Снегурочка(на конкурс)

#новогодний_alterlit #Петербург #конкурс_alterlit

1.

Еду в Питер в вагоне эСВэ.

В купе один.

Хорошо и пьяно.

Денег за проезд не плачено, потому что работаю на ЖэДэ ментом.

Все прочие менты называют нас с завистью «железяками». Есть такая работа – транспортная полиция. Корабли, самолёты, поезда. На моей совести последние.

Уже десять лет Питер - моя ментовская столица. Десять лет назад нас, северных «железяк», отняли от Ярославля и передали в распоряжение Питера.

Таким образом, Питер обрёл власть над всей Северной железной дорогой.

Мало ему было зваться Северной столицей, захотел он властвовать над всем, считай, железнодорожным Севером.

Кострома, Вологда, Сыктывкар, Сосногорск, Ухта, Лабытнанги…

А русский Север, простите, не такой, как петербуржский. Не такой.

Устал, простите… Спать!

2.

Чего я вам вчера наговорил? Забудьте. Я и сам уже не помню.

Смотрите, Бологое уже.

Одноимённая песня лезет горлом.

3.

Сутки в пути.

Таких суток по самое моё горло, которое только что пело в туалете благим бологоем.

Я каждый месяц езжу в Питер. Сутки туда, день там, сутки обратно. Бывает, что езжу дважды в месяц.

Скорее бы уже случилась зараза, которая перекроет все дороги – водные, воздушные, железные.

4.

Подполковник Паша Бурцев заприметил меня с самого начала питерского владычества. Приехал с проверкой и крикнул с порога:

- Это что за особь?!

Особью он назвал делопроизводителя Елизавету, которая увлекалась вязанием. Она ходила по оперскому кабинету в вязаной кофте, окутанная вязаным платком, который спускался почти до пола.

- Сам ты особь, - ответил я ему, догадавшись, что приехало новое начальство. – Перед тобой – женщина.

- Ого, - сказал Бурцев. – У вас тут, смотрю, свой уютный мирок.

С тех пор я начал ездить на заслушивания в Санкт-Петербург.

5.

Подъезжаю.

Сегодня 31 декабря, а завтра с утра мне идти в управление к Паше. Вы скажете, что так не бывает? Бывает. Питерский чин умеет заесть. Особенно чин, завязавший с вином.

Но я рад, потому что завтра накидаю Паше в его же кабинете. В пустом управлении никто не придёт ему на помощь.

Войду и без приветствия возьмусь охаживать его по-ментовски. Больно, унизительно и без крови. Всё будет просто и безыскусно.

Я же за десять лет так и не проникся ни Питером, ни его искусствами. Выходил из поезда, шёл в управление, выходил из управления, садился в поезд и возвращался домой. Паша специально удерживал меня, чтобы я едва-едва успевал. Бывало, что и не успевал.

Как-то, например, приехал с килограммовым делом по наркотикам, Паша сидел с ним весь день, а за полчаса до поезда вызвал меня и, устало фехтуя в воздухе линейкой, сказал:

- Отступы…

- Какие отступы, - не спросил, а просто произнёс я, застёгивая куртку.

- В этом акте и в этом. Разница в пять миллиметров. Оставайтесь, переделывайте, а я завтра посмотрю.

- Мне минуты хватит, - я расстегнул куртку.

- Занимайтесь. Я завтра посмотрю.

Так мне пришлось спать в управлении на стульях с железными рёбрами. И не раз так.

Гулять по ненавистному Питеру в эти ночи не хотелось. Лучше железные рёбра.

6.

Вы скажете, что человек я расхоложенный? А вот и нет. Я, например, безответно люблю замужнюю Елизавету. Она видит это, но вместе с тем видит во мне что-то такое, чего боится.

А ещё в этом году я пожалел Снегурочку. Поехал на выходные с палаткой в Щелыково и устроился на Ярилиной поляне, чтобы от рассвета и до заката чистить шестигранный Голубой ключик. Это место, где Снегурочка растаяла.

На дне ключика бьётся сердце Снегурочки – серные роднички.

Местный заповедник уже тридцать лет не чистил его. Люди набросали хлама, дно заилилось, роднички, кроме одного из тринадцати, умолкли, а я, Человек-Мент, решил помочь Снегурочке. Привинтил к шесту ведро и два дня чистил.

Дело было поздней осенью. Спал я в палатке и думал рукой о Елизавете.

8.

Я заранее снял на свои деньги номер в гостинице «Прибалтийская». Пришлось брать двухместный, других не было.

Приехал ещё утром. Пока ходил искать ближайший магазин, узнал места, где снимали «Брата». Здесь Данила сел с больной головой в машину к бандитам, а здесь его пытался пристрелить киллер.

9.

Новый год я проспал. Проснулся около пяти и увидел на второй кровати голую девушку, которая сидела калачиком. У неё звёздами мерцали на руках и ногах ногти.

- Я Снегурочка, - представилась она голоском, который был тоньше писка синицы.- Давай выстудим весь Питер! Сделаем то, что не смогли сделать немцы.

- Чего?

Она хихикнула:

- Шучу. Но если ты скажешь, я пригоню сюда ветер из самого космоса.

- Ты кто?

- Говорю же, Снегурочка. Спасибо, что дал мне продышаться.

Она вскочила на ноги и стала бессмысленно прыгать на кровати. Синхронно с нею прыгали её маленькие груди.

- Я по-другому представлял себе новогодних снегурочек.

Она засмеялась.

10.

- Снегурочкой меня назвали сказочники, а так я Морена. Богиня я.

За окном вяло бахали последние фейерверки.

- Ты представь, я должна заниматься всякой тоской - зимами, смертями, мировыми морами.

Кровать хрипло, по-стариковски, хихикала.

- Постой. Отдохни. Чем я тебе могу помочь?

- Ты уже помог. Спроси лучше, чем помочь тебе могу я?

- Перестань прыгать.

- Перестала.

Она снова уселась на кровать, выбросив в мою сторону тонкую ногу.

11.

- Целуй и загадывай любое новогоднее желание! – приказала она. – Любое!

Я упал на пол, схватил её ступню и поцеловал.

12.

В следующую секунду я сидел в оперативном кабинете за своим компьютером. Распахнулась дверь и кто-то крикнул с порога:

- Это что за особь?

- Это делопроизводитель Елизавета Громова, товарищ полковник! – вскочил я. – Устали с дороги?

13.

Теперь всё хорошо. Конец.