ЖИТИЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО РЭПЕРА

(А. Геласимов «Чистый кайф»; М., «Городец», 2020)

#новая_критика #альтерлит #кузьменков #зоил #геласимов #чистый_кайф #роман_flow

Прозу надо выбирать по тем же критериям, что и колбасу. Написано «Докторская», значит, шансы попробовать дряни – 50 на 50. А вот «Докторскую среднекошерную» брать определенно не стоит: довесок к названию прозрачно намекает на отступления от ГОСТа. Есть риск нарваться на суррогат из ферментированной свиной шкуры, сои, эмульсии и вкусовых добавок. И вообще без мяса.

То же самое с изящной словесностью. «Роман в рассказах» Прилепина, «роман-пеплум» Иванова, «роман-реконструкция» Погодиной-Кузминой, «оптический роман» Немзер – такой эрзац, что и в рот не возьмешь, хоть сахаром его облепи. Нынче Геласимов пополнил жанровую палитру: «роман-flow». Не уберегли степные боги – пришлось читать.

Без flow, ясен пень, тут никак: Андрей Валерьевич, задрав портки, рванул за комсомолом. Главный герой опуса – Баста, он же Баста Хрю, он же Баста Бастилио, он же Ноггано, он же N1NT3ND0, он же Василий Вакуленко, он же Элла Кацнельбо… простите, кажется, это уже не он. Впрочем, автор в припадке запоздалого целомудрия устыдился откровенной заказухи: это, мол, вовсе не Баста, а портрет поколения, все совпадения случайны.

Ну, насчет поколения А.Г. явно погорячился, а что до портрета… Он явно парадный, все признаки налицо: акцент на социальном амплуа, театральность позы, стремление историзировать модель. Формула известная: характер нордический, стойкий, в порочащих связях не замечен. Все, что бросает на протагониста хоть слабую тень, выметено, выскоблено, вымыто со щелочью. Где наезд на Децла и компенсация морального вреда? Где поддержка пенсионной реформы с неуклюжими извинениями в финале – виноват, граждане, не сразу разобрался? Где торговля тряпьем с символикой АУЕ и шапками с цифрой 228 (для справки: статья УК за наркоту)? Не дождетесь! – первый президент РФ любил сопровождать эти слова характерным жестом. Вместо биографии здесь агиография, вместо жизни – житие, пусть и не безгрешное, уж простите за паразитную рифму.

Житие так житие. Нет тех крепостей, которые не брал бы А.Г. Благо в руках у него безотказный и универсальный инструмент. Подробности у Льва Пирогова: «Методика Геласимова напоминает об откровениях одного советского киноактера средней руки, снискавшего народную любовь изображением цыпленка-табака в передаче “Вокруг смеха”. Актерское мастерство – это умение пользоваться набором штампов, поучал он. Чтобы засмеялись, сделай так, чтобы заплакали – этак». 

Остальное – дело техники. Книжку про Чечню, не видав в глаза Чечни? – да как два пальца об асфальт, из подручных материалов: «Трех товарищей» и словосочетания «груз 200». Про новых русских, которые мимо на «мерине» проезжали? – за не фиг делать: из фильма «Игрушка» и слова «Лэндровер» (авторская, если что, орфография). Про рэп? – да проще пареной репы: две-три готовые рифмы сомнительного качества: «сети – бессмертие» плюс терминология: «панчлайн», «битбокс» и проч.

Что до прочего… так все уже сказано: грузите штампы бочками. Умница-красавица непременно окажется богатой наследницей и влюбится в героя – любовь такая любовь. Дед непременно наденет все боевые ордена и отправится месить ментов, что наваляли его любимому внуку – ветеран такой ветеран. От наркозависимости непременно спасаются в монастыре – скрепы такие скрепы. А братва такая братва. И менты такие менты. И далее по списку.

В очищенном от клише тексте легко просматриваются два лейтмотива: а) ростовская юность рэпера Пистолетто; б) личностный и творческий рост героя – из Пистолетто в Бустера.

Увереннее всего А.Г. работает по чужим лекалам. Ростов 90-х с терками-разборками, бандосами-лавандосами стоит на фундаменте «Бандитского Петербурга» и «Москвы бандитской» и потому выглядит более-менее сносно. Без посторонней помощи дела идут не в пример хуже. Сочинить погоняло герою – ну никак не бином Ньютона. А вот вам, мля,  Пистолетто – и лучше выдумать не мог. А сообразить, что опустил протагониста, уравняв его с мультяшным персонажем, слабо?

