Амазонка

  
    Безысходность пронзительным криком ночной птицы разорвала сон.
    Морфей еще держит ее в объятиях, но не в силах защитить. Ей жутко – это состояние между сном и реальностью. Страшно открывать глаза, а ведь ее считают сильной, волевой, бесстрашной. Но это маска, игра. Вся ее жизнь – игра. Позади череда плохо или вовсе не сыгранных ролей: дочери, любовницы, жены, матери. Роли не задались, да и окружающие ведут себя так, словно и они не выучили роли…
    Стоп, довольно! Она – потомок амазонок, вот главная и основная ее роль, а этим воинствующим девам неизвестны были ни муки, ни страдания, тем более от одиночества!
    Почему она определила себя амазонкой (не феминисткой)? Не знала и сама.
    Родители из любви к Пушкину нарекли ее Людмилой. Где ж тот Руслан? По-видимому, так и остался в “преданьях старины глубокой”.
    Ошиблись родители с именем. Красивой ее нельзя было назвать и в молодости, не погрешив перед истиной. Мужской взгляд недолго задерживался на ней: покатый лоб, орлиный нос, что грозно возвышался над тоненькими полосками губ, близко посаженные глаза ее слегка косили, разбегаясь в стороны, огибая собеседника, и оставляя его в оптической тени и неведении – с ним ли общаются? Ниже – недлинная шея и узкий торс с едва наметившимися округлостями грудей. Чаще всего этим досмотр исчерпывался, взгляд недовольно уходил в сторону.
    А напрасно! Не слишком постаравшись с верхней частью ее тела, проказница природа как бы опомнилась, и со всей щедростью отыгралась на нижней – налитой, округлой, трудно обтягиваемой одеждами. В контрасте с тонкой талией это впечатляло!
    В молодости Людмила с успехом использовала испытанный прием – оскорблено оборачивалась задом к разочаровавшемуся в ней мужчине, придав движениям и позе небрежное безразличие. Результат не заставлял себя ждать – мужчина находил ее уже много привлекательней, убеждая в загадочности лица, изящности орлиного носа и красоте раскосых глаз.
    – Они (мужчины) все и вся определяют и делают через ж…, – говаривала она.
   
    Не осталась в старых девах – это ли удел амазонки? Влюбилась, не влюбилась? Кому, какое дело! Да и неприлично уже было ходить в девицах.
    В отличие от других, ослепленных любовью глупышек, она со всей тщательностью подготовилась к знаменательному для всех девушек событию: и морально, и физически. Но все же не без трепета доверилась ею же назначенному эскулапу.
    Бедняга так торопился! А когда разобрался – всполошился, запричитал, да поздно! 
    Она же расхохоталась – и это называют любовью? Успокоила:
    – Не беспокойся, под венец не потащу!
    И ощутила глубокое разочарование – до боли, до крови. И прозрела! Всякая любовь – добровольная слепота. Находишь объект – этакое убожество, а ты наделяешь его несуществующими достоинствами, сооружаешь нимб над головой. Если бы только это! Вступаешь в конкурентную борьбу с другими претендентками. И совсем уже выпотрошенная, обретаешь, наконец, способность понимать – господи, до чего это унизительно! Придет ли, когда-нибудь, время, когда мужчины станут завоевывать женщин, а не наоборот? И насколько оскорбительно осознание, что ты не единственная! Да, сейчас он с тобой, движимый бездумностью инстинкта. В мечтах же, в воображении – с другой, более “достойной”. И если с той “обломится”, оставит без сожаления.
    Стоп! Не престало амазонкам выказывать страдания из-за мужчины. Всегда была готова к небрежности, невнимательности, подвоху, предательству. Быть нежной, мягкой, ласковой считала дурным тоном, получая соответствующий отклик, и... неудовлетворенность плоти. Это и не представлялось ей столь уж необходимым. Ведь Создатель, сотворив мужчину по образу и подобию своему, предоставив сильному полу явные привилегии, а с женщиной, вылепленной из ребра, обошелся безответственно, разбросав чувственность по ее телу, “как бог на душу положит”. Это требовало от мужчин дополнительных знаний и усилий, чем они не заморачивались…

