«НАЦБЕСТ-2021»: как вы книгу назовете…

#новая_критика #новые_критики #нацбест #гилярова #финтифля #кузьменков

(Н. Гилярова «Финтифля»; Б.м., «Литературное бюро Натальи Рубановой», 2020)

Собаки с затейливыми кличками никуда не годятся, считал герой Джека Лондона, они слабеют и в конце концов издыхают. Примета касается и книг. Если название нужно переводить с авторского абырвалга на русский, пиши пропало: «ДПП (NN)», «Вещи и ущи», «Сияние “жеможаха”» – сплошь мертворожденная дрянь. Так что слово «Финтифля» – № 1 в списке репеллентов.

Репеллент № 2 – акафист пошляка Войновича, от которого и хвала что зола: «Наталия Гилярова – одаренная писательница с собственным видением мира, выразительным и сочным языком, имеющем в своем истоке следы платоновского словотворчества». Ясен пень: братья-сестры по разуму, но об этом в свой черед.

Репеллент № 3 – сборник редактировала и номинировала на «Нацбест» Наталья Рубанова. Автор шизофазической фиоритуры про «плод любви Стиля и Метафизики» (речь, если что, об Иличевском) смыслит в литературе столько, сколько я в сопромате. Но и об этом в свой срок.

А пока про «Нацбест». Думается, шансы на тараканьих бегах у Гиляровой невелики: чай, не Шубина с Качалкиной ее опекают. Но, за вычетом этого прискорбного обстоятельства, – готовый лауреат. Мастер сюжетостроения, незаурядный стилист, головокружительно дерзкий фантаст. Сейчас сами увидите.

Пристегните ремни, грядет езда в незнаемое. Не скажу, что у Н.Г. все круто, как у сюрреалистов: жирафы не пылают, часы не текут, чайные приборы не обрастают шерстью. Но интересную экскурсию в немного помятый мир я вам обещаю.

Здесь дельтапланерист крылат. Буквально, не метафорически: «С большущими, сильными, как у дельтапланериста, крылами…» Хотя крылья, они все больше у дельтаплана, а homo sapiens – вполне бескрылый примат. Здесь внезапно атрофируется кожно-мышечная чувствительность:  девке в метро косу отрезали, а потерпевшая – ни сном ни духом, спохватилась, когда из вагона вышла. Здесь губернаторский сын, он же выпускник МГИМО, он же чиновник МИДа не имеет собственного жилья и ездит на общественном транспорте. Полная социальная дезадаптация. Плюс амнезия: совершенно не ориентируется в Москве. Понимаю, что финтифляйская реальность отменяет все мыслимые законы вплоть до таблицы умножения, но надо же и меру знать – правда, г-жа Гилярова?

Нет, говорит, неправда. И творит во все тяжкие. Здесь существуют длинненькие – длинненькие, Карл! – кубики, похожие на морских коньков. Какие-то они не совсем кубические. А старичок читает томик словаря Даля. Томик, ага. Ма-аленький такой, карманный: 720 страниц формата А4, вес 950 граммов – сужу по двухтомному изданию 2015 года…

Так вот, насчет живаго великорусскаго. Понимаю, что Даля в один присест не одолеть, но «Школьный толковый словарь» пишбарышне явно не повредит: масса полезной информации. Что нельзя пнуть локтем: пинок есть удар ногой. Что человек не может перебраться через притолоку, верхнюю перемычку дверного проема – ведь не муха. Что грязь не может быть въедливой, то есть придирчивой, дотошной. Что «втемяшить» означает «с трудом внушить», а «втемяшить нож» – это и вовсе бред беременного матроса.

Не забыть бы еще один словарь, орфографический – после «Люцефера», написанного через два «е», вечные философские интоксикации Н.Г. выглядят как минимум смехотворно. Кстати, Люцифер для начала подарил герою Гумилева пять, а не шесть коней – тоже, между прочим, красноречивая деталь.

Г-жа Рубанова, вы редактор или где? Ведь этак о чем ни напиши, все превратится в пародию – в борьбу бобра с ослом, в дуэль Шурика и Балбеса на балалайках.

А пишет Гилярова… а о чем у нас, простите за тавтологию, все пишбарышни пишут? – правильно: про духовно богатую деву. Я таких персонажей помню десятки – от козловских давалок до кучéрских интеллектуалок. И всякий раз задаю себе один и тот же вопрос: в какой микроскоп тут духовность разглядывать?

То же у Н.Г. Финтифляйки горняя не мудрствуют. У них одна миссия и один на всех сюжет – страдать от несовершенств, что поминутно ранят нежную девичью душу: «Юля притворяется перед миром, что еще спит, а страх между тем давит на хребет. Позвоночник уже согнулся под тяжестью страха, и шкура сильно истончилась. Нет достаточно толстой кожи, чтобы гулять по этому миру и не чувствовать боли». Цитата, чтоб вы знали, смонтирована из двух рассказов. Кто-нибудь заметил швы?

Страдают здесь все: взахлеб, навзрыд и до судорог. Хоть бы какой секс завалящий приключился для разнообразия. Или скандал. А фиг вам: для этого в жилах нужна кровь, а не вторяки.

Страдающая и анемичная дева кочует из текста в текст, меняя лишь имена – Юля, Аленушка, Саша, Даша. Есть еще Олег и Ванечка, но они тоже девы с мужскими паспортами. Вся разница – в количестве изуверств и пыток на душу населения. Больше всех Саша натерпелась. Это ей отрезали косу в метро. Это ее пинали локтями – и на том спасибо, что жопой не забодали. Это ее в конце концов грохнули самым лютым образом: глаза выдавили и руку оторвали – это ж какую силу надо иметь? Ни за что, ни про что, суки, замочили: ни денег, ни секретных документов убитая при себе не имела. Ладно, будем считать, что маньяк постарался. Страшно, аж жуть.

