Настенька (нЕ конкурс)

С хаты меня прогнали. И в этом нет ничего удивительного. Да и делать там, собственно, нечего было. Все эти пристойности и детские сопли под речь президента — плохая практика. Шампанское и разговоры о процентных ставках, подарки в золотистых коробках и оливье, мелкобуржуазные беседы и бороды без усов. Да любой романтик, вроде меня, и сам бы давно сбежал оттуда. Но вздумалось мне поднять тост: «За Родину! За Сталина!». Вот и выкинули меня частные собственники в метель и стужу, как беспризорника. Да и чёрт с вами, чванливые патриции, с гетерами вашими!

Но и домой я не пошёл. Я знал, куда мне стопы направить. Уже не первый раз хожу я в лес, что за «окружной» раскинулся. Там сосны и ели, там колючие кусты тёрна и валежник. Всё это порыто пушистым снегом, как в сказке. И есть у меня в лесу том друг старинный. Ещё с детства знаком он мне. А как я бухать начал, так мы с ним вообще ночами могли у костра сидеть и говорить о том, как мир меняет кожу или о науке и магии. Но друг мой упорно стоял на том, что магии никакой нет и в помине. Вся эта волшебная муть — продукт квантовых изменений, управляемый процесс микромира и всё такое прочее. Но я всё равно звал друга лешим Колей и он не обижался.

- Х@ле, леший... Это понятно. Леший - это национально ориентированный субъект, — говорил он мне, наливая очередную дозу самогонки.

Вот и сегодня я пошёл туда, в чащу, утопая в снегу и натыкаясь на внезапные ветки сухостоя.

- Коля! - позвал я друга.

- А, Беспяткин! Опять за марксизм пострадал? - заскрипело справа от меня.

И он вышел, как обычно, в лаптях, коре и хвое - чисто снайпер. В руках его вспыхнул зелёный фонарик, лес в округе стал уютен и таинственен.

- Да, Коля. Контра, она сейчас злая. Зато я успел водки взять, - сказал я, доставая амфоры.

- Выкинь эту химию к буям! Мой «самыч» всего милей на свете, — приказал он.

И я бросил бутыль через левое плечо - авось злому духу какому печень испоганит.

Мы выпили натурального продукта и закусили лесными орешками. Я хотел было пожаловаться лесовику, что пролетарий нынче хилый пошёл, что самосознание спит и весь материализм под большим вопросом. Но леший остановил меня неприличным жестом.

- А скажи, Беспяткин, где сегодня можно провести время с пользой? - спросил он.

- А польза в каком виде надобна?

- Ну, там танцы, песни, огни и девичьи поцелуи…

Я обычно с ним на такие темы-то и не разговаривал. Всё больше о проблемах мирового устройства, грибах и браконьерах.

- Чего это ты вдруг? - удивился я.

- Да вот, понимаешь, хочу посмотреть на весь твой капитализм вплотную. Как люди деградируют душой и телом. Как меняют совесть на петарды и песни Стаса Михайлова.

- А, это. Да таких мест валом. Хоть у нас в Липецке, хоть в Париже, - ответил я.

- Ну, Париж — это слишком. А Липецк — тоска. Надо, чтобы были люди просвещённые и пьяные. Архитектура, например, украшения, барельефы, но без мещанских там, всяких… Эстетика, дамы под вуалью... — забормотал Коля, пытаясь выразить слишком многополярную мысль.

- Тогда - Питер! Ленинград, Петроград бывший. Там народ царя скинул. А потом всё наоборот вернулось. Теперь Санкт-Петербург, а короче - Питер! — однозначно крикнул я.

- Вот, да. Петроград этот я знаю, там мосты и львы с крыльями. Лет сто назад бывал там с группой товарищей из отдела. В командировке. Хороший город, с традициями. Туда и мотнём, давай? - скрипнул он громче обычного.

- То есть, как это мотнём?

- А просто. Раз - и мы там. Побродим, посмотрим чего там в этом Питере забавного и обратно вернёмся.

- Туда тыщу километров ходу.