    Подруги Людмилы одна за другой выходили замуж, рожали детей, жили семейной жизнью.
    Кем-то сказано:
    – Брак для женщины – это узаконенный обмен интимных услуг на детей и достаток.
    Ее это не устраивало, ей претила всякая зависимость от мужчины, где они играли отнюдь не благородство, иную роль.
    Появлялись и у нее претенденты на руку и сердце, лелеющие на самом деле тайные помыслы нарушить девственную чистоту своего паспорта вожделенным оттиском прописки. Обнаружив же, что она не торопится с этим, вскоре теряли к ней интерес и растворялись однажды в предрассветной дымке, не оставляя надежды отыскать доверчивую дурочку, у которой неодолимое желание выйти замуж отбирало остатки разума…

    Как всякая женщина она мечтала о собственном ребенке, но рожать без мужа не решалась, отличаясь в этом от амазонок, которые и использовали-то мужчин (пленников) исключительно с целью продолжения рода.
    В ту далекую пору воинствующие девы, исполненные человечности и благочестия, передавали пленников друг другу, делясь скупым их семенем, хоть и неохотно, но в строгом соответствии с установленной очередностью, не страшась при этом многочисленных родственных связей – не чета нынешним женщинам! И когда для истощенных сеятелей жизни смерть представлялась желанным избавлением, великодушно уступали этой их прихоти.
    Впрочем, однажды Людмила все же рискнула, уж больно хорош был – стройный голубоглазый, жениться, правда, не обещал. Не доносила, несговорчивой оказалась девочка, не пожелала являться на свет божий без штампа в паспорте…

    При своей неочевидной привлекательности наша героиня не испытывала недостатка в мужчинах. Знакомилась же она весьма своеобразно, обращая знакомство в игру, называемую ею самой “искушение ж…й” и затеваемую, когда на нее вдруг накатывало.
    Почему столь незатейливо? Чем могла, тем и искушала, кстати, небезуспешно. Непреложным атрибутом игры являлась легкая эластичная одежда, плотно облегавшая бедра – брюки, лучше юбка или платье.
    Далее оставалось найти заинтересовавшего ее мужчину. “Случайно” оказывалась впереди него и… “отпускала” ягодицы. Если мужчина долго ее не обгонял, значит “запал”! К сожалению, заинтересовавшиеся таким образом ею мужчины были настроены познакомиться не столько с нею, сколько с участвующей в игре ее частью.
    С годами это все реже срабатывало и лишь с теми, для кого основная привлекательность женщины сконцентрирована пониже спины. 
    Она стала полнеть и, как это происходит со многими женщинами, не там, где хотелось. Образовательный ценз ее поклонников стал падать, приобретая кавказский акцент.
    По мере необратимых изменений плоти, Людмила все чаще полагалась на мужчин, для кого ее душевные качества были важнее прочих. Ухажеры ничего не имели против, но душу предпочитали все же заметно и выпукло обозначенную…
  
    Нелепо устроен мир. Короток женский век, нередко ограничен лишь четвертью жизни. В двадцать лет привлекательна, в сорок – мужчины уже морду воротят.
    Демография нанесла сокрушительный удар по востребованности женщин, и наступил момент, когда на свободу, время и плоть нашей героини перестали покушаться.
    “Вот и все!” – сказала она своему отражению в зеркале фразу, некогда увиденную на кладбищенском памятнике.
    Впрочем, смирилась не сразу. И не раз еще вступала в единоборство с мужской прихотливостью, запуская раскачивающую бедра походку.
    Самый беспощадный враг женщины зеркало. Девочкой крутишься перед ним гадким утенком в надежде на взросление, в молодости – не налюбуешься, в зрелости начинаешь подмечать подвох, в немолодые годы – не веришь собственным глазам.  
    Женщину нередко сравнивают с кошкой – действительно, много общего. Но как жаль, что она, как кошка, не укрыта красивой густой шерстью! С какой легкостью стало бы возможным скрывать свой возраст и излишки плоти, не требовался бы крем от морщин, а целлюлит на бедрах и складки на животе еще с утра не пугали бы зеркало…

    В последнее время Людмила стала частой гостьей стоматологических и гинекологических кабинетов, и если в первом случае требовались лишь деньги, то во втором…
    – Насколько регулярен у вас секс? – не без подвоха спросил врач у нее, распятой на кресле.
    Неопределенно махнула рукой. Не могла же она признаться, что не имела его уже достаточно давно, и не слишком удивится, если он обнаружит “там” паутину.
    И тут врач порекомендовал:
    – Если хотите избавить себя от женских болячек, не отвергайте сексуального общения с мужчинами.
    Это ее просто взбесило:
    – Прямо сейчас? В девять утра? Я готова, и где эти страждущие?
    Пожал плечами, мол, его дело лечить, ее – лечиться…

