"Испанский" лётчик

Мои родители работали на теплоходе: папа – матросом; мама – борт проводницей.

Бортпроводница на работе с раннего утра и до позднего вечера: у одних замок заело в каюте, другим бельё постельное поменять, у третьих лампочка не горит и все претензии к бортпроводнице. Да ещё музыкальный салон не работал, жара, мухи донимают – с этим тоже пассажиры приставали.

В служебной маминой каюте на стене располагался стенд с ключами от всех кают. Один пассажир ключ потерял – к маме идёт – просит запасной. То, другой пассажир разминулся женой и с дочкой – тоже ключ просит.

«Ещё назойливая пассажирка из семнадцатой каюты привязалась, окно, видите ли, у неё в каюте не закрывается. Да ведь, жара, какая. Бывают же такие люди, вредные» – думал я.

– Как же мне надоел этот теплоход, скучно, ну когда уже домой приедем, мам?

– Скоро, скоро сынок, а ты чего с ребятами не играешь? Шёл бы играть, а то видишь мне совсем не до тебя. Только в карты на деньги с практикантами не играй, – приговаривала мать.

– Да меня они вообще не берут в свою компанию.

– Герка! А ну, подь сюды! Не мешайся маме! – кричал мне папа. – Накось учись узлы вязать, пойдём, – говорил он мне и швырял в лицо верёвку толщиной с большой палец с накрученными морскими узлами.

–Не беруть тебя значеца играть Герик робята, ну и шут с ними.

– Не берут, говорил я отцу раздирая в кровь свои пальцы пытаясь развязать узлы. – Димку то взяли, пап, а меня не берут, ему даже ребята практиканты фуражку поносить дали – на полдня, – жаловался я, папе уронив на палубу слезинку.

– Ты чё ревёшь что ли? – спрашивал меня папа и выпускал густой клуб дыма от папиросы.

–Нееет. Это от дыма твоего глаза режет, – отвечал я, чуть всхлипывая, и, утирал глаза рукавом. – Ты говорил, что учиться завязывать узлы, да? А сам мне развязывать даёшь.

– Чтобы завязывать, надо развязывать, научиться, – отвечал отец.

– А Фуражка, она что? Главное, что под, фуражкой! – сказал папа и помог мне распутать верёвку.

– Таааак, чем это вы вахтенный матрос Актьев на вахте занимаетесь? – раздался голос третьего штурмана по прозвищу Штирлец.

Штурмана так прозвали, за то, что он всегда следил за матросами и подкрадывался в самый не подходящий момент.

– Дак, мы это, Иваныч, учимся швартоваться, молодое поколение учим, – говорил Штирлицу папа.

– А ну, марш, драить палубу! Скоро пристань будет. А ты бы Герман всё-таки шёл бы к ребятам, – сказал Штирлец.

Отец пошёл драить палубу, а я отправился на корму – обычна там собирались ребята.

Ребята играли в карты, но увидев меня, отвлеклись от игры.

– Привет, Малёк, – сказал один из них, – будешь на шухере стоять, пока мы в карты играем? Тогда и тебя научим в дурочка играть.

– Я не Малёк, – ответил я.

– Между прочим, у нас у всех звания: Витька – Карась, Петька – Щука, Сашка – Акула, Димка – Пескарь.

– Ладно, постою, если научите, но Мальком не буду.

В ответ ребята засмеялись и вновь увлеклись игрой. А я остался на посту, смотреть на палубу, но вдруг с другой стороны появился Щтирлиц.

– Опять на деньги играете! – закричал он, – Я вот вас всех на берег спишу!

Ребята разошлись. Я остался стоять на посту и зажмурил глаза.

– Не украсть, ни покараулить не можешь, – шепнул мне на ухо кто-то.

Теплоход причалил к тихой пристани. Начинался вечер. Отец с вахтенным матросом дежурили у трапа. Я решил подежурить с ними. Несколько человек  из пассажиров сошли за семячками и за ягодами на дебаркадер.

Вдруг перед самым отбытием теплохода, когда трап убирали на палубу вбежал человек в синей форме. На фуражке у него были золотистые крылышки. В руках у него был чемоданчик – дипломат.

–Ну, успел. Привет речфлоту! – бойко произнёс он и пожал матросам руки и тут же открыл, чемоданчик вытащил две бутылки с яркой этикеткой.

– Держите ребята! Чешское пиво. Подарок от аэрофлота!

Лётчик гражданской авиации Сергей Сергеевич, – представился он. Второй матрос сунул бутылку пива в грудной карман.

– Пап тебе же нельзя, даже пиво! Ты маме обещал! – набросился я на отца. Отец тут же запрятал пиво в ведро, которое висело на пожарном стенде.

– Тише ты! – шикнул на меня папа, а то сейчас Штирлиц появится.

