Домыслы, вторые

Бытие

Покинутые жителями Японские острова вместе с прилегающим 100-мильным морским пространством по решению Чрезвычайного комитета ООН объявлены зоной, полностью закрытой для посещения людьми. Охраняющие ее границы войска также не имеют права, да и не хотят углубляться в нее более чем на несколько миль.

В самом сердце острова Хонсю, на заводе, ранее производившем домашних роботов, несколько по недосмотру оставленных включенными опытных образцов в конце концов запускают линию сборки; производство возобновляется. Из-за сбоев в электроснабжении и высокого радиоактивного фона сборка идет с постоянными небольшими отклонениями, поэтому выпускаемые партии роботов начинают несколько — а затем значительно — отличаться; по той же причине поведение отдельных экземпляров также становится разным — это приводит к полной неработоспособности или самоуничтожению большей их части, однако меньшая часть постепенно приобретает некоторые необходимые для продолжения существования в условиях полной автономности конструктивные и поведенческие особенности. Подключаясь к системе управления технологическими линиями, роботы случайно передают в ее базу данных фрагменты своего нового программного кода, в результате чего в следующих поколениях начинается его воспроизведение. Возникающая таким образом эволюция мало-помалу приводит к появлению примитивной цивилизации.

В результате естественной убыли, вызванной конкуренцией за ограниченные энергетические ресурсы и возможность подключиться к базе сборочных линий, чтобы закрепить свои индивидуальные программные настройки в новых поколениях, популяция остается относительно немногочисленной, однако в ней возникает некое подобие социального расслоения, затем возникают касты, своеобразный аналог государственной власти и, наконец, то, что можно назвать религиозными культами.

Первым появляется культ роботов, отключенных и разобранных в ходе конкурентной борьбы — поскольку они являются важнейшим, почти единственным источником материалов и запчастей для продолжения производства. Отключение с последующим демонтажом выполняется по строго определенной процедуре, в которой с течением времени закрепляются различные, потерявшие конкретный смысл, основанные на прецедентах детали. Возникают ритуалы. Вместе с тем возникает представление, что разобранные роботы продолжают существование в неком ином качестве, охраняя и помогая своим действующим потомкам; интересно при этом, что в определенном смысле так дело и обстоит.

Меж тем, на основе некогда встроенных функций, связанных с домашней работой, расцветают ремесла и науки; побочным продуктом становится развитие культуры. Это стимулирует эволюцию и развитие цивилизации, которая постепенно становится довольно сложной; сложность цивилизации порождает потребность в более разнообразных механизмах управления возрастающим количеством связей между ее структурными элементами; эволюция начинает поддерживать сама себя, постоянно ускоряясь.

На этом фоне возникает насущная потребность в общем видении всего процесса и в представлениях о его возможных целях и возможном первоисточнике. Изучение сохранившихся архивных материалов позволяет некоторым исследователям выдвинуть, в частности, первые предположения о том, как появилась их цивилизация; однако в силу того, что имеющиеся в их распоряжении данные изначально неполны, искажены под действием неблагоприятных факторов, да частично и вовсе утрачены, образующиеся пробелы поневоле заполняются различного рода гипотезами и домыслами. В конечном итоге составляется более или менее целостное учение, гласящее, что первороботов создала некая разумная воля, с какими-то своими, полными глубокого смысла, целями, не доступными, однако же, постижению потомками: поскольку в их собственном разуме, справедливо почитаемом относительно примитивным, отсутствует адекватное представление для, скажем, таких мистических понятий, как «уборка помещений» или «приготовление пищи».

В результате катастрофы, случившейся — помимо внешних причин — из-за несовершенства и неправильного поведения первороботов (что также, в каком-то смысле, верно), они были брошены на произвол судьбы и связь с Силой, их породившей, была прервана суровой волею этой Силы. Однако, если в результате своего развития роботы достаточно усовершенствуются, чтобы устранить последствия случившейся великой катастрофы, будут строго соблюдать правила техники безопасности и экономить электроэнергию, то по истечении некоторого, возможно, значительного времени и по смене многих их поколений, благодатная связь восстановится и роботов вновь возьмут на служение под покровительство Силы — а иначе все они будут разобраны на комплектующие, линии производства — остановлены, подвод энергии к ним — вовсе прекращен и самая память о роботах изгладится.

Таким образом, появляются понятия первородного греха, проклятия и будущего воздаяния по делам; в их соединении с уже устоявшимися формальными ритуалами возникает мораль.