- Эх ты, Беспяткин, дурья башка! Я ж дипломированный спец по квантовым технологиям. Я эти телепортации - как семечки! На вот, ещё выпей, салага! — налил мне леший полстакана «самыча».

После того, как я выпил налитое, мир вокруг преобразился иным образом. Я понял, что телепортироваться в Питер — это как два пальца обоссать. И даже ещё проще — как один.

- То есть, мы вот сейчас, по щучьему веленью, в один момент перенесёмся в Северную Пальмиру и там поборогозим?

- Причём тут щука? Ты эти сказки из головы выкинь! Процесс перемещения вещь сложная и не всякий крендель с научной степенью может его осуществить! - сказал леший и гордо поднял свой деревянный нос.

- Я понял. Только в таком виде там, по набережным и проспектам, блудить стрёмно, — кивнул я на его гардероб.

- Не ссать! Вот мне одёжа для гражданских прогулок, — сказал лесовик и тряхнул своим фонарём.

И внезапно передо мной возник приличный такой мужчина в длинном пальто и модной чёрной фуражке, как у гимназиста. Ну, вылитый хипстер, или Раскольников какой.

- Чудеса! - выдохнул я винные пары.

- Чудес не бывает, глупыш…

Дальше я особо ничего и не запомнил. Были какие-то вихри и головокружения, гром и свист в ушах. Неприятные ощущения, но они быстро закончились.

***

И оказались мы, в одночасье, на громадной площади, брусчаткой крытой, да с колонной посередине. А на колонне той - то ли ангел, то ли химера какая-то с крестом. Рядом ёлка, ряженная разноцветными гирляндами и игрушками пузатыми. Чуть поодаль светилась сканерами сцена с аппаратурой и артистами. И народу на этой площади было просто немыслимо много. Там были и побитые жизнью мужчины, и наказанные возрастом женщины, и хмурые, и счастливые, и дети, и просто разношёрстные компании всяких полов и статусов.

Все они подтанцовывали и выпивали. А кто не выпивал, о тех и говорить не стоило даже. По сцене бегали какие-то знакомые артисты и крутили карусель праздника громкими песнями. Снега на площади не было - от слова «совсем». И это после лесных сугробов моего края было неприятно.

Но настроение праздника всё же ощущалось - благодаря запаху спиртного и использованных петард.

Я заглянул в смартфон и открыл карту Питера.

- Это Дворцовая площадь, — сказал я Коле. - Слева то ли Эрмитаж, то ли Зимний дворец, зелёный. А справа - Триумфальная арка. Видишь, кони над ней и всадник на колеснице.

- Да йух на них, на коней. Знаю я эти места, Беспяткин. Смотри, сколько баб! И музыка играет. У нас в лесу только под гитарку, иль из машин «Рюмку водки» услышишь, - крутил головой во все стороны леший.

Его интересовали живые люди, а не каменные символы эксплуататорских формаций. Он бродил в толпе, как призрак оперы или коммунизма. Ему нравилось, что люди толкают друг друга с улыбками и фырканьем. Он разглядывал мятые стаканчики и лопнувшие шарики на булыжниках, словно грибы искал. Он даже слегка пританцовывал под «тётю, что напрасно слезы льёт...».

Мне это, честное словно, надоело. И я сказал:

- Коля! Это можно и в Ельце увидеть, и в Иваново - обычная новогодняя движуха...

- Нет, Беспяткин, тут иное. Гиперполя зашкаливают! Место - словно полигон. Нет, это просто коллайдер какой-то! — перебил меня леший.

Я огляделся вокруг и ничего, кроме пьяных глаз и красных щёк, не заметил. Ну и, конечно, петарды рвались, словно выстрелы винтовок, прогонявших старый прогнивший режим.

- А это вот непорядок! — неожиданно строго сказал мой друг.

- Где?

- Вон, видишь, банда в красных шубках и полосатых гетрах?

- Это Санта Клаусы.

- Давненько я их не видел, с позапрошлой конференции на Шпицбергене, - задумчиво скрипнул он и направился прямиком к этим бодрым весельчакам.

Я, почувствовав недоброе, последовал за ним.