    Время не знает удержу, чего нельзя сказать о карьере Людмилы. Начала она младшим библиотекарем. К пятидесяти годам дослужилась лишь до заведующей. О большем не мечтала – к чему? Женский коллектив. Воевать не с кем, сражаться же с бабами – не достойно амазонки.
    На мужчин стала смотреть с равнодушным безразличием – большего те не заслуживали! Пользовала же их лишь в качестве грузчиков, сантехников, ремонтников.
    Поменялась она и к себе – небрежно подкрашивалась, реже красила волосы, стала неприхотлива к одежде, наплевала на фигуру, не ограничивая себя в еде…

    По мере того, как ее подруги разводились, возвращаясь к своему первоначальному незамужнему статусу, их встречи стали чаще.
    Как-то они, дружившие вчетвером еще с институтских времен, впервые за много лет собрались вместе. Отмечали в ресторане полувековой юбилей одной из них.
    Все незамужние, трое разведенных и она, что никогда не была связана узами Гименея. Она слыла дурнушкой среди них. Со временем все уравнялись – красивые растеряли привлекательность, ей терять было нечего.
    Пили за именинницу, ее детей и недавно появившегося внука, ну и, конечно же, за любовь, которой хоть и не были обделены, не оставили еще надежды. Стали поглядывать по сторонам – и где там страждущие?..
    Дождались!
    Зазвучала музыка, к их столику направился невысокий подтянутый седовласый мужчина – в самый раз!
    Какими бы подругами не были женщины, они – непримиримые соперницы, когда дело касается выбора между ними. Встрепенулись, выпятили груди, втянули животы. Следуя сложившейся традиции она (некрасивая) самоустранилась.
    Ну и кто та счастливица?
    Каково же было изумление трех прекрасных в прошлом дам, когда мужчина остановил свой выбор на дурнушке!
    Так еще и кочевряжится!
    Наконец, Людмила нехотя оторвала свой зад от стула и понесла его к центру зала – ей действительно не очень хотелось танцевать, да еще с таким крохой. На каблуках она была заметно выше и крупнее своего кавалера и со стороны казалась роскошной мухой, вокруг которой мельтешил комарик, не веря в свалившееся на него счастье.
    На следующий танец мужчина не изменил своему выбору, чем окончательно вывел ее подруг из себя.
    Стали расходиться, партнер по танцам навязался Людмиле в провожатые. У подъезда вопросительно глянул. Не стала обнадеживать, единственно, чего ему удалось добиться – испросить номер ее телефона.
    Через неделю позвонил. Так начался еще один ее роман.

    Хорошо немолод, невысок, сед и потрепан, он легко и быстро проникся ею, но не торопился проникнуть и, слава богу! Ее это вполне устраивало – она и не мыслила уже, что когда-нибудь оголится перед кем-либо.
    Так нет же! Какой-никакой – мужчина все-таки!
    Сидели, сначала в кафе, затем, у нее на кухне, наконец, в сумерках спальни, дабы не так были заметны значительность ее низа и незначительность признаков его отличия.
    Он хотел ее, она – спать.
    Людмилу удивило неожиданно полученное удовлетворение – не удовольствие! Как женщине все-таки необходимо осознание своей не утраченной еще востребованности!
    Он же, как всякий маленький мужчина, которому вдруг посчастливилось познать необъятность, непостижимость большой роскошной женщины, впал в чувственную невменяемость.
    Она не сразу приняла такое к себе отношение. Со временем не могла уже обходиться. И плыла на волнах блаженства, пожалуй, впервые в жизни столь полно наслаждаясь нежностью мужчины – что ж было до сих пор? Сколько она потеряла! И не пыталась уже сдержать “бесстыжесть” его (и своих) ласк, и прорвалась, наконец, стонами наслаждения.
    Концерты и театры отступили на второй план. Была ли это любовь? Какая разница, как называть, если ей впервые было так непереносимо хорошо! Она расцвела, заметно помолодела, постройнела, позабыла дорогу к докторам.
    Казалось, их идиллии не будет конца. Если бы! У него была любимая поговорка:
    – Все хорошо в меру, но мера должна быть большая!
    Это его и погубило, сердце не выдержало обильно стимулируемой чрезмерности, отказав в самый неподходящий момент.
    На кладбище преисполненная вины и сожаления Людмила пряталась от его жены и детей, оплакивая горечь утраты, несчастливую свою долю. 
    А ведь она как истинная амазонка подарила мужчине прекрасную смерть!..