без я
Перед утренней сигаретой нужно выпить воды. Смыть изо рта ночную затхлость. Сны оставляют следы. Скукоженные, морщинистые фантики чужой реальности. Их хочется выкинуть, но мусорное ведро под раковиной уже битком. В нем обертки от бумеров, кукуруку и кара-кум. Сладкоежкины улики. Придёт стиморольная легавая и возьмёт. Возьмёт под арест. И зачитает права. Право на самоопределение, право на протест, право на месть, право на милосердие. Вода смоет ночную затхлость. Вода смоет забродившие сны, но один спрячется за подкладкой и будет шуршать, надоедая памятью о вкусах, которые не повторить.
Сигареты курю из-за метаморфозы. Осязаемое становится дымом. Пепел рассыпается в пыль. Бывает и наоборот. Смех прошлого, звуки прошлого, радость прошлого — прячутся в материальном, спят и таятся до часа. Ждут освобождения покорно и молчаливо. Консервированная память, чтобы её вскрыть нужен огонь. Принёс на балкон альбом. В нем коллекция спичечных этикеток. Открываю. Под прозрачными полосками щурятся от неожиданного света африканские перелетные птицы, в зелёных волнах корабли ВМФ СССР стыдливо топят стальную наготу, великие учёные топорщат пыльные бороды, знаменитые путешественники кутаются в меха и спускаются в лодки. Ближе к альбому двигаю пепельницу — жестяной цилиндр цейлонского чая. Зажигалка даёт огонь, дрожит в предвкушении рыжий язык, синеет от жадности его острый кончик.
Начинаю с птиц, ведь они не боятся боли. Тем кто летал, сгореть не страшно. В последнем пике, с обожженными крыльями, первая падает в смерть. Пестрая птица в серую ночь. Следом журавль. Птичий прах уже часть воздуха, которым дышу. Открытые окна бросаются снегом как хлебом, будто в огромного голубя, будто снег необходим для жизни, будто без него не взлететь, не запрыгнуть на карниз, не броситься вниз к земному ядру. Будто бы без его белой святости никто не сумеет унизиться осознанием. Учёные горят жирно, так было всегда. Их пепел даже немного блестит. Мозговое розовое сало накипью пристало к стенкам цилиндра. Опускаю в пепельницу палец и ногтем черпаю учёный нагар. Очень мыльный остаток.
Две толстые слипшиеся снежинки влетают в могилу, талой каплей плывут ко дну. Пепельница — мертвый колодец. Жгу этикетки, жгу этикетки, жгу этикетки, жгуч сэтикетк, жгуче солтике, жгучее солнце гнездится в черешнях, мальчику не дотянуться. Пусть даже с забора он руку протянет, бордовая сладость не дастся. Уже понимая, он все же подпрыгнет. Для успокоения совести. Так говорит мама, когда ей на рынке понравится юбка. Но рынок остался для них в первом классе. Сейчас в холщовой сумке бутылки для сдачи. Прямая дорога Зелёного Яра, но улица под уклон. Ему бы боятся разбить бутылки, но нет. Другой страх. Встретить цыгана на белой «Волге», таким же — но прошлым — летом цыган этот прятался в их огороде. Его искали такие же смуглые и неопрятные, только без «Волг». Мама не выдала. Видела у ищущих пистолеты. Мальчик прижимался к доброй овчарке час. Флинт не скулил. А рычать вообще не умел.
Цыган потом не сказал «спасибо». Запрыгнул в машину. Уехал по прямой дороге Зелёного Яра, по улице под уклон. Трамвайные рельсы, две пары. Противоположные. Туда и обратно. Но так одинаково сверкают, бьют по небу острыми бликами в ответ на полдень и жару. Через три дома блеск меркнет в тени остановки, за ней, на площадке, большой «Продуктовый», а рядом, под кленом, в компании ящиков потертая бабка в мужском пиджаке. Она меняет деньги на бутылки. Мальчик вытащил двенадцать штук. Бабка проверила каждую, горлышко, дно и туловище. Мама их вымыла в тазике, в тёплой воде. Бабка считает листочки-карбованцы. Отдаёт. Мальчик кивает и чтоб не отняли скорее бежит в магазин. Как тайну протягивает продавщице деньги и просит хлеба. Буханка в холщовой сумке тянет скорее домой, а сдача в целый листочек ведёт греховно к ларьку. Проступок покупать жевачку. Пусть и одну. Пусть самую недорогую, без вкладышей. Но мальчику кажется, что сегодня мама не будет ругать. Летом она редко ругается, а ещё он дома рассказывал как Алёнин папа варит старые жевачки в сахарной воде, и они тогда заново сладкие. Папа мальчика обещал и ему сварить, когда вернётся. В следующий раз.
В правой — сумка с хлебом, в левой — жевачка, карманы пусты. В небе — лето и полдень. И — сколько хватает детскому росту видеть горизонт прямой улицы Зелёного Яра, дороги в гору — ни одной птичьей точки.
-
Маючая Елена, 08.02.2021 15:02
ответ на комментарий пользователя Маючая Елена : #3474248
Я тут где-то прочитала, что Вы приболели. Поправляйтесь.
В декабре перенес ковид. Но сейчас восстанавливаюсь потихоньку, спасибо.
-
Маючая Елена, уровень вашей читательский снисходительности удручает. Вы какая-то ограниченная в восприятии текста. Не надо так.
-
-
-
ответ на комментарий пользователя ALee : #3474288
мугогоооо если я читатель (иногда и автор) с ограниченными возможностями