Любовь, дети, это не вздохи на скамейке.

Наше поколение росло с лозунгом «Миром правит любовь!». Поэтому мы любили везде, где придется, но, главным образом, в кустах. Гостиницы были не для любви, туда только с женой пускали. И правильно делали – нечего развратничать, да и куда бы командировочных селили. А я по роду своей службы в командировки часто мотался. Особенно в Одессу. Нравился мне этот город моряков и прочих капитанов дальнего плаванья, успевших перед походом совершить такую глупость, как женитьба. Выйдешь на одесский пляж в нейлоновых плавках и сразу почувствуешь ауру любви, окружающую нагретые южным солнцем, слегка подпотевшие женские тела в изобилии раскиданные у кромки ласкового моря. Сколько разных бедер, сколько развесистых грудей, а попы, попы... Как сказал поэт: «Да, были попы в наше время, не то, что нынешнее племя. Богатыри, не вы.» И все эти атрибуты страсти без пользы валяются на песке, а их владелицы с тоской высматривают не появился ли на горизонте, наконец, этот долбанный теплоход с мужем.

Это сейчас сделать первый робкий шаг навстречу любви легко. Всякие там спец сайты, тиндеры-шминдеры, позволяют вам преодолеть природную застенчивость или косноязычность, а в наше время рассчитывать можно было только на личную харизму. Приходилось с женщиной разговаривать. Да, представьте себе, покорять своим языком. Он тогда у нас для этого служил. Это после Перестройки мы узнали о его других замечательных способностях. Уболтал я одну чувиху погулять вечером в приморском парке. Походили мы по аллеям, распили под пальмой бутылочку «Солнцедара». Я ее осторожно в шею поцеловал. Вижу, что она не возражает, стал осыпать поцелуями все ее места не прикрытые платьем. Она вся дрожит и шепчет:
- Не могу больше. Возьми меня. У меня секса полгода не было.
И увлекает меня в глубину парка. Выбрали мы в спешке какую-то мимозу и она, сгорая от желания, бухнулась на спину подле нее. И тут сразу так завоняло.
- Что это? – испуганно спросил я, подозревая то, что «Солнцедар» из винного магазина оказался неприемлемым для ее нежного желудка. Может прокис.
- Кажется я легла на коровью лепешку. Не обращай внимания на такие мелочи, входи в меня побыстрее, - стонет она.
Легко сказать «входи»! Во-первых, откуда в городском парке коровам взяться? А если не корова, то, скорее всего, человек, что гораздо хуже. В случае коровы, ты имеешь дело с удобрением, с природой, а с человеком – это, вообще, дощатая будка какая-то. С дыркой посредине, в которую кто-то не попал. Грязь и стыд. Как она может продолжать в таких нечеловеческих, вернее, в таких слишком человеческих условиях? Это уже супер натурализм какой-то. Такого даже у Золя, которым мы увлекались в детстве, не было. Чувствую я, что не смогу удовлетворить ее из-за неполной эрекции, случившейся из-за ее поведения. Говорю:
- Может подождем? Пообвыкнем?
Она не отвечает, только елозит задом по земле и отвратный запах еще сильнее распространяет.
Делать нечего, перед дамой неудобно. Сам завлек, а сам... Зажал нос двумя пальцами, опустился на ее тело и только приспустил штаны, как в мой голый зад ударил луч фонаря и строгий голос произнес:
- Гражданин, что вы себе позволяете в общественном месте. Тут же дети!
Я сразу не понял о каких детях идет речь. Мои с женой дома за много километров отсюда, а на улице два часа ночи, откуда дети так поздно?
- Встаньте и оправьтесь!
Над моей жопой склонился милиционер с фонариком в руках. На его погонах я разглядел три лычка. За его спиной стояли двое в штатском с красными повязками на рукавах – дружинники.
- Ваши документы, - потребовал сержант. – Без документов запрещено.
Я не стал вступать в дебаты и выяснять, будет ли разрешено, если я покажу документы, лишь сказал:
- У меня паспорт в гостинице неподалеку, разрешите принеси.
- Разрешаю, - почему-то сразу согласился сержант.
Через двадцать минут я запыхавшийся с паспортом был на месте. Конечно, я мог сделать ноги, тем более, что мне было жутко стыдно перед законом за даму в говне, но что это была бы за любовь. Да и моя подруга знала, где я остановился, навела бы, могли на работу сообщить, на партсобрание вызвать, жене рассказать...

Сержант лишь небрежно взглянул на первую страницу паспорта, улыбнулся как-то криво и удалился вместе с подручными. А за ними мы и с моей женщиной быстро ретировались, в разные стороны. Больше я ее не видел, но через месяц она мне позвонила и рассказала, что ее муж, служивший штурманом на каком-то большом судне, вернулся из плаванья и схватил на ней трипак. Оказалось, что пока я бегал за паспортом сержант и дружинники ее поимели. От них она и заразилась. Лечить ее не хотели до тех пор, пока она не назвала всех с кем еблась. А по имени она знала только меня. Теперь муж может узнать мою долготу и широту и приехать стыдить меня своим служебным кортиком. Она видела, как он его точил.

«Ах ты ж, сучка. Всех в дерьме вываляла», - разгневался я вначале, но затем подумал, а может она не так уж виновата. Говно – случайность, даже порядочная женщина, если в темноте на траву ляжет, может оказаться в фекалиях. И то что троим дала, так и в этом часть моей вины есть: подготовил я ее к этому, распалил, как Грушеньку распалили у Достоевского, да может она от страха дала. Пригрозили ей. Но больше всего меня крутило и коробило от поступка милиционера. Он же наших жен и дочерей защищать должен, а не совать им в промежность свой гонорейный хуй.
Ну вот, дети, и звонок. Моя лекция на тему «Любовь и русская литература» закончена. Я вам об этом деле из первых рук рассказал. Вы в пятом классе и у вас у всех уже, наверное, стоит и зудит, как у нас в десятом. Да я знаю, что вам было очень интересно. Не надо благодарить, это мой долг – просвещать. Я полагаю, что вы много полезного почерпнули из моего рассказа. Мальчики, не ебитесь в парке по ночам, девочки, не давайте милиционерам. Ну это ничего, что вы не в пятом. Старше, наверное. Запоздалое развитие, понимаю. Ах, вы, вообще, в первом?! А пятый дальше по коридору? Вот, блядь, идиоты в этом отделе образования. Куда направили? Это как вместо пизды, хуем в жопу попал. Просто стыдно за них.