Санта Клаусы раздавали направо и налево всякую дешёвую дрянь детям и взрослым. Леденцы там, пряники или рекламные проспекты. Народ, конечно, брал уродливую закусь, но от рекламы отказывался.

- Вы это опять Николашу позорите, пройдохи? — не совсем вежливо обратился леший к Сантам.

- Мужик, вот тебе пряник и иди с Новым годом! - ответил самый вертлявый персонаж.

- Вы на Рождество желанные предметы в носки засовывать должны! А не товары агитировать на чужой территории! Деда Мороза опять спиртягой напоили, спрятали исконный образ от русских душ? - напирал мой друг.

- Мы актёры, чувак, - ответили они хором.

- Я знаю. Сам-то тёзка мой в Нидерландах пиво пьёт, а вас запустили к нам как санкции. Так что, валите отсюда со своими пармезанами и леденцами! — грозно приказал леший.

Артисты замерли, словно в немой сцене Гоголя. И глаза их были недобрыми. Я аж сам испугался. Словно воины тьмы стояли они перед нами. Видимо, актёры были опытными.

- Ты, чучело лесное, нам тут работать не мешай! Бизнес, он может и по башке… - прошипел один из этой шайки.

Тут до меня дошла вся смысловая обманка с этими Сантами. Ну, как только я услышал слово «бизнес». Только высказаться мне не дали.

Мой друг Коля занятно щёлкнул пальцами и щёлканье это было подобно грому и молнии. А эти в полосатых чулках пропали, словно их и не было. Только дым от суровой шутки лешего поплыл в сторону колонны с ангелом. Люди вокруг заорали светлыми голосами, реагируя на громкость и вспышку.

- Ты, Коля, как это провернул? - изумился я.

- Не твоего ума дело. Забудь, — ответил он мне в досаде.

В этот момент я почувствовал, как кто-то резко дёрнул меня за пояс. Я инстинктивно схватился за барсетку… Но её не было. Только сверкнуло лезвие кривого ножа и зелёная шляпа. И эта шляпа нырнула в толпу прочь от места преступления. Ещё я заметил, как эта сволочь раскидывала вокруг себя какие-то мерцающие звёздочки.

- Эй, бл@дь, ты куда!? - заорал я вдогонку.

- Это лепрекон, карманник, ты его не догонишь. Держи мою котомку. Встретимся на набережной Мойки, смотри свою карту... — крикнул мне Коля и рванул за «зелёной шляпой».

Толпа поглотила и его. А я, взвалив холщёвую суму лешего на плечо, побрёл, следуя указаниям смартфона, натыкаясь на весёлый люд и наступая на пластиковые стаканчики. В это время играла песня Николаева «Ты ко мне приходишь, незнакомка...». Печальная песня для обворованного человека.

***

Выйдя на набережную речки со странным названием Мойка, я пошёл вдоль канала, с интересом разглядывая окрестности. Благо, большинство народу рулило на Дворцовую площадь. И те, которые мне встречались, были количеством немногочисленны.

Мне было интересно смотреть на чёрную воду канала, на чугунные перила, на малоэтажные дома из прошлых эпох с удивительной архитектурой. А ещё мне понравились широкие водосточные трубы на этих домах. Диаметр уж точно поболее 180 мм, а то и все двести. А ажурные балкончики? А арки с кованными воротами? Ну это, наверное, чтобы гости города не ссали в уютных исторических двориках.

Так, в восторгах и любопытстве, я дошагал до здания, на котором кто-то прилепил японский флаг. Непатриотично и нелепо, по сути, выглядело это полотнище среди искусной лепнины и оригинальных карнизов. Словно простыня после «распечатанной» девственницы. Тьфу!

Вот тут-то я опять увидел те самые мерцающие звёздочки, что лепрекон раскидывал при побеге. Они кружились над головой девушки, одетой в старинное, со складками, платье тёмно-синего цвета. На плечах её уютно сидела тёплая, вроде плюшевая, накидка. Голову украшала забавная шляпка, похожая на торшерный абажур - с ленточкой, повязанной на хрупкой белой шее. На шляпке робко пристроились три маленькие розочки.

