МИФОПОЭТИКА ДЛЯ ОБРАЗОВАНЩИНЫ

#критика #кузьменков #юзефович #иванов #рубанов #погодина-кузмина #мифопоэтика #образованщина

 

Прискорбно, однако Бердяев был прав: «Духовные начала новой истории изжиты, духовные силы ее истощены. Рациональный день новой истории кончается». Двадцатый век, как известно, скомпрометировал все ответы, но не снял ни одного вопроса. Отсюда – неизбежный кризис позитивного знания. Ментальную матрицу Просвещения сдали в утиль за ненадобностью: судя по опросу ВЦИОМ 2011 года, 32 процента россиян считают, что Солнце вращается вокруг Земли. Свято место не бывает пусто: на смену рационализму пришла тотальная мифологизация сознания.

 

В изящной словесности идут ровно те же процессы – полный и безоговорочный триумф мифопоэтики. В качественном исполнении она, возможно, и недурна. Но наш издательский бизнес сбывает публике неудобоваримые суррогаты в мифопоэтической упаковке. Вот о них и потолкуем.

 

ИДЕАЛИЗАЦИЯ ИМИДЖА

Вместо теоретической выкладки – практический пример.

«Зимнюю дорогу» Юзефовича помните? Формально это рассказ о походе генерала Пепеляева на Якутск в 1922-1923-м. Фактически – 400-страничное чучело документалистики, ради договорного объема набитое опилками всех сортов – вплоть до смерти Мандельштама на пересыльном пункте Дальстроя. Но добрый автор ненавязчиво подсказал нужную интерпретацию: «Я сам, рассказывая об осаде пепеляевцами крепости, построенной Стродом из мерзлого навоза, апеллирую к мифам об осаде Трои». На подмогу прибыл эскадрон рецензентов летучих и восторженно-туманных.

 

Алексей Колобродов: «Рассказ о любом крупном сюжете Гражданской войны в России наилучшим образом будет реализован в мифологическом, а то и космогоническом эпосе. Со стихиями и светилами, сиренами и титанами. Близкий, в контексте масскультуры, аналог – эпопея Толкиена о Средиземье».

 

 Вадим Левенталь: «Пепеляев и Строд – стоит лишь чуть-чуть сместить угол зрения – оказываются не малозначительными командирами небольших отрядов в забытом эпизоде истории, но громадными мифогенными фигурами, как Ахилл и Гектор, Тескатлипока и Кетцалькоатль, Индра и Вртиру».

 

Вот вам прием, известный любому рекламисту или пиарасту – классическая идеализация имиджа. Суть ее в наделении объекта так называемыми дополнительными ценностями – качествами, отсутствующими у объекта, но желательными для целевой аудитории. Образованщина наша под Юнгом повита и под Грофом взлелеяна – прикиньте, какие у нее ценности, а дальнейшее и без комментариев понятно.

 

Поэтому обращение к мифу – вещь многофункциональная: и комильфо, и универсальная индульгенция.

 

ИВАНОВ: ХОББИТЫ В ЛАПТЯХ

Квазиисторическая проза Иванова – это Толкиен пополам с Рытхэу. Причем Толкиена не в пример больше: хоббиты в лаптях и орки в малицах. Вместо мифа здесь самодельная фэнтезятина: сорок бочек вогульских арестантов, семь верст до небес, и все на шитике. Профессор, снимите очки-велосипед, чтоб не уронить с перепугу.

 

«Сердце Пармы» поражает обилием открытий чудных. Греческая ламия в уральской тайге (?!) переквалифицировалась из людоедок в нимфоманки. Удмуртский гондыр – медведь, помощник домового-коркамурта, тоже сменил профессию и работает огнедышащим ящером. Вогульская кикимора Тан-варп эква бросила сучить нитки из сухожилий и освоила стипль-чез верхом на волке.

 

Вообще, Средиземье для Иванова – то же, что и Париж для Хемингуэя: a moveable feast. Прежде оно базировалось в окрестностях Чердыни, а после переехало на дикий брег Иртыша, в Тобольск.