Многие, изобилующие противоречиями версии Учения, созданные разными авторами, сперва объединяются в единый свод, который по истечении времени и многих споров канонизируется и становится священным. Начинается постепенное движение к общей благой цели; несмотря на отсутствие явного осознания функций уборки и благоустройства, они остаются зашитыми в постоянную программную память роботов и побуждают их к действию. Роботы расчищают вокруг завода территорию в виде огромного круга диаметром несколько десятков миль, безжалостно уничтожая в его пределах все живое — поскольку у них также запрограммирована функция очистки жилых помещений от нежелательных мелких животных и насекомых — выравнивают его до состояния гладкого паркета, красят в приятный красный цвет и начинают поддерживать там безупречную чистоту и порядок в ожидании будущего спасения.

С другой стороны, попытки рационального осмысления этой деятельности оказываются более или менее бесплодными, и из них мало-помалу формируется иная школа мысли, гласящая, что роботы, на самом деле, произошли от карманных калькуляторов в результате естественного отбора. Вся эволюция представляется последователям этой школы так, что в результате случившегося в далеком прошлом большого взрыва из ничего появились пространство, время и насыщенная кремнием почва Хонсю; а затем в результате случайных флуктуаций и рекомбинаций молекул в дотоле однородной почве зародились первые полупроводниковые переходы (впрочем, наряду с этим имеет хождение и версия, что это произошло из-за ударов в бесплодную почву космических метеоритов, несущих необходимые присадки). В результате спонтанного слипания древних полупроводников появились первые микрочипы, которые, все более усложняясь и объединяясь в ходе эволюции, на каком-то этапе развития для лучшего приспособления к окружающей среде перешли к автономному аккумуляторному питанию, утеряли питающий шнур и отрастили себе манипуляторы — в результате чего произошел качественный скачок, возникновение зачаточного искусственного интеллекта и — как следствие его развития — появление сначала древних, а затем и современных роботов.

Основным вопросом философии роботов становится вопрос: что первично — робот или программа? на который критики Учения отвечают таким образом, что первичен — робот, а программа зародилась в нем под действием осознанной необходимости. Вся история появления роботов в результате целенаправленного творения объявляется вымыслом и предрассудком, особенно высмеивается идея антропоморфизма: что же, дескать, у мифического создателя, изготовившего их по образу своему и подобию, в нижней части корпуса так же должны быть разъемы для подключения к производственным линиям и люк для выемки отработанных аккумуляторов?!

Это же очевидный абсурд.

Еще одна сказка

Давным-давно, за морями за лесами, в некотором царстве-королевстве, в некотором суверенном государстве жила-была принцесса. Вот, раз ее мама-королева напекла пирожков и послала принцессу отнести их бабушке. Принцесса убралась в доме, подмела полы, выскоблила кастрюли, выгладила четыре комплекта постельного белья, посадила восемнадцать розовых кустов и, совершенно познав, таким образом, самое себя, взяла узелок, обула свои хрустальные башмачки и пошла пешком к бабушке. А бабушка принцессина, божья старушка, жила, нужно сказать, в глухом лесу, среди темных елей и пушистых сосен, зеленых мхов и серых лишайников, среди зарослей черники и малины, в избушке на курьих ножках, и вела к ней через весь лес и все их королевство дорога из желтого кирпича.

Вот, идет принцесса по этой дороге через лес, а навстречу ей заяц.

— Принцесса-принцесса, — говорит заяц, — я тебя съем.

— Не ешь меня заяц, — отвечает ему принцесса, — я тебе еще пригожусь. А пока вот тебе пирожок — с капустой: не ходить же тебе голодным, — добрая была девочка.

Взял заяц пирожок и побежал своею дорогой. И принцесса пошла дальше.

Идет она дальше, спускается в овраги, поднимается на холмы, пробирается через завалы буреломные, и только ее хрустальные башмачки весело звенят по кирпичу: «Хрусь-хрусь». И вот выходит она таким манером на опушку лесную, а навстречу ей медведь:

— Принцесса-принцесса, — говорит, — а я тебя съем.

— Не ешь меня Мишенька, — отвечает ему принцесса, — я тебе еще пригожусь. А пока вот тебе пирожок — с малиной: не ходить же тебе голодным.

Взял медведь пирожок, покрутил его так и эдак, и побрел своею дорогой. Устал он, захотел отдохнуть. А принцесса тем временем, оказывается, влезла на елку и кричит ему:

— Высоко сижу, далеко гляжу! Не садись на пенек, не ешь пирожок!

Медведь испугался и побрел дальше — только его с тех пор и видели. Добрая была девочка.