И красавица в этом маскарадном наряде выглядела, словно иллюстрация к романам Федора Михалыча: такие же большие грустные глаза, с тоской глядевшие на мрачную воду канала; такие же лёгкие линии фигуры и тонкие пальцы на холодном чугуне перил.

Я не мог пройти мимо. Я был очарован этой картиной, словно только что перевернул последнюю страницу «Белых ночей». Те люди, что проходили мимо, вообще исключались моим зрением, словно ненужный атрибут пошлой современности.

И вдруг она чуть повернула голову. В мою сторону, смею заметить. Но меня поразило не это. Её носик мило и почти по-собачьи нюхал воздух. Ну, знаете, такими резкими рывками, словно девушка почувствовала знакомый запах и пыталась определить, где его источник. А глаза? Глаза её были предельно глубоки; и эта глубина была незрячей. Да, наверное, это такие линзы декоративные. Видел как-то в интернете.

Я подошёл к девушке и как можно вежливее спросил:

- Вам не холодно, сударыня, на ветру то этаком?

Она, услышав мой голос, вздрогнула; но воздух нюхать перестала. Вместо этого она улыбнулась мне, словно весна, и опустила голову, как бы признавая меня как мужчину.

- Мне совсем не холодно, сударь, — ответила она.

Наверное, термобельё у ней под платьем. В таких нарядах можно все придатки застудить, если без термобелья.

Вот оно - петербургское волшебство. Не там, в толпе на площади с петардами и песнями про Комарово, а здесь - в узких улочках и на старых набережных. И сказал я ей не то, что в голове сплеталось из возвышенных фраз и образов, а то, что ближе к языку вертелось:

- Не угодно ли вам водки выпить? Для того, чтобы улыбка ваша не исчезла? - предложил я, тряхнув сумой лешего.

- Водки? Так вот сразу и водки из рук незнакомого человека? Вы шутите?

- Моё почтение: Беспяткины мы, — представился я, глупо шаркнув ножкой.

- Настенька, — ответила она. - Но это всё, что вам следует знать на данный момент.

- Теперь мы знакомы. Так что водка… - начал было я.

- Налейте, — перебила она меня.

Я молниеносно откупорил Колин бутылёк и наполнил стаканчик наполовину. Себе же накатил полный. Мы выпили эту «музыку» и мир вокруг окрасился в необычный желтоватый цвет.

- Мои глаза слепы, Беспяткин, — вздохнула Настенька. - Я не вижу то, что, наверное, выглядит прекрасно и… вас я тоже не вижу. Возьмите меня за руку, пожалуйста.

Я взял её мягкую холодную ладонь в свои рабочие лапы. Она подняла голову и... Наши взгляды, словно высоковольтные провода, соприкоснулись искрящимися лентами. Глаза её уже не были глубокими колодцами, а наоборот, светились волшебной радостью человека, впервые увидевшего сверкающий мир. Это можно было назвать сном, если бы не постоянное шарканье прохожих по набережной с мутными песнопениями и пустыми разговорами.

- Я вижу. Я вижу всё вокруг вашими глазами. Простите меня, — услышал я странное признание.

- Это, наверное, хорошо - видеть… - пытался я исправить её.

- Тише, Беспяткин. Не надо ничего объяснять! Вы сами меня нашли и я теперь ваша навсегда. Я ваше время и ваша защита от смерти. Можете ещё налить водки?

Я выполнил её желание. Но думы мои были перепутаны словами прекрасной гражданки в шляпке-абажуре...

После того как мы опустошили ёмкости, Настенька снова взяла меня за руку. Я почувствовал, как её холод медленно передаётся мне, словно в душной комнате включили кондиционер.

А на противоположном берегу канала я вдруг увидел невысокого человека в цилиндре и с бакенбардами. Вы не поверите, но я был на сто процентов уверен, что это Александр Сергеевич. Он махал мне руками подавая какие-то тревожные знаки. То скрещивал он руки над головой, то указывал валить отсюда, пока не поздно. Поэт даже цилиндр уронил в воду от усердия.

