Работа без авторства/Werk ohne Autor (2018) – Только не отводи взгляд

 

 

 

Что такое искусство? Откуда берется вдохновение? 

 

Вопрос поистине сложный даже для философского трактата, что уж говорить о таком примитивном и непритязательном виде массового искусства, как кино.

 

Но есть человек, который попробовал. Уроженец Кёльна, Флориан Хенкель фон Доннерсмарк, обладатель Оскара за отличный фильм «Жизнь других», и полных карманов критики за фильм «Турист» (зато приказывал, что делать одновременно Джонни Деппу и Анджелине Джоли, скажете вы и будете правы).

 

И вот новый поход за самой престижной кинопремией (две номинации, что само по себе признание и успех, но после живой статуэтки, десять лет, как греющей руки и душу, это скорее неудача) – фильм «Работа без авторства».

 

Фильм – достаточно вольный пересказ основных жизненных вех самого успешного немецкого художника из ныне живущих – Герхарда Рихтера. Наиболее подходящий термин, пожалуй – псевдобайопик, где факты биографии выстраиваются в угоду драматической структуре истории, и щедро разбавляются плодами фантазии, которые любезно предоставляет все тот же гер Доннерсмарк, являющийся и автором сценария. Но делает он это настолько точно и гармонично, что создателям, например, «Движения вверх» или «Легенды 17» не помешало бы взять один-два урока у маэстро.

 

Надо сказать, что в написании сценария принимал активное участие сам Герхард Рихтер (насколько активным может быть неприлично богатый всемирно известный восьмидесятишестилетний бюргер), любезно предоставляя документальные материалы и иной устный фольклор о событиях давно минувших дней собственной жизни. В конце, правда, он сказал, что фильм – туфта, человечество катится в бездну, и вообще, все мы – пыль.

 

Ничего удивительного в этом нет, поскольку он большую часть событий пережил (кроме художественного вымысла, разумеется), а зрителю представляется лишь заглянуть мельком, подсмотреть, кратко и размыто, как любил изображать реальность сам Рихтер.

 

 

Теперь, собственно, к фильму. Молодой талантливый художник Курт Барнерт родился, учился, женился, и до сих пор не умер. При этом успел увидеть через смерть своей тети ужасы третьего рейха, научиться социалистическому реализму, потом переучиться капиталистическому, жениться на девушке своей мечты, которая не выбирала родителей, сбежать из Восточной Германии в Западную и стать великим художником, почти голосом поколения.

 

 

История развивается неспешно, но последовательно, логично, и крепко держит зрителя, причем не столько интригой, мощным саспенсом или сногсшибающими спецэффектами, а скорее некой уютностью, камерностью (хоть это и не совсем верное слово) повествования. Все-таки три часа удерживать зрителей у экрана подвластно не только лишь всем, мало кому это удается. И Доннерсмарк определенно один из этих чародеев.  Нечто подобное я испытывал от обволакивающей простоты повествования при просмотре «Побега из Шоушенка».

 

Каст предельно точен и убедителен. От Тома Шиллинга не ждешь драк, погонь, выстрела с бедра или хотя бы эксгибиционизма. А зря, кстати. С голым задом на дереве он таки появится в кадре.

 

Нет, ему вполне достаточно быть задумчивым, печальным или с хитрым прищуром глуповато улыбающимся. Всеми тремя приемами по очереди он вполне располагает к себе, и ты натурально веришь, что да, в этой голове может зарождаться настоящее искусство.

 

 

Себастьян Кох, этакий немецкий Машков, в представлении не нуждается. И после череды положительных героев (та же «Жизнь других» или «Черная книга», на худой конец «Родина») он прекрасно справляется с отрицательным. Полным достоинства, порой высокомерным тестем и одновременно ублюдком, настоящим палачом в медицинском халате.

 

Паула Бер и Саския Розендаль хороши в связке, двойственностью и схожестью типажей, в которой выражается преемственность чудаковато-прекрасного в жизни главного героя. Обе не стесняются демонстрировать в кадре женскую грудь (каждая свою, разумеется), но и это выходит естественно и нелишне. Вообще, я сейчас даже не вспомню фильма, где женская грудь в кадре выглядит инородной.