– Здорово юнга, – сказал мне Сергей Сергеевич. – Как звать тебя, юный матрос?

– Германом.

– Ух ты! Как космонавта – Германа Титова.

– Мы Кузнецовы,

– А кто это вы?

– Папа мой – он матрос, а мама бортпроводница. Она самая главная, после капитана.

– Это почему же?

– А потому что у неё ключи от всех, всех кают есть! – с гордостью отрапортовал я лётчику.

– Выходит, ты весь теплоход знаешь?

– Знаю.

– Ну, тогда веди меня сначала к маме за ключами, а потом каюту мою покажешь,– сказал лётчик.

Тут перед нами появился Штирлиц.

– Опачки, а это кто пивком чешским балуется на вахте? – спросил он, и вытащил бутылку пива из пожарного ведра.

– Это специально для вас, товарищ штурман, подарок, так сказать от представителей транспортной отрасли, – сказал лётчик гражданской авиации.

– Спасибо, спасибо, тронут. Для нас большая честь иметь дело с коллегой. А… Почему пиво в ведре?

– Лётная привычка, у нас ведь в самолёте как у космонавтов, каждая веешь должна быть закреплена на случай если воздушная яма, а у вас на теплоходе – качка.

– Вот это по-нашему! Уважаю порядок, вот что значит авиация! – сказал Штирлиц лётчику и дружески похлопал его по плечу.

– А вы что стоите, трап на место, швартовы уберите с палубы, – строго сказал вахтенным матросам Штирлиц. – А вам, товарищ лётчик, я вашу каюту покажу, но сначала ключи надо получить.

– А мне обещал помочь ваш юный коллега, – сказал Сергей Сергеевич и надел на меня свою фуражку с крылышками.

Штирлиц засмеялся и одобрительно махнул рукой. – Это правильно, пойду, дела не ждут, – сказал Штирлиц и ушёл.

 Я был счастлив! Ведь я шагал по теплоходу в настоящей лётчецкой фуражке, с золотыми крылышками.

Я провёл нового пассажира по всем палубам, что бы меня все видели. Знакомые ребята, которые попадались нам на пути,  завистливо смотрели мне вслед, но я делал вид, что не обращаю на них внимания.

– Чего ж ты меня по трём палубам то водил, Сусанин? – весело спросил лётчик, когда оказалось что служебная каюта бортпроводницы, находится на первой палубе.

– Хотел, вам, наш теплоход показать! – с гордостью ответил я, – Ну и пассажиров.

– Что-то все грустные какие-то у вас? И музыкальный салон закрыт?

– Да просто у нас никто на рояле не умеет играть, поэтому капитан закрыть велел.

– А теперь вот у вас есть такой пассажир. Я умею играть на рояле. Знаешь, что Герман, я после ужина подойду к капитану, пусть откроет нам музыкальный салон.

– Вот здорово! Может быть, тогда пассажирам будет весело, и к маме моей не будут приставать со всякими мелочами.

Сергей Сергеевич получил у мамы ключи. Я проводил его до каюты и отдал ему фуражку.

С этого вечера на теплоходе началась другая жизнь. Скука покинула наш корабль.

Капитан доверил лётчику гражданской авиации ключи от музыкального салона. Вечерами, Сергей Сергеевич играл на рояле, пел: романсы, куплеты, играл Баха и Моцарта.

Мальчишек он научил играть в буру, но не на деньги, а на спички с разрешения Штирлица. Он учил нас ножиком вырезать курительные трубки из дерева. Несколько деревянных заготовок у него было с собой.

Однажды в туман он вывел всех ребят на вторую палубу на бак. Баком называется передняя часть судна. И стал показывать, как управлять самолётом, когда летишь в облаках.

Каждый по очереди становился вперёд, брался за ножки перевёрнутого стула и рулил. Представляя себя лётчиком, попавшим в грозовое облако. Он много рассказывал о самолётах. Он рассказывал, что был лётчиком во Вьетнаме, когда служил в армии.

А однажды на зелёной стоянке Сергей Сергеевич совершил подвиг. Одна тётенька, на пляже далеко заплыла и пыталась плыть против течения. Она стаяла на месте и звала на помощь. Люди ей кричали с берега, что бы она развернулась и плыла бы к берегу по течению. Но она была в панике и не понимала, что ей кричат. Тогда Сергей Сергеевич, не раздумывая, скинул с себя китель и нырнул в воду со второй палубы и спас тётеньку.

 Я был горд, тем, что у меня появился такой знакомый. И весь теплоход говорил «спасибо» Сергею Сергеевичу. Вечером, сам капитан спустился в музыкальный салон и перед всеми объявил благодарность Сергею Сергеевичу.

– Как приедем в Астрахань, дам телеграмму о предоставлении вас к награде за спасение утопающего! – торжественно объявил капитан.