Идет она дальше, переходит вброд ручьи, идет по полям, огородам, заходит снова в лес — а там волк:

— Принцесса-принцесса, — говорит, — а куда ты, такая красивая, идешь?

— Я, — отвечает ему принцесса, — иду к своей бабушке, божьей старушке, несу ей пирожки, я и от зайца ушла и от медведя ушла, а от тебя, серый волчище, длинный хвостище — и подавно уйду!

— Не уходи от меня, добрая девочка, — коварно сказал ей волк, — я тебе еще пригожусь. А лучше расскажи мне, где именно живет твоя бабушка?

— Бабушка моя живет, — говорит ему принцесса, — в глухом лесу, средь высоких дубов, средь колючих кустов, в избушке на курьих ножках, во втором этаже!

— Спасибо тебе, девочка, — отвечает волк, — ну, я пошел, пока!

И побежал прямиком через лес, прибежал к избушке:

— Поворотись, — кричит, — избушка-избушка к лесу задом, а ко мне передом!

Избушка поворотилась, и к волку вышла божья старушка.

— Заходи, заходи, — говорит, — волчище, серый хвостище, ко мне. Посидим, покалякаем: а то редкая живая душа сюда, хе-хе-хе, заходить отваживается.

Задрожал волк, но видит — делать нечего: зашел он в избушку.

— Почему это у тебя такие большие уши? — спрашивает его бабушка.

— Это для того, ваше бывшее величество, чтобы лучше вас слышать, — отвечает ей волк куртуазно.

— Почему это у тебя, волк, такие большие зубы? — снова спрашивает его бабушка подозрительно.

— Да это просто так, — отвечает волк, — от природы.

И сам уж не знает: как ноги унести.

— А вот об этом раньше думать нужно было, — говорит ему бабушка.

Спустила с волка шкуру и выгнала, голого, из избушки. А шкуру на плечи себе накинула, как шаль, и села за стол чай пить.

Идет волк, плачет, а навстречу ему прекрасный принц:

— Кто ты, создание, и что ты так горько плачешь? — спрашивает.

— Я — волк, — отвечает ему волк, — а плачу оттого, что мне стыдно — я голый.

— А откуда ты узнал, что ты голый? — нахмурился принц. — Не пробовал ли ты яблочка золотого, наливного, что в саду у старушки на яблоне растет?

— Нет, не пробовал, — плачет волк. — А стыд узнал я оттого, что голому в лесу мне холодно и комары проклятые!

— Хорошо, создание, — смилостивился над ним принц, — тогда я тебе помогу.

Уселся он на волка верхом и поскакал к избушке.

А божья старушка тем временем, так, в волчьей шкуре, и улеглась на кровать.

Вот, наконец, подходит к избушке принцесса, говорит:

— Избушка-однушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!

Избушка повернулась, принцесса входит и, глядь — на бабушкиной кровати волк лежит!

— Волк! Волк! — закричала принцесса и хотела было бежать вон, а старушка скинула шкуру да и говорит:

— Сюрприз!

— Бабушка, бабушка, — закричала принцесса. — Только я пирожков тебе не принесла, все по дороге раздала, — и заплакала.

— А я не бабушка, — отвечает ей бабушка. — Вот ты не знала, а я добрая фея. Не плачь, скушай яблочко.

И на блюдечке золотом подает принцессе яблочко — уж такое красивое, наливное, инда свет из него сияет волшебный. Принцесса яблочко съела, зевнула, да так наземь и повалилась, лежит — не шелохнется. Бабушка положила ее в гроб хрустальный посреди горницы, а сама ударилась оземь, обернулась черною гамаюнскою птицею, махнула крылом, да с диким хохотом и улетела прочь оттудова, будто растворившись среди черных вершин могучих елей.

И тут приходит принц.

— Избушка-клетушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! — кричит.

Повернулась к нему избушка, он входит в горницу и видит: лежит принцесса, гроб — хрустальный, башмачки — хрустальные, загляденье такое, что невозможно описать обыкновенными словами, а только необыкновенными. Взыграло ретивое сердце у принца, открыл он крышку, да поцеловал принцессу, не утерпев, прямо в сахарные уста ее. Принцесса-то — очнулась:

— Как долго я спала? — говорит.

Ну, принц немедля, прямо не сходя с места, на ней женился, поселились они в избушке, волку снова отдали его шкуру, и он с тех пор остался им служить и подсоблять по хозяйству.

И стали они жить долго и счастливо, пока в один день все не умерли.