НЕБЫВАЛЬЩИНА

 

Андрей Рубанов. Жёстко и угрюмо. Сборник рассказов. Москва, АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019.

#рубанов #рассказы #автофикшн #альтерлит #новая_критика #аст

1

Андрей Рубанов — писатель по призванию. Он вошёл в литературу с психологическим романом «Сажайте, и вырастет» (2005), и с тех пор выпустил больше дюжины книг.

С младых ногтей он размышляет над вопросами формы, изучает читателя, его вкусы, привычки, пристрастия, и преуспел в этом.

Положив жизнь на многочисленные «пробы пера», он понял, что правда нужна читателю меньше, чем принято об этом думать. Литературность прозы — преимущество; нарушение канонов ведёт к потере читателя.

Рубанов ищет «философский камень» искусства, оттачивает мастерство иллюзиониста, не идёт на поводу критиков, которые ставят правду факта превыше всего.

Его проза похожа одновременно на книги Аверченко, Тэффи и юморески из журнала «Юность» застойных времён.

«Семён Макаров был опытный кинематографист», «Заза развил бурную деятельность» — эти формулы словно взяты из репертуара Тэффи (см. мемуары Надежды Лохвицкой-Бучинской: «Гуськин развил деятельность»), рассказ «Жёстко и угрюмо» неуловимо похож на юмористическую новеллу Эдуарда Лимонова «Великий и могучий русский секс», «прорезиненные прыгалки» и «лучший и самый лёгкий сюжет» напоминают Виктора Пелевина (роман «Generation P», рассказ «Спи»).

С некоторой внешней точки зрения подобный подход можно назвать клиентоориентированным.

Андрей Рубанов использует обиходные слова, иронические клише, освящённые литературной традицией («волшебный мир кино»). Он достигает смехового эффекта, сочетая контрастные детали:

«Семён писал газетные статьи, продавал сигареты вагонами, сочинял недурную прозу в стиле Андрея Белого, производил водку в Северной Осетии, ставил любительские спектакли в Таганроге, обналичивал и отмывал деньги в Москве, а также владел единственным и, по слухам, сверхпопулярным киоском «Куры-гриль» в Элисте, республика Калмыкия».

«Я позвонил Семёну, он примчался, оставив свой таксопарк, и обнял меня: загорелый, угловатый, пропахший жареной рыбой».

(рассказ «Жёстко и угрюмо»)

Пунктирно излагая биографию персонажа, монтируя анекдоты, моментальные снимки, парадоксальные диалоги, автор добивается эффекта присутствия. Он не боится выставлять своего протагониста недалёким, неуклюжим, порочным, туповатым, забывчивым.

Речевая характеристика позволяет автору несколькими репликами обрисовать характер, уровень образования, философию и цели героя.

Мнимо автобиографические штрихи, как набор шуток у профессионального лектора, идеально просчитаны, заготовлены.

Условный «стриптиз», хохмы уводят в сторону внимание «ревизора», препятствуют содержательной критике текста.

В этой связи нужно отметить, что юмор — искусство тоталитарное, беспощадное. Он покоряет сердца, цементирует версию событий, предлагаемую рассказчиком.

Более того, у талантливого юмориста в руках страшное оружие. Он авторитарен и деспотичен, подобно «бедняжке», «нищенке» Ахматовой и «бытописателю» Зощенко. Удалось же Анне Андреевне создать из своей жизни легенду, а «сказки» Зощенко стали учебным пособием, энциклопедией бытовой жизни 1920-х годов.

«Не веришь — прими за сказку», — подмигивает Рубанов, и читатель рассматривает галерею портретов мачо и обормотов с видимым удовольствием.

С содержательной точки зрения это истории о людях с принципами, чёткими этическими ориентирами, а также без оных. Это — критерий оценки, постоянный предмет размышлений писателя.

2

Рассказы книги «Жёстко и угрюмо» строятся по законам поэзии и фонетической дисциплины.

Завязку от развязки отделяет несколько страниц лирического парéния. Это вихрь иронических параллелизмов, затянутых диалогов, которые раздражают мозг человека, привыкшего к быстрой смене сюжетных поворотов:

«Мы были богатыми и бедными, преданными и проданными, битыми и клятыми, женатыми и разведёнными, спившимися и завязавшими, арестованными и освобождёнными, вонючими и благоуханными…»

«Ни а чом» — припечатает автора любитель авантюрных и плутовских романов, и снова будет предвзят, несправедлив и пристрастен.