 

 

Так же на своих местах Ханно Коффлер и Оливер Мазуччи. Нельзя не упомянуть и Сидихина в роли майора НКВД (в начале повествования; за отведенный ему миг экранного времени он успевает сделать головокружительную карьеру).

 

Отлично подобранный саундтрек, начиная с неподражаемой Франсуазы Арди, и заканчивая Максом Рихтером, который и написал основной саундтрек к фильму. Однако заглавной темой стала его ранняя композиция Ноябрь, которую я лично до сих пор иногда слушаю для вдохновения. Макс Рихтер – это такой Ханс Циммер «на минималках», в последнее время уверенно набирающий обороты.

 

Сам фильм, несмотря на непростой период, охватываемый повествованием, и откровенно жестокие события, происходящие в нем, не выглядит грубым или жестким, оставляет скорее ту самую «светлую грусть», причем больше светлую, чем грусть. Назову его даже жизнеутверждающим, хоть тут и смерть на войне, и убийства в газовых камерах. В конце концов, после титров Курту Барнерту немного за тридцать, у него есть семья, призвание и большие перспективы, а это хэппи-энд.

 

Разбирать действия персонажей или приемы, через которые режиссер выводит зарождение вдохновения, приоткрывает (на свой взгляд) таинство прикосновения к чистому искусству, к прекрасному и иногда к женской груди – тоже. При первом просмотре (а я смотрел дважды) в момент кульминации мой внутренний сценарист возмутился – «Неужели он это так и оставит? Так же нельзя?» Во второй раз, спустя несколько недель, я удивительным образом при просмотре согласился, что только так, наверное, и можно.

 

Похожий фокус попробовал провернуть с заключительным сезоном «Игры престолов» - ничего не вышло. Так действительно нельзя.

 

Сам художественный поиск выглядит вполне реалистично – муки творчества, поиски троп, тычки в пустоту, в никуда, робкие попытки творения, без ясной цели и конкретного результата, в лучшем случае одна из десяти может иметь призрачный шанс на «вот оно!»

 

 

Одновременно прослеживается некое высказывание автора о природе творения, о честности перед собой, без которой нет честности перед зрителем. От ума можно сделать табурет, но он не чтоб трогать сердца, скорее, чтоб обнимать задницы. Неспроста зажатый в рамки социалистический реализм Востока и псевдосвободный модернизм Запада выглядят одинаково пустыми, как братья близнецы.

 

Примечательным в данном контексте оказывается и сам творческий путь режиссера. Мол, я знаю, о чем снимаю, сам через это прошел. Амплитудой собственной карьеры продемонстрировал, что писать (и снимать) о близком, волнующем, в той или иной степени пережитом – это гораздо больше искусство, чем бюджеты и звезды в придачу к советам жен продюсеров, точно знающих, как лучше. Оттого и вернулся из Голливуда на родину, вернулся с серьезными намерениями и, надеюсь, надолго.

 

Желающим указать на хромающую матчасть даже искать много не придется – этого в достатке. Одна только юрта Крымских татар в Крымской же тундре чего стоит. Но автор видит так, и если зритель готов принять правила игры, то смотрится все достаточно органично, и сам зритель при этом не выглядит дураком.

 

По итогу фильм считаю сильным, как с ремесленной, так и, собственно, с художественной точки зрения. Посмотрел с удовольствием дважды, и через несколько лет, думаю, пересмотрю еще. Он не изобилует пищей для ума (хотя и заставляет задуматься), но дарит эмоции, не открывает путь, но показывает возможности.

 

Я определенно рекомендую его к просмотру.

 

 

Немного о Герхарде Рихтере.

 

Если вам когда-нибудь доведется вместе с Петровым и Бошировым побывать в Кельнском соборе, обратите внимание на витраж, величественный в своей хаотичности. Его любезно сложил в произвольном порядке сам гер Рихтер. Но когда я таким образом собрал пазл, жена назвала меня идиотом.

 

 

Если у вас есть лишних пятьдесят миллионов долларов, вы вполне можете приобрести себе «Абстрактный образ» кисти Рихтера. Ну или любую картину моей руки за пятьсот рублей.

 

 

11 сентября 2001 года Рихтер летел на самолете в Нью-Йорк, но приземлиться там ему не удалось. Несколько лет спустя он напишет свой «Сентябрь», который два года назад можно было приобрести всего за сто пятьдесят тысяч долларов.