Modus vivendi
Когда Арсений закапывал Клавдию, она смеялась и ямочки на её щеках разразились метками девичьего счастья. Арсений щербато улыбался, рот его кривился, лопата плюхалась в песке и рассыпчатой кучкой засыпала тело Клавдии, будто Арсений, как заправский пекарь, готовился замесить тесто для пирога. Земля была прохладной. Ладно выкопанная яма, без кореньев и грунтовых вод была очень кстати при июньской жаре. Вообще, Клавдия очень любила, чтобы Арсений хоронил её именно летом, когда жар ломит кости. Могила всегда давала прохладу и успокоение.
Арсений остановился. Похлопал себя по карманам в поисках сигарет и спичек. Не найдя, плюнул в могилу сквозь щель между передними зубами, и принялся снова засыпать Клавдию. Кладбищенский сторож дядя Коля, заварив чифирь, нежился на солнышке, восседая на одной из скамеек подле могилы с покосившимся крестом и облупившейся надписью. Арсений, заприметив сторожа, отбросил лопату и цыкнув сквозь зубы Клавдии «ляжи тутЬ», направился к нему стрельнуть курева. Дядя Коля жмурился от солнца как лягушонка. Ареал его обитания был точно выверен гектарами кладбища, которое он никогда не покидал. Поговаривали, что и родился он на кладбище от уже мёртвой мамаши. Мол, хоронили одну бабу беременную; стали уже гроб спускать, а из него вроде как стук какой-то идёт, изнутрЯ. Подняли, думали, что баба жива, как Гоголь. Гроб вскрыли, а из бабы той младенец вертлявый вылез. Живёхонький. Назвали Колей и оставили жить на кладбище. Тогда всех бесхитростно называли Колями. На кладбищЕ завсегда прокормится. Коля рос и учился на кладбищЕ. АлфАвит, цЫфры - всё по надписям надгробным. К труду был сызмальства приучен. Человеком рос спокойным и рассудительным. В чужое горе не вникал, а про себя особо не рассказывал, да и нечего было. Аккурат посещал могилу покойной матери, дёргал колючую траву, подсыпал речной песок на прохудившийся холм, правил облупившийся крест. Питался с могил и подаяний простых людей. Рыл могилы, красил оградки, ладно правил кресты. Жить можно.
Из всех живых тварей, дядя Коля признавал только собаку по кличке Кутья. Кутья имела неосторожность познакомиться полнолунной ночью с сатанистами; бедную голодную тварь подманили куском колбасы, а потом распяли на кресте на могиле некой старухи колдуньи. Обряд, впрочем, был сорван вышедшим по малой нужде дядей Колей. Сатанисты приняли сторожа за истинного сОтону и дали дёру, оставляя за собой нехилые лепёхи говна. Собаку дядя Коля снял с креста, выходил и дал кличку Кутья. С тех пор они неразлучны.
Арсений подошёл к сторожу, и, заложив руки за спину, склонившись, спросил - нет ли закурить. Дядя Коля отродясь куревом не баловался и отмахнулся от Арсения как от назойливой навозной мухи. Арсений сплюнул под ноги сторожа и вернулся к Клавдии. Клавдия, на две трети присыпанная прохладной рыхлой землёй, нежилась и тяжело дышала. Арсений подошёл к краю могилы и скомандовал: «вылазь». Клавдия скорчила недовольную мину, стала неохотно подниматься из недр. Земля ссыпалась с её грузного голого тела, обнажив порозовевшие свинячие телеса, которые высвободившись, оказались помолодевшими и очень аппетитными. Арсений зарделся и подпёр набухшим членом черенок лопаты. Он всегда любил эти моменты когда Клавдия покидала могилу.
- Руку-то дай,- гаркнула властным голосом Клавдия,- стоит, оттопырился как перст. Хоть бы мёртвых постыдился.
- А чего их стыдиться, они не видЮть ничего. ДрыхнутЬ, как солдаты на посту,- буркнул в ответ Арсений.
Выудив Клавдию из могилы, Арсений подал ей халат, пошитый наспех из Красного Знамени войсковой части РХБЗ, располагавшейся неподалеку, с восковыми буквами и регалиями чуть ли ни за взятие Берлина. Правда, после обнаружения пропажи Знамени, часть в спешке была расформирована, а командир части от такого позора вспорол саблей своё обширное сальное брюхо прямо на плацу. Истинный самурайский поступок.
Лопату Арсений воткнул на краю могилы со словами «кому-нибудь да пригодиться, как помре, ищо спасибо скажутЬ». Пара Арсения и Клавдии, держась за руки, выходила с территории кладбища. Сторож дядя Коля по-прежнему сидел на скамейке, как какой-нибудь Птоломей на краю Ойкумены, жевал травинку, сорванную тут же возле креста, и, размышлял о том, что не все приходят на кладбище за смертью, а некоторые и за воскрешением.
-
Искра это хорошо, но из нее может возгореться нехорошее такое пламя. Однажды в 90х мы хоронили камрада, ну и в конторе некоего подмосковного кладбища обсуждали с неким местным боссом все эти дела значить скорбные и понятное дело - цены. И вдруг этот главритуальщик перевел внимание на себя и начал сравнивать свое кладбище с неким другим. Среди прочей чернухи, совершенно спокойно разворошил тему как некий тамошний начальник прикапывает некие криминальные трупы и в том числе неких неугодных ему могильщиков. Много чего наговорил. Его сотрудница, тетка под полтос сидела рядом под ней стул дрожал. Мы сделали вид что ничего не поняли из его *бреда*. Уверен этого наркомана самого прикопали вскоре. Хорошо что уменя память избирательная - меня хоть полиграфом бей-пытай, я теперь не вспомню ни его имени, ни реальной должности, ни рожи его обдолбанной, я даже сомневаюсь что это мой опыт, а не случай из чьей-то чужой жизни. Так и с этим креативом. Ничего кроме чернухи, ни малейшего просвета, ни в зуб ногой, не фпи*ду, ни в Красную армию)))
-
-
Да, да. Художник, он все видит по-своему. Стоит ли упоминать что для любоваться его видениями требуется конгруентный склад ума))
-
-
Добрый вечер. «лопата плюхалась в песке и рассыпчатой кучкой засыпала тело Клавдии» плюхалась, кучкой. Зачем тут мимимишность? Как кучкой можно тело засыпать? Если кучка, то тельце. Понимаете? «нежился на солнышке», «жмурился от солнца» что-то одно лучше убрать. А как щурится лягушонок? Натянутое сравнение. «Ареал его обитания был точно выверен гектарами кладбища» Ареал выверен? Ограничен. Не нужно выдумывать и усложнять. «правил облупившийся крест. Питался с могил и подаяний простых людей. Рыл могилы, красил оградки, ладно правил кресты.» избавляйтесь от повторений где можно. Здесь можно.«оставляя за собой нехилые лепёхи говна» такое преувеличение допустимо от лица героя, а от автора оно неоправданно. Финальной философской фразы маловато для оправдания текста. Нужно что-то весомее. Успехов!