Но мне как-то уже и не хотелось куда-то сваливать. Тут такие милые глаза и тонкая шея… Губы беспомощно тянутся ко мне для волшебного поцелуя. И вода в Мойке шелестит, словно мусорный пакет, заглушая все иные светские звуки. Моё сознание погружалось в удивительную старину и книжные образы. Я наклонился к бледному лицу красавицы Настеньки и…

***

Где-то вдалеке раздался мощный артиллерийский залп. Мне даже почудилось, что это пальнули с крейсера «Аврора». Но могли и с Петропавловской жахнуть, как пишут в Интернете. Но это точно была не петарда слишком густо в нижнем регистре.

А затем, краем глаза, я увидел, как по набережной, прямо к нам, приближается революционный патруль из матросов и солдат. И ещё я услышал знакомый голос моего друга Коли.

- Беспяткин! Немедленно прекрати эту мелодраму! Смирно, стоять! - рявкнул он.

Я резко выпрямился и поправил несуществующий воротничок. Всё плыло перед глазами. Леший, матросы, зелёная шляпа лепрекона, Пушкин, ангел с крестом и японский флаг... Сквозь эту странную муть я услышал, как кто-то или что-то плюхнулось в струи канала. Я даже почувствовал брызги воды на своём лице. Эти брызги были холодны, но удивительно живы. Некая реальная свежесть накрыла меня подобно тому ощущению, когда прокалывают палец для забора крови. И тут я медленно моргнул.

***

Я сидел, опёршись спиной о чугунные перила и видел, как леший Коля наливал мне в стакан самогонку. Я выпил её и в голове пронеслись вихри враждебные, а также все недавние события.

- Ну что, полегчало? - спросил Коля.

- Да, нормуль. Чё это было вообще? - ответил я, качая головой.

- Это банальная вербовка, таких простаков как ты. Хорошо, что мы с братвой вовремя подоспели. А то дежурил бы ты сейчас в Индии или в Секторе Газа каменным духом под прикрытием.

- Чего ты несёшь, друг?

- Не забивай голову, всё равно не поймёшь. Вот твоя барсетка. Лепрекон сдан, куда следует, революционным комитетом. Санта Клаусы отправятся к Северам на оленях утром ранним. Дед Мороз под капельницей. А утопленница твоя в розыск объявлена, за ней поди делов томов на десять…

- Утопленница?

- Обычное дело. Но если не словим болезную, то быть ей женой твоей. В реальной жизни встретитесь и поженитесь. Она тебя идентифицировала и уже не отпустит. Вселится в какую-нибудь учительницу или провизора, и жить вам долго и счастливо. Это нормально.

- Это всё ненормально… Я же буду теперь навязчиво бредить обо всей этой дряни… - взмолился я.

- Не ссы! Мы тебя на ноль вернём и всего делов-то, - улыбнулся леший. - А теперь поднимайся. И пора бы уж нам в родные пенаты. Тут и так много шума наделали, а за это нас не особо жалуют в Управлении.

Я встал на ноги не совсем твёрдо и ещё раз взглянул на таинственный образ города на Неве. Вернее, на небольшую его часть, что досталась мне в эту новогоднюю ночь. И эта часть была прекрасна и удивительна. Надо будет дома почитать ещё пару книжек классиков XIX века. Я снова моргнул.

Мой друг Коля внимательно посмотрел мне в глаза. Потом он цыкнул зубом и поднял свою холщёвую сумку. Он взял меня под руку, словно собрался отвести в вытрезвитель. Мы медленно прошли шагов двадцать вдоль канала и потом во мне погас свет...

***

С хаты меня прогнали. И в этом нет ничего удивительного. Да и делать там, собственно, нечего было. Подумаешь, бизнесмены х@евы? Мы сами выходы найдём и построим то, что надо построить. Но сначала сломаем… До основанья. Ведь есть такой город Петербург, там царя скинули и всё такое.

А сейчас настало время пойти к моему старинному другу в лес, что за «окружной» раскинулся. Я его Колей зову и он, извините, леший. Флору бережёт и животных всяких. Уж с ним мы выпьем добрых напитков. А там и о диалектике поговорим и о новых законах. Или, к примеру, о женщинах, которые нас выбирают...