«Это я - дедушка»

(Эдуард Лимонов. Старик путешествует. – Москва, издательство «Individuum», 2020.)

#лимонов  #критика #альтерлит #кузьменков #гришин

Читать Эдуарда Лимонова – сомнительное удовольствие. Оно под силу поклонникам.

Сторонний читатель ничего не поймёт, отшатнётся от текста, нашпигованного грубой физиологией, назовёт автора «шизоидным старикашкой»: мерзким, бессовестным, неизящным, задавленным «бытовухой», за деревьями не видящим леса, чёрствым, холодным эгоистом, женоненавистником, духовным слепцом, нравственным идиотом, бездушным истуканом.

Большинство обвинений такого рода предсказуемы и, в целом, несправедливы, наивны. Что может быть слаще для пройдохи, когда его наглую, нелепую, нелогичную выдумку примут за чистую монету? Если перепутают героя и автора, испугаются «волка тряпошного», убегут от хлюпика с тупой пластмассовой заточкой, а хлюпик играл «психического» сорок лет, с удовольствием, открыто?

Иными словами, случайный потребитель продукции Лимонова спотыкается на образе автора – неприятном, отталкивающем, умышленном, шитым белыми нитками, созданным сочинителем в расчёте на скандал и неприятие овечек-ханжей.

Как ни убог повествовательный дар Лимонова, автопортрет остаётся автопортретом. Есть шкала в тесте американских военных психологов – шкала валидности. Недостоверный результат обнаруживает стремление интервьюируемого выглядеть хуже, чем он есть на самом деле – в расчёте получить психологическую помощь, перевод на лёгкую работу, лечение, смену каземата на санаторий или санатория на каземат. И в том, и в другом случае мы имеем дело с обманом. Но это в жизни.

Ненавистники Лимонова-писателя обнаруживают непонимание природы литературы и литературной игры, попадаются на удочку посредственного автора и невольно, совершенно напрасно поднимают ему рейтинг. Обсуждают нравы, привычки русского поэта, сравнивают его с нарциссом и Крошкой Ру.

Он, прилежный, старательный, бескрылый ученик дадаистов двадцатых годов, Энди Уорхола, Сальвадора Дали – скучных манипуляторов и коммерсантов – сделал карьеру, получая лучи добра от разного рода крестьян – от кумушек, посетительниц Харьковской филармонии до Жириновского.

Впрочем, даже наивный потребитель чувствовал, что с прозой Лимонова что-то не так, однако по неумению своему ругал его за генитальную физиологию и скверный нрав. Иногда, как филолог Александр Кузьменков, – за юмористический, ёрнический канцелярит («он ел много хлебобулочных изделий») – то есть снова не по делу (сравним с бытовой речью Максима Горького: «Вот я вам приволок сию книжицу, черти лиловые»).

В последней книге автора фирменное косноязычие также есть, но я уверен, что автор, по своему обыкновению, шутит, дразнит нас:

«Лошадь была загадкой. Спарившись с человеком, они вдвоём покорили мир».

Лимонов ускользает от определений, мерцает. Многословие, неспособность отделить главное от второстепенного, создать героя «по науке», написать условную книгу, беллетристику (belles lettres, изящная словесность), композиционное и стилистическое убожество придавали прозе Лимонова особое очарование.

Новая его книга обнаруживает старые пороки, заостряет их. Она карикатурна, нелепа.

Автор не сумел придать видимость связи случайным впечатлениям, замаскировать газетные ужасы, примитивное бытописание под «роман», как он умел это делать в восьмидесятые годы, не сумел стилизовать дневник, книгу очерков или трёхгрошовую бульварщину. Уже «Книга воды» (2002) казалась схематичной, формальной поделкой меркантильного ээка, мемуары «Старик путешествует» (2020) напоминают хаос бессвязных черновиков. Умение выдавать поролон и кошку за шиншиллу покинуло автора, гений отлетел.

Что осталось? Слова об одиночестве, унижении, старости, похожие на черновики Юрия Олеши и привычные мысли героя книги «Это я – Эдичка» (1976):

«Идёт старушка с палочкой, с жёлтым пакетом и в белом платочке. Никому не нужна».

«Он догадывался, чем он болен, без всяких докторов, чувствовал и имел ощущение, что у него нет дел на этой земле, все дела переделаны».

«Я, что мне несвойственно, прочёл официантке с задницей под фартуком нотацию, сообщив, что огурец в моей водке я не заказывал и что тебя, девочка, разве не обучили нехитрому правилу, что вначале обслуживают самых пожилых клиентов, а потом уже всех остальных».

«Ну да, я бесчувственное бревно, но я хочу таким быть, и таким я себя с удовольствием вижу, бесчувственным».

«Она сказала: «Внутри я та же, что была в тридцать. Но я уже не могу делать тех гадких штучек, которые я выделывала. На мне как бы надет тяжёлый скафандр» Вот и я себя так же чувствую».

«Обычно русские старушки за границей ходят в библиотеку имени Тургенева».

«Актриса была недобрая, и бесчувственная, и неумная. Лизка была пропащая. Настя была неумная и его не ценила. Почему то считала, что он всегда будет с ней. Это потому что неумная. Простая, мордашка простая».

Имя книги хочется развернуть. Старик путешествует – по амбарам своей памяти. Скребёт по сусекам. Муки много – теста мало. Куличи распадаются в отвратительную кашу.

Иногда сами предложения бессвязны, обнаруживают соскальзывание мысли, эклектику идей, суждений:

«Я хотел было расположить элементы книги в полном беспорядке. Не соблюдая ни хронологии, ни алфавита, не устанавливая никакой для них структуры. В моём сознании они же плавают как им заблагорассудится, хаотически. Но всё же кое какой порядок навёл. Сейчас вспомнил, как в Монголии лошади любят забираться неглубоко в пруд и стоят стайкой, кругом таким, голова к голове, как будто совещаются».

Тут уже и фанаты чешут затылок – а что это было вообще? «Что я прочитал?»

Труженик литературы, дотошный бухгалтер обид, Лимонов не запечатлел свои книги красотой духовного аристократизма и беспечности. Терпеливый, благодарный поклонник найдёт в посмертной книге лишь интересные частности на уровне захолустного европейского путеводителя, воспоминания о сороковых, пятидесятых годах и горькие заметки:

«Человеки достаточно скучны, у меня давно нет к ним интереса, поэтому я не хожу в гости, никого ни о чём не расспрашиваю, если спросят – коротко отвечу, но не более того. Я вообще не люблю разговаривать, у человеков распространены придаточные истории, и слушать их у меня нет сил».

Читать книгу Лимонова нужно понемногу – в поезде, в дороге, согласно старому совету Пушкина.

Финальная её главка называется «Конец фильма» (2020) и воссоздаёт атмосферу онкологического центра для богатых. Вряд ли мемуарист сознавал, что скупой, суконной прозой передаёт тему многостраничного рассказа Ивана Бунина:

«Сидящие и ждущие, как и я, своей очереди на облучение, я заметил, по прошествии некоторого времени исчезают, их сменяют иные лица. Всё это богатые люди. Либо они вылечиваются, либо умирают. Человечество, как правило, не замечает их потери. Молчаливые уборщицы‑азиатки в передниках смахивают в совки невидимую пыль».

В саркастическом юморе, чёрной иронии на собственный счёт автору не откажешь, хотя он и не чуток, лишен лёгкости, изящества, грации и духовной свободы, в отличие от французов, которым он будто бы подражал.