Стороны

Когда подошла Рая, я доедал завтрак, запивая последние кусочки омлета сладким чаем.


— Вкусно? - хозяйка придорожной таверны «По эту сторону» смотрела вопросительно и добродушно.
Открытое улыбчивое лицо румянилось и светилось.


— Отменно. Как и всегда.


— Это хорошо. Для тебя есть работёнка.


Рая иногда подкидывала мне пассажиров. Я устало вздохнул.


— Сегодня мой последний день. Не забыла?


— Я все помню. Уходишь на пенсию. Последний клиент — мой тебе подарок. У барной стойки. Видишь какая? Ну, угодила? Скажи, угодила?


Я оценивающе оглядел будущего попутчика. Невысокая женщина выглядела растерянной. Скромное платье в пол, непримечательная чёрная сумочка в руках. Тёмные кудрявые волосы, наспех перевязанные бордовой атласной лентой, напоминали маленькие летние смерчи над распаханным полем. Незнакомка смиренно ждала. Ждала моего согласия.


— Идёт, - я кивнул, достал из внутреннего кармана флягу и протянул хозяйке, - Бутыль сливовой с собой и её до краёв наполни.


— Отлично. Сейчас позову.


Рая снова улыбнулась и засеменила к стойке, сказала что-то незнакомке, та в ответ благодарно пожала ей руку и решительно направилась ко мне.


Подошла, тихо поздоровалась и села напротив.


— Мне сказали, вы поможете. Срочно нужно на ту сторону. Вы поможете?


Я наконец смог хорошенько разглядеть её лицо. Бледная кожа, высокие скулы и точёный подбородок, удивлённо приподнятые аккуратные брови, острый, любопытный носик, приятной полноты розовые губы, наивно распахнутые, закрученные вверх ресницы. А под ними тёмные изумруды глаз. Смотрят на меня. Смотрят насквозь. Упрямо и печально. Тёплый молочный, яркий розовый и глубокий зелёный. Цвета её флага. В уголках рта и глаз украдкой притаились морщинки, ещё несмелые, стеснительные. Но очаровательные и загадочные. Я любил тридцатилетних женщин. И эту полюбил. Засмотрелся весь. Забылся почти.


— Вы поможете? - а голос у неё низкий, грудной. Таким нельзя говорить на людях. Только наедине. Когда не стесняешься своих мурашек.


— Плату вперёд.


Мне пятьдесят и нужны деньги. Ей тридцать и не нужно уже ничего.


Она послушно полезла в сумку, достала кошелёк и нетерпеливо выдернула две бумажки.


Протянула мне через стол. Я взял деньги и коснулся её длинных ухоженных пальцев. На суставах морщинки. На ногтях бесцветный лак. От прикосновений тепло.


— Вы идите на парковку. Там моя развалюха. Тёмно-серый джип в ржавых яблоках. Ждите, я скоро.


— Хорошо. Только вы пожалуйста...мне срочно.


— Скоро я. Сказал же. Вас как зовут?


— Аня.


— Аня, на ту сторону нельзя опоздать. Будем вовремя.


Я прошёл в туалет и уставился в зеркало. Обветренное, загорелое лицо и воспалённые глаза в красных прожилках. В волосах и недельной щетине серебрится седина. Последняя поездка и баста. Открыл воду и умыл лицо, смочил шею. Прохлада отвлекла.


Я забрал у Раи флягу и бутылку настойки. На улице ждала дорога. На улице ждала Аня. Обе - женщины. Первая постоянная, вторая преходящая.


Мы ехали молча. Очень долго. К обеду осеннее небо затянули низкие тучи. В приоткрытое окно врывался свежий предгрозовой воздух. Он ерошил кудрявую копну Аниных волос, а неяркое солнце золотило её кожу. В его приглушённом сиянии я отчётливо видел мягкие персиковые волоски. Перед той стороной люди становятся собой. Красивыми и настоящими. Аня поёжилась, её смущал пристальный взгляд моих усталых глаз. Я достал флягу, отвинтил одной рукой крышку и сделал добрый жадный глоток. Крепкая настойка жёлтых слив мягко дёрнула горло и просочилась во все клеточки тела. Жидкий концентрат солнца.


— Выпей, - я протянул женщине флягу.


Она повернула ко мне лицо и только сейчас я заметил застывшую в изумрудах блестящую слюду слёз.


— Лекарство от тоски и печали, - мягко, но настойчиво я вложил в её руки пузатую ёмкость.


Аня сделала осторожный глоток. Задумалась на мгновение, прислушиваясь к ощущениям и снова приложилась к горлышку, но уже охотнее.


— Другое дело, - я одобряюще улыбнулся и достал сигареты. Аня жестом попросила одну для себя.


Мы закурили. Мотор привычно урчал, шины привычно шелестели. Привычная дорога вела нас вперёд. Журавлиный клин, почти касаясь кромки облаков, летел куда-то по своим журавлиным делам.