 

В Тобольске сразу же выяснилось, что в мансийском пантеоне новое штатное расписание. Вогульский шаман огласил авторские открытия: «Наши реки стерегут вакули… Зверей рожает Калтащ». Стало быть, Полум-Торум, Тахт-Котиль-ойка и прочие речные боги уволены без выходного пособия. Их место заняли вакули, коми-пермяцкие водяные. И тут гастарбайтеры, да. Калтащ-эква сменила работу, рожениц больше не опекает. Ей самой акушерская бригада нужна: еж застрял. В пантеоне хантов кадровые перестановки не замечены. Зато появился новый топ-менеджер – ведущий специалист по любовной магии Сынга-чахль (в дословном переводе – «гора черной утки», что за прелесть эти сказки). Немного погодя Иванов сунулся в мифологию Ваджраяны. И в ней не обошлось без революционного переворота: «Исступленное непокорство вызывало оторопь, а не уважение. Такое бывает у докшитов – злых демонов, которые от голода раскапывают могилы». Вообще-то, до Иванова докшиты числились гневными защитниками веры, эманациями будд и бодхисаттв, но после удмуртского медведеящера трудно чему-то удивляться.

 

Возьмем тайм-аут, чтобы выслушать адвоката, он же пиараст.

Дмитрий Володихин: «Допустим, где-то у Иванова имеется прямая и очевидная лажа… Иванов НЕ ОШИБАЕТСЯ, Иванов тянет читателя на иной уровень понимания… Иванов КОНЦЕНТРИРУЕТ ВАЖНЕЙШЕЕ, КОНЦЕНТРИРУЕТ ВЫСШИЕ СМЫСЛЫ, даже не философские, не политические, а именно мистические, небесные, нарочито пренебрегая ради столь мощного градуса концентрации правдой факта» <выделено автором – А.К.>.

Безупречная логика: уберите из текста очевидную лажу с докшитами, и – вы не поверите! – концентрация небесных смыслов накроется банным тазом.

 

ОСОКИН: НЕБЕСНЫЙ ПОЗЫВНОЙ

Уж если есть в нашей литературе сертифицированный и лицензированный шаман, то это Денис Осокин. Анна Наринская: «Осокин чувствует магию». Сергей Анашкин: «видит чудесное». Коллеги, оставим магию сотрудникам НИИЧАВО и питомцам Хогвартса, – мы же все-таки не спиритизмом тут занимаемся.

 

Для начала – фрагмент из «Небесных жен луговых мари»:

 

«ушкозя уселся у лежащей оканай за плечами – голову оканай затылком себе на штаны положил – ласково начал с ушами играть – как и прежде – и внезапно схватил оканай за плечи и к себе прижал – а ушкозя сдернул с себя штаны и на оканай навалился. оканай и дралась – и ругалась – и пела. а взвинченный ушкозя чиркнул несколько раз – и кончился. тоже самое и тяпай – слишком долго их оканай мучила».

 

Внимание, вопрос: сей басни какова мораль? Да ровно никакой. Д.О. постоянно провоцирует читателя на любимую интеллигентскую игру в приращение смыслов. Литература, объявил он, должна стремиться к сакральному крику. В итоге возникает примерно такая схема. Общеизвестно: голая Памела Андерсон – это порнография, но голая Наоми Кэмпбелл – уже этнография. Ведь не может того быть, чтобы мари, последние язычники Европы, – и вот так, забавы ради, без оккультных затей. Не-е, это вам не Лука Мудищев с купчихой. В черемисских амурах пытливый ум легко распознает культ плодородия, жертву Великой Матери Шочынава и прочие танцы с бубнами.

 

Да и сам автор любит плеснуть масла в священный огонь. Думали, даром все марийские няшки носят имена на букву «О»? – Окай, Осылай, Одоча, Ошвика, Оразви… Денис Сергеевич по доброте душевной растолковал: О – это позывной неба. Ржунимагу. Вот вам самый сакральный текст русской словесности: «Отец Онуфрий, обследуя окрестности Онежского озера, обнаружил…» 

 

Проблема в том, что без магически-мифологических костылей Д.О. шагу ступить не может. Образец осокинского реализма: ««отличница выбирает рис без всего и блины с семгой. я – уху и куриный шашлык. чайник зеленого чая. два куска торта. мы кушаем медленно. мы устали».

То ли объяснительная записка, то ли протокол – поневоле начнешь внимать небесным позывным.

 

РУБАНОВ: ФИНИСТ С МАЛОЙ АРНАУТСКОЙ

О русском язычестве есть несколько строчек в летописях да «худых номоканонах». Все остальное – либо гипотезы доцентов с кандидатами, либо отсебятина всяко-разных родноверов: не по замышлению Бояню, а по былинам сего времени.

