом плане расстарались. Захаров больше, Савельев меньше.

Открываешь «Среднюю Эдду». И на тебе – триста с лишком страниц словесных ужимок. Впечатление такое, будто перед тобой все время елозят попкой, а не формулируют законченную мысль, как учили в школе:

 

Канторович довольно заухал. У него это выходило довольно жутко, как если бы огромная голова оказалась полой, и в ней внезапно стали скакать шарики. В этот момент Кате показалось, что нелепое тело Канторовича – вовсе никакое не тело, а наверняка манекен, протез. Ничего кроме головы, нет. Пришельцы с упавшего корабля даже не очень стараются маскироваться.

 

Настя сказала: они хотят нас всех убить, ты что, не понимаешь? Тебя, меня, Ольку, всех! Или они, или мы, сказала она. И я бросился убеждать, что конечно мы, потому что мы – это она. А я очень хотел чтобы, была она.

 

Почему у меня так никогда не выходило? Ну, почти никогда. Тогда, в твой приезд разве – и то будто сквозь мерцание. Но вот сейчас – вовсе же ерунда. Все это осень и склонность к депрессии. Мы все в этом городе к ней склонны. А она к нам.

 

Савельев поступил проще. Не стал напрягаться. Схалтурил. Припал к традиции. Открыл «Заводной апельсин» Берджеса и, не долго думая, сделал наоборот - поменял русское на английское, рассыпав по роману басурманские слова:

 

Fuck, omg, outfit, some shit going и т.д.

 

В остальном – серый суконный строй предложений, в которых стремится выглядеть молодежно. Однако когда тебе скоро получать «Антоновку 40+», молодым быть нелегко.

Основной критерий современности обоих романов – гиперактивность.

«Что-то происходит», «они там что-то затевают».

 

Такой привычный уже дорогим россиянам саспенс – не разберешь ни что, ни кто. Однако имеется некая видимость жизнедеятельности, бурление, движуха. Ощущение постоянной, неумолимо приближающейся катастрофы: не то нового Фороса, не то Конституции. Вечно актуальная «Операция «Преемник». Перманентное, с 2011 года еще, противостояние: хмурые молодые люди с айфонами против теток с избиралки и безымянных вершителей судеб, стоящих за ними («они»). Люди с айфонами и аккаунтами прогрессивны, остальные… да они и не люди вовсе, их распечатали на 3-D принтере в Администрации.

 

Типичный медийный подход – тебя все время держат в повышенном тонусе, а по какой причине – не разберешь. «Мы находимся в самом эпицентре событий. Оставайтесь с нами». Остались на триста страниц. Ничего не случилось.

 

Пока читаешь, как кто-то подсиживает кого-то, и где-то против кого-то собираются медийные тучи, возникают и чисто литературные ассоциации, ощущение, что такого рода «современное» уже ранее встречалось. Прям в таком виде: интриги, схватка бульдогов под ковром, наше будущее под угрозой. Приглядываешься, и проступают фамильные черты. Ба, это ж читано и премировано как современное и актуальное два десятка лет назад: «Господин Гексоген», сочинение Александра Проханова.

 

Перенесшись в былое, делаешь еще одно открытие: «актуальные романы» – новое дыхание легендарной офисной прозы. Новые похождения рекламщика, правда, реклама нынче политическая, а не коммерческая. Дети Рублевки – неактуально. Бери выше – Барвиха, Оксбридж.

Мы стали еще более лучше одеваться.

 

Чем славилась некогда бульварная литература? Авантюризм, рассказ из жизни разных всяких там князьев да графинов, баранов и баранесс. И вот опять: в центре внимания сливки общества – журналисты, пиарщики, золотая молодежь. Слава Богу, просвещенная и осветленная Галина Юзефович все объяснила – низы поднялись наверх.

Oh shit, как говорит Игорь Савельев.

Вот для них и литература.

Литература о глистах, написанная для глистов и глистами же.

 

Вся Москоу состоит из журналистов, пиарщиков, гражданских активистов, агентов ФСО и прочих работников правоохранительных органов, навезенных из Тмутаракани (это уже представители народа).

