Беспокойный пассажир (на конкурс)

Ежели это байка, то рука сама так и тянется настучать на клавиатуре компьютера: «Давно это было...». Но это не сказка, а самая что ни на есть настоящая быль. Однако сказочный зачин оставим.

Давно это было, лет тридцать тому назад. Учился я тогда в университете столицы Западного Урала, городе-миллионнике. Юридический факультет, третий курс. Учился не то, чтобы на отлично, и не так, чтобы спустя рукава. Таких студентов преподаватели называют крепкими середнячками и считают, что крепкие середнячки могут достичь большего, если только перестанут лениться. Кажется, преподаватели не догадывались, что крепких середнячков их положение вполне устраивало и они совершенно не желали быть в числе передовых. Главное — по результатам сессий им выплачивали стипендии. Сорок рублей вместо сорока пяти. Сорок пять рублей получали отличники и крепкие хорошисты, не имеющие троек. Стоили ли те пять рублей, доплачиваемых сверх обычной студенческой стипендии, затраченных на их получение усилий? «Однозначно, нет», — считал я и, вполне возможно, был неправ. Почему неправ? Потому что мне нравилось получать стипендию и не нравилось учиться на юридическом. Я хотел стать историком, однако проклятое стечение обстоятельств заставило меня пойти на правоведение. «Стечение обстоятельств» заключалось в том, что я не сдал экзамены, поступая по целевому набору от министерства, и согласился на шестимесячные подготовительные курсы с последующим зачислением на юридический факультет университета. Если, конечно, по истечении полугодового обучения сумею не завалить выпускные и одновременно приёмные экзамены на юридический факультет.

Как говорят в рекламе: «Папа может!» Я поступил и доучился до третьего курса, понимая, что совершил ошибку, становящуюся с каждым курсом всё более и более фатальной. Может быть, поэтому, при любом удобном случае — праздники ли, выходные ли, а тем более каникулы, — я садился в поезд и уезжал домой. Сутки, с двумя пересадками, туда и сутки обратно. Берёшь билет на любой проходящий поезд — утренний, дневной, вечерний, ночной — и вперёд!

В тот раз я посчитал, что мне невероятно повезло. Плацкартный вагон оказался пустым. То есть абсолютно пустой вагон, в котором нет никого, кроме двух проводниц, одна из которых, выйдя в коридор, взяла у меня билет, сказала: «Садитесь, куда вам нравится», — и зашла обратно в купе, закрыв за собой дверь. Я не спеша прошёлся по всему вагону и вернулся к своему месту, здраво рассудив, что тут ничуть не хуже, чем двумя пассажирскими купе ближе к центру вагона. Как оказалось позже, зря я считал своё рассуждение здравым. Надо было немедленно воспользоваться предложением проводницы и сесть насколько можно дальше, где-нибудь рядом с туалетом. Однакож, увы. Русский человек задним умом крепок, в том смысле, что: «Кабы знал, где упасть, непременно соломки бы подостлал».

Буквально за несколько секунд до отправления поезда в купе напротив меня сел худой невысокий парень. Одет он был в синий спортивный костюм с гордой надписью на левой стороне куртки «Adidas» и поношенные грязные кроссовки. Волосы его были коротко острижены. Из вещей у парня была тощая спортивная сумка. Он закинул сумку на верхнюю полку, плюхнулся на сиденье, нагловато мне ухмыльнулся и произнёс: «Здорово, земеля».

Я молча кивнул головой в ответ. Парень, с моей точки зрения, был настолько подозрительным, что сразу стало понятно — тихой поездки не случится. В этот момент я снова подумал о том, чтобы пересесть, однако взыгравшая гордость не позволила мне это сделать.

Проводница забрала у парня билеты и он мгновенно испарился из вагона. Женщина посмотрела ему вслед и, ни к кому конкретно не обращаясь, негромко высказала своё мнение о новом пассажире: «Гнилой человечек. Проблем с ним не оберёмся».

