На конкурс: мой Испанский стыд

— Ал!

Нет ответа.

— Алекс!

Нет ответа. Чувствую себя тетей из Тома Сойера, выключаю воду,  на случай, если не слышно из-за шума, и кричу опять: 

— Александр! Ты помнишь, что сегодня гости?    

Из комнаты доносится какой-то шум, и я закатываю глаза. Ничего существенного не планируется: просто решили встретиться с друзьями, давно не виделись, хочется поболтать, а брат сказал, что принесет что-то выпить. Тем не менее, в голове сурово звучит мамин голос: Вот тут пыль. Там не убрано. Почему стол без скатерти. Торможу на середине мысли и хмурюсь. Это звучит больше как бабушка. Тихо ругаюсь, потому что к такой двусторонней атаке я готова не была, и бегу обратно на кухню.

Надо было соглашаться на пиццу. Заказали бы пиццу, и все нормально было бы. Но нет, я решила побыть героем и сказала, что испеку пироги. Возражений не было ни от кого -  все любят мои пироги. Невольно улыбаюсь при этой мысли, и тут же спотыкаюсь о валяющийся в коридоре пакет – он черный, с выключенным светом не видно.

— Ал, я же просила!..

Из комнаты продолжает доноситься какой-то шум, и, после секундного раздумья, я решаю, что оно того не стоит. Занят и занят. Я тоже занята. Только я вот занята чем-то важным, а он даже не может…Ладно. Поднимаю пакет, специально громко шурша при этом, и делаю последние шаги до кухни. С удовольствием отмечаю, что в комнате на пару мгновений затихло. Может, наконец-то поймет… А то приходят люди, а у нас тут все валяется…

Кидаю взгляд на часы, делаю глубокий вдох. Время есть. Мне надо сделать два пирога, потом подмести, если успею пропылесосить, будет вообще замечательно…

— Картошечки надо пожарить, — авторитетно заявляет в моей голове бабушка. — Мальчики же придут, они всегда есть хотят, что им твои пироги, на один зубок и все…

— Ванную тоже надо вымыть, — добавляет мама.

— Я же ее вчера мыла…

— Еще раз надо, — дуэт голосов не принимает моих возражений, и мне требуется минута, чтобы напомнить себе, что вообще-то я в доме хозяйка, а не воображаемые родственники в моем подсознании.

Беру тесто (слава богу, разморозилось), достаю муку и слышу грохот из комнаты. Бросаю все и в ужасе бегу на звук.

Сушилка (хорошо, что без одежды, убрала в шкаф полчаса назад) лежит на боку, под ней — Алекс, который умудряется совместить шокированные глаза и невинное выражение лица. Я, разумеется, бросаюсь к нему, чтобы проверить, нет ли серьезных повреждений, причитая на ходу. После быстрого обследования выясняется, что серьезно задета только гордость, о чем мне заявляют в совсем не дружелюбной манере. Алекс поднимается самостоятельно, игнорируя мои руки, и старательно делает вид, что не хромает. Сушилка ставится на место, а я пытаюсь что-то сказать про то, что надо быть осторожнее и вообще, смотреть, куда идешь. Ну нельзя же так, с грацией как у юного бегемота.

— Не бегемот, а слон в посудной лавке, — поправляет воображаемая мама. — Чем тебе бегемоты не угодили.

— Да какая разница, что за зверье, — недовольно встревает бабушка. — Надо было выбирать себе, чтобы под ноги хотя бы смотрел, а теперь-то что. Притащила в дом, вот и мучайся.

Я тяжело вздыхаю и пытаюсь прикинуть, сколько еще надо отложить денег на разговор с психологом: с такой жизнью он мне скоро понадобится. Возвращаюсь на кухню, раскатываю тесто, и (на удивление без приключений) отправляю первый пирог — с мясом, посыпанный сыром, — в духовку. Бросаю взгляд на часы — потеряла полчаса, но пока еще держимся в графике. Судорожно соображаю, что делать дальше.  

