Аида

     – Аида, – протянула руку женщина. Запрокинула голову, взмах ресниц.  Утонул в озерах глаз.

     – Алексей, – выдохнул свое потрясение он

     Зеленые насмешливые ее глаза с лукавым интересом глядели на него, не оставляя ни малейших шансов на душевный покой. Изящная фигурка в облегающем платье приятно ласкала взгляд. На их традиционных бардовских посиделках никогда ее не видел.

     Сегодня собрались из-за Лютель, прилетевшей из Израиля для презентации нового сборника своих стихов.

     – Познакомьтесь, мой муж, – представила Аида невысокого молодого мужчину.

     – Давид, – неловко протянул скукоженную руку мужчина.

     Алексей осторожно стиснул маленькую, странным образом вывернутую руку мужчины. Господи, что может быть общего у этой женщины с этаким убожеством?

     Мужчина не был уродлив, скорее нелеп. Лет тридцать, ничем не примечательное лицо, лишь глаза пушистые, мечтательные были хороши. Несоразмерно короткие руки и ноги, большая голова, раскачивающая походка, его дефект не был так уж заметен, но на фоне совершенства жены резал глаз.

     Алексей отправился на кухню, отдал хозяйке дома коньяк и фрукты, стал ей помогать. Готовя бутерброды, расспрашивал о незнакомке.

     Тридцать пять лет, имеет сына от первого брака – муж трагически погиб. Долго не выходила замуж. С Давидом познакомилась на творческом вечере, где тот представлял книгу своих стихов. Год, как поженились. Детей пока нет, да, похоже, и не предвидится. Почему? Посмотри на ее супруга...

     Гости стали рассаживаться вокруг расстеленной прямо на полу скатерти с разложенными на ней закусками и напитками – кто на диване и стульях, кто на ковриках на полу. Алексей подгадал, чтобы Аида оказалась рядом, хоть и довелось сесть на полу. Зато у ее ног – как романтично! Так нет же, между ними втиснулся Давид, видимо, почувствовал угрозу.

     Что ж, сам виноват, придется устранять помеху. И в течение вечера не забывал подливать ему.

     Гитара передавалась по кругу. Исполняли как свои песни, так и песни известных бардов, те же, кто читал стихи, просто держали гитару в руках, как эстафету…

     Алексей исподтишка наблюдал необычную пару – пытался разобраться в этой несообразности, мешавшей, как соринка в глазу.

     Аида ухаживала за Давидом, руки того не слушались, он не очень уверенно орудовал вилкой, с нее сыпалось, Аида ловко и незаметно для других наводила порядок.

     Но не это поразило Алексея, а то, как она смотрела на мужа – случайно перехватил взгляд. Так на Алексея не смотрела ни одна женщина, даже мать.

     Давид читал свои стихи, и они были действительно хороши:

           Губами, пересохшими от жажды,

           Ловлю ладонь открытую твою…

     Потом запела Аида.

          У источника чистого пела Дева Пречистая,

          И дыханье тая, ее слушала я

     Не Давид ли этот ее источник, а она – кто она для него?

          нераскрывшаяся тайна – тихая, сонная, случайная?

     Голос негромкий, низкий, глубокий.

     Алексея она не замечала. К такому он не привык!

     И, когда гитара добралась до него, уж постарался!

          Не глядите ей в глаза – заколдует, заворожит.

     Вложил в песню всего себя, все свое умение, умноженное на неистовое желание привлечь к себе внимание прекрасной незнакомки.

          Улыбнулась улыбкою Монны,

          Заманила в царство зеленое. – завершил он песню, и заслужил, наконец, благодарный ее взгляд, она легко догадалась, кому его песня предназначалась.

     Устранить Давида оказалось слишком простым делом. Когда в очередной раз гитара дошла до него, свои стихи он читал уже заплетающимся языком.

     – Горюшко мое! – Аида отвела его в угол комнаты, усадила в кресло, укрыла покрывалом. Недобро глянула на Алексея. Теперь между ним и Аидой не было никого, на самом деле выросла стена…

     Внимание всех этим вечером было обращено к стихам Лютель.

          Я жить без тебя не могу.

          Что за бред?

          Откуда такие слова?..

     Но Алексей вполуха слушал поэтессу, ради которой сегодня пришел, сидящая рядом женщина отбирала все его внимание. Стихи с трудом просачивались, дробились в голове.

          Расплавленным оловом лунного круга

          Вливается боль в мою душу незримо...

     Вечер для Алексея явно не задался, он был выбит из колеи, и вместо того, чтобы внимать Лютель, только и делал, что пытался привлечь внимание Аиды.

     И когда гитара дошла до него, осуществил последнюю попытку нарушить ее душевное равновесие, запел Цветаеву, вместе с которой сетовал, что:

         В моей Отчизне негде целовать…

         А у богородиц строгие глаза.

         И чтобы не слышать пустяков красоткам,

         Есть у нас презвонкий колокольный звон.

     И к своему удивлению заслужил похвалу:

     – Вы и Цветаева поразительно точны в отличительных особенностях нас – русских женщин.

     – Почему Вы? – запротестовал кто-то. На их посиделках существовало неписанное правило: обращаться друг к другу на ты.

     – Брудершафт!

     Переплетенные кольца рук, Аида выпила, не заметив, что пила, запрокинула голову, приоткрыла уста – ну, же!..