Разумеется, Андрей Рубанов не любит разговоров «о тюрьме» и «о девяностых». Своим интервьюерам поясняет, что пишет не «о тюрьме» и не «о Рубанове», а о душевных движениях людей. Декларирует подчёркнутое безразличие к материалу. Он может легко, играючи сочинить славянское фэнтэзи, киберпанк, сценарий блокбастера. All for sale.

Действительно, проза Рубанова похожа на коммерческие фильмы. Правда жизни и правда факта в его историях наличествуют в гомеопатических дозах:

«Я не был осведомителем. Стукачей вербуют из числа недовольных, я не принадлежал к их числу. Все это игра, цирк для впечатлительных дураков. В каждой камере есть осведомители — но о чем они осведомляют тюремную администрацию? Деньги запрещены, но они есть у всех. Наркотики строго запрещены, но по тюрьме гуляют килограммы героина, метадона, опиума и гашиша. Азартные игры запрещены, но у каждого реального бродяги в кармане лежит колода искусно сделанных самодельных карт. При каждом шмоне запрет изымается центнерами, а спустя неделю арестанты снова шпилят и ширяются».

(рассказ «Реальный бродяга»)

Если читатель не любит неприятных сюжетов, грубых людей — Рубанов идёт ему навстречу. Люди неопределённых занятий выглядят у него симпатичными, мачо нервничают, переживают, плачут — это вчуже, издалека любопытно наблюдать женщинам, рассказчик «держит в хате масть», хоть он и «гнилой коммерсант» (рассказ «Реальный бродяга»), деньги у героя есть, дети не голодают — что нужно ещё для сдержанного интереса?

Впрочем, иногда умение попадать в тон мешает коммерческому успеху. Для настоящего триумфа в прозе Рубанова слишком мало ошибок. Он напоминает Антошу Чехонте, «симпатичное дарование» которого бесило коллег и веселило публику, не запоминающую имена писателей.

3

В отсутствие рынка сбыта навыки юмориста выглядят самоценными.

Рубанов оттачивает талант формулировок будто бы из любви к искусству — словно играет в пинг-понг в пустом зале с деревянной стеной.

Создаётся впечатление, что писатель забивает эфир просвещённой публики ровно так же, как герой его рассказа «Малой кровью»:

«У писателя имелись несколько заготовленных монологов, каждый можно было длить сколь угодно долго. Тотальная коррупция, война, цены на бензин в Европе и Азии, оружие, тюрьма, бесчинства инспекторов дорожного движения, авиаперелеты, азартные игры, автомобили и мотоциклы. А вот я однажды в Барселоне; а вот я однажды в Амстердаме… Нужны только конкретные истории, слепленные по правилам драматургии, с началом, серединой и концом. Хорошо идут упоминания о крупных денежных суммах. А вот я однажды отдавал человеку пятьдесят тысяч немецких марок, дело было еще до введения евро, и человек приехал на встречу, надев под рубаху резиновый пояс, чтобы надежно спрятать богатство на собственном теле, и удивился, увидев вместо многих лохматых пачек тоненькую стопку; он не знал, что существуют купюры номиналом в тысячу марок…»

Андрей Рубанов с интересом и вниманием читал прозу Эдуарда Лимонова.

Формулировки покойного писателя могут прояснить путь возможного развития дарования Рубанова:

«Массовый обыватель не любит, чтобы его ранили трагизмом, он предпочитает <…> так называемый приветливый юмор, мягкое остроумие, оптимистическое, пусть и с «грустинкой», общее настроение <…> Самая сильная литература — это трагическая литература. Тот, кто не работает в жанре трагедии, обречен на второстепенность, хоть издавай его и переиздавай до дыр <…> Только самое жгучее, самое страшное, самое разительное выживет в веках. Со слабыми огоньками в руке не пересечь великого леса тьмы».

(Эдуард Лимонов, «Книга мёртвых-2»)

4

Сборник рассказов «Жёстко и угрюмо» (2019) — книга, которую не стыдно было бы написать Надежде Тэффи, Аркадию Аверченко и Михаилу Жванецкому.

Сюжеты книги держатся по преимуществу интонацией, паузами, умолчаниями, длиннотами — тем, что Рубанов называет драматургией.

Чуждый романтики, душевно брезгливый, автор избегает выигрывать за счёт материала и презирает тех, кто не умеет создавать художественную ткань.