Дохлый дед

Мы кивнули. Мол, ну да, знаем. Мы люди образованные, как-никак. Вон Грыжа вообще монетами старинными увлекается.

Тогда бабка нас под руки берёт и говорит:

- А ну-ка пошли, мальчики. Будем из деда вашего зомби делать.

Тут уж мне интересно стало. Зомби, это круто. Круче даже, чем кремация.

Выкопали деда, бабка манипуляции какие-то над ним произвела. Стоим, ждём.

Ничего. Дед как лежал кульком с говном, так и лежит. Не хочет воскресать, падла.

Бабка уж сомневаться стала. Может, говорит, я напутала чего. Лет-то сколько прошло.

Хреновый дед какой у тебя, я Грыже говорю. Ни петь ни рисовать, как говорится. Сначала пацанов с поршкайеном обломал, теперь вот в зомби играть не хочет. Говно, а не дед, одним словом.

Вдруг дед как заорёт:

- Бу!

И из ящика своего выпрыгнул.

Это он, значит, давно уже воскрес, но напугать нас решил.

Ну и, надо сказать, напугал. Грыжа, так тот вообще чуть не обосрался. А вы бы не обосрались? У вас часто дохлые деды с криком "бу!" из ящиков выпрыгивают?

Между прочим, теперь я знаю, в кого Грыжа дятел такой. Яблочко от яблоньки, как говорится. У них, поди, вся семейка такая, полудурошная. Старую плесень на несколько часов к жизни вернули, а он вон чего. Вздумал пранки устраивать.

Между тем этот кадавр в ящике сел. Сидит, жалом из стороны в сторону водит.

- А чего это, - говорит, - мы на кладбище делаем? Умер, что ли, кто?

Как ему разъяснили, что к чему, пригорюнился. Но вскоре вскинулся радостно.

- Хочу, - говорит, - напоследок в клубе ночном побывать. Никогда не был, да и не буду теперь уж никогда. Хоть на пару часов вырваться туда.

- Дедушка, - как можно более вежливо его спрашиваю. - Вы себя в зеркале-то видели? Ну какой вам ночной клуб-то, в жопу? Вы полдня, считай, в ящике пролежали. И до этого лежали ещё. Хоть и зима сейчас, холодно, а всё ж не вечная мерзлота, да и вы не мамонт. У вас, вон, щека одна отваливается. И ногу подволакиваете вы.

Но старая рухлядь проявил неожиданную настойчивость. Хочу, говорит, и всё тут. А иначе я вам, где монеты, не скажу.

В общем, деваться некуда, повели мудня этого в клуб ночной.

А там дым коромыслом, девки с парнями вытанцовывают. Новогодняя ночь, как-никак.

Зомби наш, как разврат этот увидел, в самую гущу прыгнул. И давай выплясывать. Твисты там да шейки всякие. Или чего во времена дедовой молодости выплясывали.

Народ на танцполе, как эту вакханалию увидал, аж завизжал от радости. Одна девка другой орёт: во какой шаффл авторский. Я такого и не видала никогда.

А дед, похоже, и сам не знал, что умеет так. Прям обезумел совсем. По полу давай кататься да вверх выпрыгивать. Трясётся, как паралитик. А народ на танцполе знай себе орёт: во, круто дед поппинг мочит! Ну, у деда от ужимок этих рука-то и оторвалась. А дохлятине всё нипочём. Он руку эту оторванную раскрутил да в толпу-то и бросил. Круто вышло.

Смотрю, Грыжа насупился что-то. Ты чего, говорю я ему. А он мне: вот дед щас на запчасти развалится весь, и как я тогда про монеты узнаю? Надо деда пытать, пока от него ещё хоть что-то осталось.

И к нему на танцпол прыгнул.

Схватил деда за шкирку и давай трясти. Чтоб тот про монеты сказал. У деда аж голова в разные стороны замоталась. Того и гляди, оторвётся.

Ну и оторвалась.

Много ли ему, деду-то, надо. Дед-то не новый, чай.

А народ на танцполе вот веселится. Думают, это шоу такое.

В общем, рассыпался насовсем дед. В труху. Так про монеты и не сказал. Мразота старая.

Ну чо делать. Мы с Грыжей собрали его да в мешок сложили. Мешок у проходящего дедмороза отняли. Тот всё равно под порошками был. И не заметил ничего.

Вышли из клуба да в клумбе ближайшей и прикопали сволочь старую.

На кладбище лень было ехать