     – Поцелуй за мной, – Алексей оставил за собой это право, как оставляли право на ответный выстрел дуэлянты, удерживая своего визави в страхе ожидания.

     Взял гитару, запел:

        К чему нам быть на "ты", к чему?

     В наш стремительный век, убеждал он вместе с Окуджавой, люди торопятся сблизиться, а ведь сколько загадки, сколько прелести в неспешности познавания!

     Он знал, что выбрал правильную тактику, и, придав проникновенность  голосу, заключил:

        На грош любви и простоты,

        А что-то главное пропало.

     Впервые за сегодняшний вечер ему удалось смутить Аиду.

     Между тем Лютель читала стихи из своего нового сборника.

         Притворись дождём… прикоснись ко мне,

         И омой в небесной купели…

     Алексею было не до ее стихов, он был поглощен другой женщиной, что напрочь вывела его из душевного равновесия, да и сама бросала на него тревожные взгляды.

     Почувствовав, что выпила лишнее, нашла повод выйти:

     – Мы принесли торт, пойду, нарежу.

     Алексей поспешил за ней. Нашел Аиду на кухне, где та управлялась с тортом. Почувствовала спиной его появление, напряглась.

     – У вас редкое имя, вы знаете, что оно означает? – нарушил молчание Алексей.

     – Да. Вознаграждение.

     – И для кого вы вознаграждение? Для мужа?

     – Вам не понять.

     – У Аиды – известной героини – была трагическая судьба, она ушла из жизни вслед за любимым, а как у вас? – Алексей раскачивал ее состояние, как раскачивают лодку, рискуя опрокинуть, чего, собственно, и добивался.

     – Не стоит об этом! Так действительно могло статься, слава богу, миновало.

     – Царство Аида к царству Аиды имеет отношение?

     – Не беспокойтесь, вам это не грозит. Пойдемте, нас ждут!

     – Постойте, за вами поцелуй.

     – Не надо! Прошу Вас! – в глазах: протест, страх, мольба. Но Алексея ничто уже не могло остановить. Раздвинул языком неподатливые губы, Аида отчаянно сопротивлялась, как бьется в силках пойманная птица, теряя остатки сил, ноги подкосились – обвисла на его руках, уступая.

     – Я ухожу! – пришла к ней на помощь вошедшая. Это была подружка Алексея.– Ты не собираешься домой?

     Аида вырвалась, убежала.

     Как не вовремя! Алексей не скрывал досаду – он находился за шаг до цели!

     Когда Алексей вернулся в комнату, гостей заметно поубавилось, муж Аиды тихо посапывал на диване в углу комнаты.

     Алексей занял его место рядом с Аидой, поймав недовольный взгляд хозяйки дома и затравленный  Аиды.

     Гитара, сделав очередной круг, дошла до Аиды, она держала инструмент, и уже не знала, не понимала, что с ним делать. На нее смотрели в ожидании.

     Оглянулась кругом – чего от нее хотят? Лицо исказила гримаса муки, запела.

          Годы в гору, беды впору я примерила.

          Не случилось, не свершилось – зря я верила.

     Она пела о себе, о своей нелегкой судьбе, об утраченных иллюзиях. В ее голосе звучала обреченность, предчувствие беды. Сидящий рядом мужчина внушал беспокойство, страх, но и притягивал, парализовал волю.

     Не гнездиться синей птице на плече моем.– заключила с горечью.

     Алексей был в отчаянии. Как же так, он – любимец женщин – не способен внушить восхищение, страсть, любовь, а лишь нести беды и несчастья?

     Встал, вышел в коридор, затем на лестничную площадку, там курили, попросил сигарету, хотя давно не курил.

     Остервенело втягивал дым – до тошноты, до потери сознания.

     Сквозь дым, сквозь туман сознания увидел приближавшуюся Аиду. Та шла, как сомнамбула, шатаясь, глаза устремлены на него – взгляд смертника.

     Шагнул навстречу, протянул руку, рука прошла сквозь нее. Голова стала проясняться, это была не Аида – хозяйка дома.

     Она трясла Алексея, приводя его в себя, в глазах гнев:

     – Если ты еще хочешь бывать у меня, уходи! Уходи сейчас же, или… я не знаю, что с тобой сделаю!

     Вернулся за плащом.

     Аида стояла в коридоре, на него не глянула, помогая одеваться  едва державшемуся на ногах Давиду, успокаивая. Тому почему-то показалось, что она ушла, забыв о нем.

     – Глупый, как и куда я без тебя уйду, как ты мог такое подумать?..

     Алексей направился к выходу – он был лишним.

     Двери парадного захлопнулись, он стоял внизу у подъезда, ни на что уже не надеясь. Но ему необходимо было хоть раз еще увидеть ее, понять для себя.

     В дверях подъезда появились Аида и Давид.

     Взгляд ее споткнулся об Алексея – в глазах ужас, смятение, мольба. Покачнулась, Давид стал валиться, Алексей подхватил его. Не поблагодарила, пошла прочь, с трудом удерживая мужа. Тот шел, шатаясь, загребая ногами, шаркая, бормоча что-то.

     Они уходили – женщина его мечты и нелепое существо, уходили в привычный им мир, где не было места предательству, но не было места и взрыву страстей, восторгу наслаждений!

     Мозг Алексея отказывался принимать такое. Это какая-то нелепость, недоразумение! Да просто вопиющая несправедливость!..