— Тоже ищут другую сторону, - будто прочитав мои мысли, сказала Аня.


Я снова внимательно на неё посмотрел. Обычная женщина. Я склонен преувеличивать. Склонен влюбляться в работу.


— На той стороне есть двойник нашей таверны. Один в один. Знаешь, как называется? - мне не хотелось снова молчать. И отпускать её не хотелось. Вдруг и она полюбит. Передумает. Останется.


— Хм... «По ту сторону»?


— А вот и нет. Так же как и наша. Ведь для них их собственная сторона «эта», а наша «та». Понимаешь?


— Очень остроумно.


Аня отвернулась к окну. Я обругал себя последними словами, ударил по козырьку, поймал, вывалившийся эмпэтришный диск и включил музыку. Марк Нопфлер затянул «You and your friend». Я закурил и салон наполнился густым сизым дымом, густой сизой музыкой и нашим необязательным молчанием. Я подпевал про себя. Аня слегка покачивала головой в такт гитаре. Мы ехали пустынной дорогой, туда, где меньше всего хотели оказаться.


Медленно опускались сумерки, накрывая чернильной ватой расцвеченные осенью деревья, приглушая мягкими берушами дорожные звуки. Начался дождик. Мелкий, грибной.


Вскоре свет фар отразился от указателя «Ясашная ташла». Я свернул на просёлочную, ухабистую дорогу. Аня встрепенулась и тревожно спросила:


— Куда это мы?


— У меня домик здесь. В деревне. Заночуем, а завтра до десяти утра уже будешь на месте. По темноте не вожу никого на ту сторону.


Кудрявая внимательно на меня посмотрела. И совершенно неожиданно улыбнулась. На мгновение сумерки отступили и снова стало светло. Я что-то промямлил и свернул на нужную улочку.


Мы сидели за старым круглым столом. Белая скатерть спорила с Аниной кожей. Проигрывала конечно. С появлением женщины в доме стало теплее. Но я не обманывался. Утром хибара снова остынет. Так бывало всегда. Огонь сменялся холодом. Встреча — разлукой. Жизнь — смертью.


Я наливал сливовую в рюмки. Подкладывал в тарелки круглую молодую картошку в укропе.


Потрошил на доске селёдку. Аня за мной следила. Очень пристально, любознательно. Думала что-то там, у себя в кудрявой голове.


Мы ели и пили, смотрели друг другу в глаза. Улыбались радостно, но чаще просто молчали. Я знал - что ни скажи в такой вечер - всё выйдет глупо и пошло.


Ближе к полуночи легли спать. Она на кровати, а я рядом, на полу. Она на перине, я на груде старых одеял.


— Доброй нам ночи!


— Доброй!


Аня пришла ко мне под утро.


— Ты только не прогоняй. Я ведь ещё я. Ещё не исчезла. Дорога не пройдена до конца.


Она села на меня сверху и медленно двигалась. Жёлтая луна сквозь окно выкрасила её грудь нереальным цветом. Острые соски указывали верный путь. Компас, за которым хотелось идти. Аня негромко стонала. Этим последним сексом она утверждала жизнь и ставила в ней точку. Мы кончили, а рассвет наступил. Кудрявая голова уснула на моей груди. Острый носик безмятежно сопел.


Я выждал с полчасика, аккуратно встал, оделся и вышел во двор. В сарае на ощупь нашёл лопату и отправился в сад.


Вырыл могилу под красивым раскидистым каштаном и вернулся в дом.


Утром распогодилось и к мосту на ту сторону мы подъехали под ярким сентябрським солнцем. Аня щурилась и довольно улыбалась. Я, напротив, хмурился и злился.


— Ты готова? По мосту нужно пройти пешком. Одной.


— Готова, шеф!


— Хорошо. Иди.


— А ты что, даже не выйдешь из машины?


Я не хотел прощаться. Но не мог противиться её взгляду. Не мог противиться памяти о прошедшей ночи.


Она обвила мою шею руками. Погладила ладонью щетину и запечатала ярко-розовым поцелуем своё присутствие в моей жизни. Хорошая и смешная.


Туман, поднимавшийся над рекой, окутал белёсой пеленой мост. Аня, дойдя до середины, обернулась. Посмотрела на меня и громко крикнула:


— Я передумала. Хочу остаться с тобой!


Я рванулся к мосту, но тугая невидимая мембрана отпружинила меня обратно. Я мячиком отлетел к машине. Нет мне дороги. Нет.


Аня испуганно вскрикнула. Но и её крик и её саму поглотил туман. Не отпускающий никого, безмолвный и равнодушный.


Я сел за руль и двинулся в обратный путь. Там, дома, на груде старых одеял меня ждало тело Ани. Я похороню его под каштаном.