 

Есть и новое веяние – «образ гея в российской литературе» в исполнении Игоря Савельева (Захаров до такого не дорос – гражданских активистов много, а геи и лесбиянки отсутствуют). Главный герой романа Савельева «Как тебе такое, Iron Mask?» не только сын oligarch'а, практически второго лица в государстве.

 

Увы, тут у Савельева не все задалось. Скажем так, не Холлингхерст. Читая откровения Алекса, пребывающего более половины книги в закрытом помещении, с трудом веришь в то, что у него скрипит «потертое очко». Но большой достоверности, наверное, и не надо. У нас же русская литература, мы же не пиндосы. Главное призвать милость к падшим по заветам классики, донести до гомофобов России: знаете, есть такие люди - геи. Им необязательно нужен гей-клуб или гей-парад. Это предубеждение, гомофобия. «Мы предпочитаем ходить в галереи, в театры…»

 

В целом же из романа Савельева ясно – Россия отстала от Запада и тут, в том числе по гей-клубам. Не тот размах, не та культура. Остается поверить знатоку на слово.

 

Ну да ладно, не будем мелочиться. Герои в обоих романах не главное.

В «Средней Эдде» Захарова их столько, что всех и не упомнишь, да и сразу не разберешь, чем Дима отличается от Саши или Ильюши.

За всеми авторскими петляниями и у Савельева, и у Захарова старый вопрос, тухлятина 90-х годов: «Что же будет с Родиной и с нами?».

 

Хотя почему старый? Акценты-то расставлены по-новому. Про то, что будет «с нами» гораздо интереснее. А страна… Да какая тут страна, когда у Савельева герой, приехавший к папке-толстосуму, прикован к охраняемому помещению, а у Захарова свора пиарщиков и прочих «белых людей» перемещается из кабинета шефа на встречу с избирателями (одна из линий – это такой литературный «День выборов», что конечно, тоже очень ново) и далее на ток-шоу. Страна – это унылый пейзаж за окном машины, следующей к телестудии или редакции. У Идиатуллина почти та же мысль: родины приходят и уходят, а квартиры остаются, они – величина постоянная.

 

«Мы живем в эпоху постмодерна». На этот «свежий» тезис Савельев потратил в своем романе аж две имитационные статьи. Боже мой, да форумные вояки по тысячному кругу прошлись по этой мудрости веков.

 

Захаров: «Оппозиция-то ненастоящая». А то мы не знаем. На всех заборах написано. Да и не слепые. Литературно тут со времен «Зияющих высот» Александра Зиновьева - ничего нового. Скучно, вот и принялись играть в движуху, чтоб административный состав не тучнел. «Зарница» для председателя.

 

Все это известно, а более того, старо. Стало таким даже с точки зрения повестки. В свете ситуации с короновирусом и полного падения социальной и даже псевдополитической активности оба романа выглядят неадекватными и несовременными. Один полгода спустя, другой в момент публикации. «В Багдаде все спокойно, все болеют».

 

Предугадать такой исход было несложно. Перед нами картинки и анекдоты. Из этих «книг» изъяты люди, характеры. А они как раз более постоянная величина, чем ситуация или событие. Мы, может быть, и течем, но не до такой же степени.

 

Но я уверен, такое, про виртуальный шум в высоких кабинетах, будет выходить и далее. Это вопрос идеологии, а не эстетики. Вопрос естественного, присущего «лучшим современным авторам» мировоззрения. «Лучшее издание», «лучшее издательство», «лучшие люди», блат и дружба. Это их современность, их актуальность. Они ухватили литературного Бога за бороду. «Жизнь удалась».

 

Ребята не просто хотят убедить нас, что распространяемая ими деза и шиза (теперь и в вашем любимом издательстве) – есть нечто реальное и актуальное. Они делают заявку на то, что это единственно возможная современность и актуальность. Альтернативы ей нет.

«Нет разницы, кто настоящий, если все продолжается».

 

Что ж, пора поломать этим людям малину и посмотреть, может вопрос о настоящем, станет все-таки современным и актуальным.