В своём прогнозе проводница не ошиблась. Через несколько минут парень вернулся и в руках у него был транзисторный приёмник. Транзистор исчез в сумке, а парень, немного посидев, снова покинул вагон. Отсутствовал он минут десять, а вернувшись, нёс в руках джинсовую куртку. Куртка была засунута в сумку, которая уже не выглядела такой безнадёжно тощей. Оборотливый пассажир, не задерживаясь, опять ушёл. Здесь я начал догадываться, кем был парень, но, к стыду своему, не обратился к проводницам, чтобы сообщить им о своих подозрениях. Ведь я не хотел ничего, кроме того, чтобы доехать до нужной станции, пересесть на другой поезд и поехать дальше — домой. Малодушное решение, признаюсь. Не вмешивайся, отойди в сторонку, без тебя сообразят, а что я мог сделать. Ну, хотя бы сказать проводницам.

Вместо этого, я вышел в тамбур, решив пережидать развитие событий подальше от их эпицентра. Интуитивно я понимал, что ничем хорошим эта ситуация не кончится.

Так и получилось.

Когда я вернулся в вагон, проводницы стояли в коридоре и смотрели на лужу темной жидкости, растёкшейся на полу. Остро пахло железом. Я не сразу сообразил, чем была разлитая жидкость. Кровь. Довольно много крови.

Со слов проводницы, парень оказался вором. Он крал вещи, причём вполне изобретательно, надо признать, пока не стащил нечто у двух серьёзных мужиков, которые не наплевали на пропажу, каким-то образом вычислили злодея, нашли и его, и всё, украденное им. Выяснение отношений, судя по всему, было негромким, но темпераментным. Парень, видимо, сопротивлялся и в какой-то момент его пырнули ножом, после чего мужики попросту сбежали.

Проводницы благоразумно отсиделись в купе, выйдя же, моментально вызвали милиционеров, милиционеры нашли врача, парня перевязали и унесли. Задержали ли мужиков, или нет, проводницы не знали. Кроме того, на узловой станции нас ждал оперуполномоченный из линейного отдела, которому надо было меня опросить.

- Я же ничего не видел.

- Неважно, - ответила проводница, - вас просили ждать у вагона.

- Хорошо, - сказал я, - подожду.

Впрочем, ожидать оперуполномоченного долго не пришлось. Едва я спустился по лесенке и ступил ногами на перрон, ко мне тотчас подошёл невысокий худощавый мужчина.

- Вы свидетель? - спросил он.

- Скорее, наоборот. Я сидел напротив этого парня, однако что там происходило, когда и как его порезали — не видел.

- Ничего, разберёмся. Вы, случайно не голодны? Пройдёмте в буфет. Не успел пообедать.

Мы устроились за круглым столиком у стенки. Оперуполномоченный, положив на столешницу кожаную папку, открыл «молнию», вытащил бланк протокола.

Я достал паспорт и, пока оперуполномоченный заполнял шапку документа, размышлял о том, что буду говорить. Правда была незатейливой — скрывать нечего — я смалодушничал, и поэтому тихо ненавидел себя, вора-неудачника, порезавших его мужиков, проводниц и кассиршу, продавшую билет в этот злосчастный вагон.

Оперуполномоченный отдал мне паспорт и я, тщательно подбирая слова, рассказал ему обо всем, что видел, стараясь быть как можно более убедительным. Собственно, я ни в чём не погрешил против истины, однако чувствовал почему-то себя записным лгуном. Оперативник аккуратно записал мои показания, дал прочитать и я, внизу протокола собственноручно вывел: «С моих слов записано верно, исправлений и дополнений не имею», а затем расписался. Оперативник убрал бумагу в папку, сходил к прилавку, купил стакан кофе с заварной булочкой, вернулся и молча принялся есть. Я сидел напротив него, глядя как он есть.

- А что с этим, которого порезали? - спросил я.

- Состояние тяжёлое, сказал оперативник, - потерял много крови, но врачи говорят, что выживет. Тех, кто его пырнул, взяли. Вот так-то, ехали мужики отдохнуть, а приехали в СИЗО.

Оперативник доел булочку и допил кофе, вытер рот салфеткой.

- Куда ты сейчас?

- Останусь на вокзале, - сказал я, - у меня поезд через четыре часа.

- Счастливо доехать, - сказал оперуполномоченный, забирая со стола папку.

Я попрощался с ним и не спеша пошёл к лестнице. На втором этаже вокзала размещались билетные кассы.