А Штиирлиц сказал мне, – Вот видишь Герман, каким нужно быть человеком, что бы иметь право носить настоящую фуражку лётчика гражданской авиации! Таким бесстрашным и смелым как Сергей Сергеевич.

Мне стал немного стыдно, но мой новый старший товарищ сказал, – Пусть с гордостью носит и прославляет труд и подвиг великих лётчиков.

Полюбили его и матросы, за то, что он, не знаю как, доставал в буфете портвейн, хотя как говорил папа: «На теплоходе царил сухой закон».

У него был даже пластилин. Он из него лепил таких интересных солдатиков, гусаров.

Однажды, утром, когда я стоял на корме и ждал ребят, Ко мне подошёл Сергей Сергеевич и предложил научить меня играть в карты, да не напросто так, а на ключи.

– Представь, Герман, ты научишься и всех пацанов обыграешь своих?

– А как это на ключи? – спросил я.

– Ну, на деньги нам играть, нельзя, на спички надоело, а вот на ключи интересней, – сказал он и вытащил красивые, блестящие заготовки ключиков.

– Ух, ты! – удивился я. Это откуда у вас столько ключей?

– Это ключи от самолётов, самые настоящие.

– У меня нету ключей, – грустно сказал я.

– Не переживай Герман, у твоей мамки-то сколько ключей! Возьми несколько штук для игры, только ей ничего не говори, чтобы не беспокоить понапрасну. Пусть это будет наша маленькая тайна. У неё и без этого хватает забот. Только смотри, там у каждого ключика имеется номерок каюты, предлагаю взять вот эти номера, – сказал лётчик и дал мне список на маленькой бумажке.

– Хорошо Сергей Сергеевич, – согласился я и побежал в наш кубрик, что бы незаметно взять ключ от служебной маминой каюты.

Через некоторое время мы играли в карты на ключи. Сначала я у него выиграл, три ключа от самолёта, потом проиграл пять ключей от кают. Потом опять выиграл несколько штук и проиграл все свои ключи. Я готов был заплакать, но Сергей Сергеевич сказал, что настоящие лётчики не плачут, и в знак памяти о нашей игре сделал несколько отпечатков ключей от кают на кусочках пластилина, из которых он лепил нам солдатиков и, подарил мне навсегда, свою лётчецкую фуражку и слепленных солдатиков.

Ключи от кают я повесил на место и смело разгуливал по палубе в форменной фуражке лётчика.

На следующей стоянке, мы пришвартовались к пристани через другой теплоход и от пассажиров узнали, что вечером должна состояться премьера фильма Жестокий романс.

Но телевизор, который стоял в музыкальном салоне не работал.

– Какая-то лампочка перегорела, – говорил радист нашего теплохода.

Тогда Сергей Сергеевич раздобыл нужную деталь на соседнем теплоходе у своего знакомого механика, и, все пассажиры вечером смотрели фильм. Никто не бродил по палубам.

Фильм был, про Волгу, про теплоход, как у нас, про любовь. И главного героя звали Сергеем Сергеевичем.

Фильм закончился поздно. Все разошлись по каютам.

Утром я стоял на второй палубе, в фуражке лётчика, смотрел на волжские просторы, ветерок приятно обдувал меня. Я мечтал. Мечтал, что стану лётчиком как Сергей Сергеевич, таким же сильным, добрым, смелым.

Вдруг я услышал крики.

– Обокрали! Обокрали! – кричала тётенька из семнадцатой каюты.

– Золото! Золото! Обокрали! – кричала другая тётенька.

– Последние деньги украли! – кричал пожилой пассажир.

К ним присоединились ещё несколько человек, которых тоже обокрали.

Я хотел бежать к Сергею Сергеевичу, но тут появился Штирлец. Он, сорвал с меня фуражку и швырнул её за борт. Я оторопел.

– Не позорься Герман! Он вор! Он обокрал пассажиров, когда все смотрели кино, а ночью когда мы отчалили, и находились далеко от берега, он спрыгнул за борт со спасательным кругом. На борту не хватает спасательного круга, да и он хорошо плавает.

Слёзы брызнули у меня. Я не мог в это поверить.

– Нет, нет! – закричал я, – Сергей Сергеевич не вор! Не вор!

– Капитан уже сообщил куда следует, теперь с тобой хочет побеседовать. Там твоя мама плачет ведь ключи от кают в её распоряжении.

И тут меня осенило.

– Я всё расскажу капитану! Мама не виновата! Это я виноват, товарищ Штирлиц, это я играл с ним, на ключи, – сквозь слёзы говорил я и всё рассказал штурману.

А всё-таки мне было стыдно за него. Как, такой умный, добрый, красивый человек мог стать вором? «Хорошо, что эту фуражку выкинули», – думал я и вспомнил слова отца, что главное не фуражка, а что под фуражкой.