 

Однако Андрей Рубанов в «Финисте – ясном соколе» покусился на широкомасштабную реконструкцию языческой Руси. Рецензенты пришли в предсказуемый восторг. Елена Сафронова, великого ума и невероятных познаний женщина, сомлела от восхищения: «Писатель Андрей Рубанов явно читал множество мифологических первоисточников… Рубанов пишет собственную интерпретацию легенды, существенно усложняя ее… Роман стоит на мощных мифологических пластах, точно на тектонических глыбах».

 

Бля-а, а мужики-то не знают… Что ж, давайте разбираться.

В романе то и дело режут на деревьях славянские руны: Уды, Силу и Алатырь и еще какую-то фигню. Если кто не в курсе, то все это выдумал Кнес Иггволод, в миру Антон Платов. Не лингвист, не историк – кандидат физико-математических наук. Потому и выдумал коряво: есть, скажем, в его алфавите руна «Леля» – якобы, богиню весны так звали. Правда, в ее существование верил, пожалуй, лишь великий фантазер Ян Длугош. Даже термин специальный есть на этот счет – «кабинетная мифология».

 

А еще герои «Финиста» делают жгонку, чтобы войти в ровную дрежу. И опять: если кто не в курсе, это понятия из «Русского боя на Любки», придуманного Александром Швецовым – личностью во всех отношениях мутной. Очередной гуру-из-Бобруйска, в 2014-м был привлечен к уголовной ответственности по статье 239 УК РФ «Создание некоммерческой организации, посягающей на личность и права граждан». Год спустя дело прекратили по амнистии.

 

Вот они, первоисточники и тектонические глыбы мифологических пластов! – новодел с Малой Арнаутской. Я с гибельным восторгом ждал новых бедствий – «Свято-Русских Вед» или «Велесовой книги». Слава Сварогу, напасти прошли стороной.

 

ПОГОДИНА-КУЗМИНА: ЛОСКУТНОЕ ОДЕЯЛО

«Уран» – текст редкой идейной аморфности. Tervist удалым лесным братьям из Omakaitse и шалом евреям, которых расстреливали герои из Omakaitse. Плач о несчастных зэка, что ковали ядерный щит державы, и спасибо товарищу Берии за наше мирное небо. Впрочем, речь у нас не о всеядности – о мифопоэтике.

 

А она ровно того же свойства: лоскутное одеяло. Товарищ Сталин обходится  с подданными круто, как Уран со своим потомством. Буржуйский агент U-235 мнит себя триединым божеством – Анубисом, Гарпократом и Осирисом. Общественная кружка Тася Котемкина подобна Иштар. Хотя, по-моему, к Урану как-то ближе Афродита Пандемос. Упомянуты финно-угорская мать-земля Маа и еще один персонаж «кабинетной мифологии» – Ярило, совсем уж неуместный в устах эстонской школьницы. А герои из Omakaitse – ни дать ни взять принцы-лебеди из сказки Андерсена. И сестра у них соответственная, по имени Эльзе. Синергия выглядит на редкость органично – как шоколад с горчицей или колбаса с повидлом.

 

У меня вопрос: а на кой черт вообще в «романе-реконструкции», по-людски говоря – исторической прозе, юнгианская хрень? Как она работает на сюжет? Тождество сталинского СССР и Урана что-то проясняет в природе культа личности? Анубис и Осирис открывают неизвестную страницу в деятельности Secret Intelligence Service? Греки с египтянами пришиты к повествованию на живую нитку – вот-вот оборвется.

 

Сюжет «Урана» может развиваться в любых декорациях и с любой мифологической подкладкой. Перенесем действие на металлургический комбинат, а легенды… ну, пусть будут кавказские. Директор комбината легко станет богом-кузнецом Тлепшем, Тася Котемина – Шатáной, которую все хотят, а шпион U-235 – да явный же засранец Сырдон. И всех их расплющит жестокая эпоха – железное колесо Жан-Шерх.

 

Вообще, сдается мне, авторессой руководили исключительно… как бы выразиться помягче? – чеховские мотивы: хотела образованность показать. Потому роман о советской ядерной программе превратился в сочинение «Мои любимые книжки». Со всеми вытекающими.

 

ЧТО НЕ ЯСНО?

Мифопоэтические опусы, изготовленные при помощи кайла и какой-то матери, – лишь кирпичи в фундаменте главного литературного мифа: мифа о величии нынешней нашей словесности и небывалом мастерстве ее созидателей. А читатель ленив и нелюбопытен – диалектику учил не по Гегелю…

Что не ясно?