А раньше-то было еще страшнее. Рассказ «Портниха, год 1989» – концентрат беспримесного ужаса: «Портниху нельзя было выдавать чужим. Она рисковала очутиться в тюрьме за чересчур свободное владение швейной машинкой». Хм. С 1 мая 1987 года в СССР действовал закон «Об индивидуальной трудовой деятельности граждан»: обшивай хоть всю страну в свободное от основной работы время. Еще хотите? «Жилеты носить было не то что запрещенным делом, но достаточно крамольным. Директор школы уже поглядывал косо…» А ничего, что в 1984 году была введена новая школьная форма для девочек – юбка, пиджак, жилет?.. И прочие кошмары казарменного социализма, всего не перескажешь.

Комплименты Войновича теперь вполне понятны. Но, г-жа Гилярова, раз уж взялись жить не по лжи, не скрывайте ничего: правом первой ночи в СССР пользовался исключительно партаппарат, а 22 апреля коммунисты дружно причащались младенческой кровью. При подготовке второго издания непременно учтите, советую. Вам воздастся.

Я могу понять, когда откровенную <censored> несут недоросли вроде Поляринова – жертвы ЕГЭ, что с них взять. Но когда тем же самым занимается мадама предпенсионного возраста… а помните, как товарищ Ленин товарища Троцкого обзывал? Вот-вот, и я о том же. От души поздравляю «Нацбест» с приобретением. Коллеги, вы по каким помойкам нынешний лонг-лист собирали?

Гилярова – классический российский интеллигент: малограмотный, либеральный, со всеми известными фобиями в анамнезе. Реестр диагнозов завершает богостроительство – и отнюдь не в луначарском изводе. В церкви, в мечети и даже в секте интеллигенту всегда тесно, ибо широк сей человек: не веру ищет, не высшее знание, а способ самовыразиться. Потому неизменно приходит к самодельным ритуалам, как Тарковский в «Ностальгии» и «Жертвоприношении». Или к самодельным культам, как Лимонов в «Ересях».

Вот и Н.Г. занялась той же самодеятельностью. Кто-то просто обязан рулить ее живодерней. В рассказе «Читальня» авторесса набросала портрет этого монстра: «Калека, хозяин мира. Он обрек нас читать. Хозяин мира слепой, глухой, у него совсем нет тела. А ему нужно разгадать Землю. Поэтому он пользуется нашими чувствами, ушами, глазами! Мы должны познавать за него. Читать мы с вами обречены. Каждый из нас знает только то, что написано в его книге».

Ну, я-то, положим, кроме того, знаю, что Гилярова написала. И как написала, тоже знаю.

Вернемся к страстям Саши-великомученицы. Не дождалась Золушка своего принца, который примирил бы ее с миром. Канун да свеча девице. Занавес, однако, не опускается. Вдруг, откуда ни возьмись, появился… не подумайте плохого, 72-й век, где герои ведут снотворную, куда там фенобарбиталу, беседу о прошлом. Вот лишь малая часть циклопического фрагмента в 2 883 слова: «В глубине морских вод плавали полые металлические капсулы с людьми. Иногда они тонули вместе с пассажирами. Низко, прямо над облаками, в небе шустрили металлические летательные аппараты, похожие на чайку или коршуна. И эти тоже могли рухнуть на землю и разбиться». О чем это вообще и зачем?

Прочее строится по той же схеме: белое пришито к твердому, притча о фараоновых коровах – к дохлому волнистому попугаю, мистическая читальня – к характеристикам иномарок, бузина – к дядьке, рукав – сами знаете к чему. И это далеко не самое тяжкое испытание. Гилярова монотонна, как допотопная бормашина с ножным приводом. Какой текст ни открой, – непременно наткнешься на корицу, иероглифы или кинопавильон. Или на таракана, которого… ладно, цитаты в студию:

«На зуб попал таракан. Оказалось, на вкус тараканы еще гаже, чем на вид».

«Таракан упал бы в миску с тестом и утоп, и пробуя пирог, она бы раскусила этого таракана, ей бы показалось, что на зуб попал цукат».

Одно утешает: «Финтифля» – print-on-demand, болтается себе на Ridero. Ни одно дерево пока не пострадало. Финальный титр, скажете? Еще чего. Ведь есть с кого брать пример.

Знаю: недалек час, когда мне придется держать ответ за все земные окаянства. Настанет туманное утро, дождик будет осенний мочить, я услышу протяжное пенье, – впрочем, оно меня вряд ли потревожит. Я подойду к приземистому бараку с облезлой скарлатинозной вывеской «Читальня», толкну дверь, обитую рыжим, задубелым от времени дерматином, и с головой увязну в густом, тошном запахе плесневелой бумаги. «Бунина, пожалуйста», – скажу я библиотекарше. Она отрицательно покачает головой. «Тогда Булгакова», – и она вновь ответит безмолвным отказом. «Ну, Акунина, на худой конец, что ли!» – «Не положено», – брезгливо процедит она. – «А что мне положено?» Она обнажит в кривой ухмылке обломки бурых зубов и десны в грязно-желтых нарывах, из вонючего рта вслед за тараканами полезут гнусавые слова: «Только это!» – и сунет мне «Финтифлю».

И пнет напоследок локтем.