Bildungsroman  о личностном росте и прощании с дурью у г-на сочинителя как-то не задался. Видимо, годного образца не нашлось. Чтобы облегчить себе задачу, Геласимов силком засунул в текст аллегорию: эдемского змия в образе недобитой гадюки. Только вообразите: жила себе рептилия, хоть и башку размозжили, пока не уничтожил ее деревенский паренек, научившийся у экс-Пистолетто музыке. Мораль: искусство победило порок. Спасибо, а то мы не в курсе.

Кстати, с искусством и творческим ростом в романе вообще никак. Хотя примеров для подражания в мировой литературе – более чем. Видимо, ниггерские частушки, перепертые на язык родных осин, не особо вписываются в этот паттерн. В итоге Геласимов, обреченный на самостоятельную работу, стопицот раз пересказывает одну и ту же немудрящую историю: как четкий пацан с раёна всех порвал-ушатал-раскачал своим очередным чумовым-угарным-улетным треком. Для заказчика, понятно, это чистый кайф, но читателю-то вовсе не по кайфу.

Про сюжет вроде бы все ясно. А про композицию лучше и не вспоминать. В романе четыре хронотопа: настоящее – гастроли в Дортмунде, прошлое – бандитский Ростов, монастырь на Псковщине и Москва эпохи гламура. Повествование конвульсивно дергается туда-сюда-обратно, но зачем – одному А.Г. ведомо. Флэшбеки мотивированы лишь в первой части, где герой встречает подружку ростовской поры,  ныне Geschäftsfrau, а дальше возникают без всякой логики, по авторской прихоти.

Структура в романе отсутствует. Дальше грядет полный триумф апофатики: в «Чистом кайфе» нет ни характеров, ни портретов, ни мало-мальски убедительной психологии. Не дождетесь! – следует характерный ельцинский жест. У Жоры подключичный катетер, а у Вадоса «потолстевшая корма» – вот и вся разница между героями второго плана. Умница-красавица Юля тоже начисто лишена всякой индивидуальности, вплоть до вторичных половых признаков. Оно и понятно: она не героиня, а функция – восхищается Бустером, и хватит с нее. Сам Бустер, судя по речи, невразумителен – гопояз пополам с метафорами: «Он будто оброс новой оболочкой, вплавился в нее, как жук в смолу».

Что в книге хорошего, так это качественная редактура. Не в пример прежним текстам из «Эксмо»: «пожар нечеловеческой боли в истерзанной рогоносным статусом хрипатой груди», «она пломбировала его кричальное отверстие»… Респект редактору Пучковой. А то ж хотелось намертво запломбировать автору все наличные отверстия, чтоб неповадно было.

Скучные все это материи, надо сказать. Но финал «Чистого кайфа» и того скучнее – за happy end Геласимову впору вручить удостоверение кондитера шестого разряда. Экс-Пистолетто разъезжанто кабриолето и держит банко миллионо. Счастливое семейство гуляет по Дортмунду, а детишки… «Публика, хоть не понимала ни единого слова, была в полном восторге. Не каждый день два крохотных человека читают у них в старом городе русский рэп».

А чего вы, собственно, хотели? Контркультура – мерзость еще бóльшая, чем официальная культура. Андерграунд кончается там, где начинаются гонорары, но продолжает прикидываться таковым. Тому в истории мы тьму примеров слышим, от Маяковского до Шнура. Баста – явление того же порядка, глянцевый яппи с закосом под реального пацана. Так что, извините, без вариантов…

При всем при том не слишком понятно, чем «Чистый кайф» читателю ценен. Михаил Визель по доброте душевной подсказывает: «Геласимова интересует несколько внесюжетных тем, доселе в русской литературе не особо разработанных. Во-первых, скользкая тема веществ, на которых плотно торчат все без исключения герои в первой части. А во-вторых, что существеннее – тот самый невозможный рэперский язык. Который какой-нибудь профессор кафедры славистики немецкого университета, привыкший профессионально восторгаться Буниным и Набоковым, не колеблясь, определил бы как “клоачный”».

Ага, нашел первопроходца. Скользкую тему веществ, насколько помню, впервые затронул Гумилев в рассказе «Путешествие в страну эфира». А дальше были булгаковский «Морфий», агеевский «Роман с кокаином» и так далее – вплоть до ширяновского «Низшего пилотажа». Невозможный язык – так это тоже традиция: от классической фени в «Лучшем из них» до гопояза в «Добыть Тарковского». Зачем тратить время и деньги на семьдесят седьмую воду на чужом киселе? – вопрос остается открытым.

По легенде, товарищ Сталин, прочитав «С тобой и без тебя», хмыкнул в усы: «Эту книгу нужно было издать в двух экземплярах – для него и для нее». Вот и «Чистый кайф» надо было печатать тем же тиражом: автору и заказчику. А публика тут совершенно лишняя.