— Кар-тош-ка, — подчеркивая каждый слог, командует бабушка. — Мальчики же придут.

— У нее Алекс, зачем ей мальчики, — фыркает мама. — Посуду лучше еще раз перемой. А то мало ли что, неудобно будет.

С грустью думаю, что сейчас больше всего хочется обнять Алекса и спрятаться в нем на ближайшие десять минут. В конце концов, а почему бы и нет. Открываю рот, чтобы позвать любовь последних шести месяцев моей жизни, но отвлекаюсь на телефон: звонит Аська, спрашивает, какое вино брать. Честно отвечаю, что мне уже без разницы.

Она весело смеется, и говорит, чтобы я не переживала, в конце концов, все свои. Смеюсь в ответ и пересекаюсь взглядом с Алексом, проходящим мимо кухни. Он затормаживает, внимательно смотрит на меня, мол, все нормально? Киваю, чувствуя в душе тепло от такой заботы, и тут замечаю на нем комки земли. Видимо, опять с цветами возился. Делаю неопределенный жест рукой — сказать не могу, Аська по-прежнему что-то вещает в трубку, — но то ли он не понимает, то ли действительно все равно. Бессильно наблюдаю, как Ал исчезает из поля зрения, оставляя после себя грязный след. Закрываю глаза, мысленно считаю до пяти, безучастно мычу какое-то согласие в трубку. Интересно, почему в этом доме только я за всех краснею.

— Любовь зла, — мрачно объясняет бабушка, поджимая губы.

— Алекса все любят, — на автомате оправдываюсь, на что получаю ответ от Аськи, которую абсолютно не смущает внезапная тема разговора.

— Конечно, любим. А что он сделал?

— Ничего, — мгновенно занимаю оборонительную позицию. — Все хорошо. Тебе привет от него.

— Ему тоже! Скоро увидимся.

На автомате отмечаю время и начинаю готовить второй пирог — первый уже скоро вынимать. Алекса действительно любят все, независимо от того, что он делает и как себя ведет. С одной стороны, здорово, что мои друзья его так сразу приняли. С другой, я бы конечно хотела, чтобы он тоже себя вел… поприличней что ли. Он не грубиян и не бандит, независимо от того, что там насочиняла себе бабушка, просто часто не фокусируется на том, что делает. Как будто ему совсем все равно, что люди подумают.

Продолжая внутренний монолог, достаю мясной пирог из духовки и отправляю на его место следующий, с картошкой — мой компромисс с голосом бабушки. Она все еще недовольно мотает головой в глубинах памяти, но я все равно горжусь принятым решением. Поворачиваюсь и сталкиваюсь с Алексом (уже умывшимся, слава богу). Он с интересом смотрит на пирог, я с таким же интересом изучаю наушники вокруг его шеи. Мои наушники. Которые я искала все утро. После минутного выяснения отношений, дополненного легким столкновением лбами, извиняющимся взглядом и прощающим поцелуем в лоб, наушники возвращаются ко мне. Алекс соглашается дождаться прихода гостей.  

Я ставлю таймер. иду подметать пол, сначала на кухне, потом перемещаюсь в коридор, уделяя особое внимание тянувшейся дорожке земли. Мама и бабушка в моей голове ведут себя на удивление тихо, что с одной стороны радует, с другой — немного беспокоит, эдакое затишье перед бурей. На всякий случай мою пол в ванной. Убирая тряпку, слышу, как одновременно срабатывают домофон и таймер, и улыбаюсь тому, как все удачно вышло. Щелкаю замком, поворачиваюсь к кухонному проему и замираю.

Посреди кухонного стола, аккуратно придерживая передними лапами край пирога, сидит Алекс и, удовлетворённо мурлыкая, с наслаждением выедает мясную начинку. Почувствовав взгляд, поднимает на меня глаза и задумчиво дергает хвостом. За моей спиной открывается дверь, и я в ужасе оборачиваюсь.

— Сестренк, а что ты такая красная?