Первому полету советского человека в космос 60 лет!

Начинаю писать, но выходит слишком пафосно. Словно с передовиц советских газет того времени, а пафосного ведь хватило и на его долю и на нашу с вами тоже. Сложно здесь удержаться от высокопарных слов "слава", "подвиг", но хочется по-простому. Душевно.

Двенадцатого апреля шестьдесят лет назад Юрий Алексеевич Гагарин впервые за всю историю человечества совершил полет в космическое пространство. Пока "Восток" делал оборот вокруг Земли, за ним следили специалисты, а после Гагариным интересовалась вся планета. Отсюда множество баек и легенд, проверить которые уже сложновато. Сегодня читала о том, что в одной из книг "Ракеты и люди" академика Чертока Бориса Евсеевича, есть воспоминание, что перед стартом, уже в автобусе, который ехал на площадку, специалисты вдруг осознали, что на скафандре Гагарина нет никаких меток, определяющих, какой именно стране принадлежит сей гражданин. Тогда у секретарши конструктора Сергея Павловича Королева попросили лак для ногтей, и один из инженеров, едущих вместе с командой запуска, прямо на шлеме космонавта вывел красные буквы - СССР.

Не знаю, зачем секретарша ехала в автобусе на старт, да еще и с лаком для ногтей. Но доподлинно знаю, что автор воспоминаний, академик Черток, сам стал легендой при жизни. И вот его, самой сейчас не верится, я еще застала лично. Это, можно сказать, было одно рукопожатие до Гагарина. Каждое утро Черток приезжал на работу и до самых последних дней консультировал, не дожив пары месяцев до столетнего юбилея.

Да, я работала в космической отрасли, и, конечно, с огромным теплом вспоминаю эти годы и этих людей. Все они были настолько классными, что кажется, весь город населен одними идеальными коллегами. Может быть, это ушедшее время делает воспоминания светлее и лучше, но на самом деле без человека не будет и прошлого, которое стоит благодарить. 

Фотография со стены возле нашего кабинета.

В те времена еще были факсы, плюющиеся рулонами бумаги с мелкими буквами, были железнодорожные пути, проходящие по территории завода, и поезд иногда весело разгонял зазевавшийся люд, по коридорам массово бродили иностранные делегации, а еще были пенсионеры, которых позже поувольняли с наступлением повсеместной оптимизации. Но лучше пенсионеров никто ничего не знает и не знал. На них держалось все, и новенькие, приходящие на предприятие, сразу же командировались к пожилому сотруднику для безвозмездной и всесторонней передачи опыта. 

Застала я еще дни рождения с картошкой, сваренной в обеденный перерыв с помощью кипятильника, поездки на Морской старт в Америку, куда стояла очередь из страждущих, но по факту выходило, что человек весь командировочный месяц сидит в трюме корабля без окон и разбирает невообразимые километры бумаг. 

Еще работала в отделе, где постоянно хотелось смеяться. Всё было весело, мы безостановочно ржали, апоплексически краснея и содрогаясь всеми частями тела. У нас была коллега, Татьяна, моя ровесница. Она умела так произнести что-то незначительное, заметить в повседневности особенное и обыграть такой тонкой шуткой, интонацией, выражением лица, что можно было круглосуточно лежать на столе кабинета и трястись в пароксизмах судорожного смеха. Но маленькая деталь - в отделе нельзя было говорить по телефону в рабочее время, ходить на обед в столовую (лучше вообще не обедать) и да, громко говорить и хохотать. Как только мы начинали подавать признаки жизни, в нашу комнату заходила начальница бюро и делала строгий выговор. Поэтому, когда близился очередной приступ веселья, мы с Танькой убегали в подсобку с сейфами, открывали железные двери, засовывали туда головы и, склонившись в три погибели, хохотали, что есть мочи. Сейф заглушал наши истерические всхлипы. 

Там же, у библиотеки стояли баллоны со сжатым газом. Хитрые инженеры придумали так, что если в архив проникнет злой шпион, в помещение начнет подаваться газ, вытесняющий кислород, двери автоматически закроются и шпион задохнется, влекомый в потусторонний мир запоздалым раскаянием. Однажды, когда часть коллектива производила годовой переучет, в коридор с баллонами зашла меланхоличная неповоротливая уборщица. Возможно даже, она была вполне ловка и ухватиста, но в тот злополучный день просто прислонила швабру к стене между баллонами и пошла наливать воду в ведро. Швабра постояла в раздумьях, и, видимо, охваченная всеобщим вирусом местного веселья, вдруг завалилась прямо на ручку баллона, переведя ее в состояние "алярм". Тихо посвистывая, газ исправно начал поступать в архив, наделав немало переполоха среди коллег.

В библиотеке работала другая Татьяна, суровая женщина предпенсионного возраста. Ее суровость заканчивалась там, где начинались стихи Пушкина и Лермонтова. Вот она берет стремянку, чтобы залезть к самым верхним ящикам стеллажа с каталогами, роется в карточках, что-то бурчит себе под нос, хмурясь разом всеми морщинами на лбу, но стоит сказать: Татьян Викторовна, а помните, у Пушкина...Как тут же, мгновенно, ее лицо разглаживается, глаза затуманиваются и, не спускаясь со стремянки, она протягивает руку куда-то вдаль на манер памятника Ленину, стоящему у проходной, и начинает декламировать высоким, прочувствованным голосом:

Я думал, сердце позабыло
Способность легкую страдать,
Я говорил: тому, что было,
Уж не бывать! уж не бывать!
Прошли восторги, и печали,
И легковерные мечты…
Но вот опять затрепетали
Пред мощной властью красоты(с)

От нее же я узнала историю маленькой девочки, ее мамы, которой было десять лет, когда началась война. Жили они в деревне под Смоленском, там шли тяжелые бои. Их деревню не сожгли только потому, что она стояла на возвышении, вдали от ближайшего леса. Немцы страшно боялись партизан, все, что было близко к лесу, уничтожалось. Все, что было у людей - забирали себе, одну зиму заставили рыть землянки и выгнали жить прямо на улицу. Однажды, маленькая девочка бежала мимо патруля, солдат окриком остановил ее, приказал жестами снимать обувку. У ребенка, был 35 размер ноги, но фриц жаждал согреться, изо всех сил пытаясь натянуть маленький валенок на здоровую лапу, а когда ничего не получилось, с досады дал очередь прям по ногам девочки, и кинул валенки обратно. Она выжила в войну и рассказала потом это своей дочери, Тане.

Можно вспомнить много историй, и все это память. Это судьбы людей, которые незаметными винтиками, вместе с конструкторами и инженерами, работали и работают на большое и славное дело. Пусть когда-нибудь мы исследуем космос вдоль и поперек, долетим до самых дальних его галактик, но не забудем и сохраним то, что было в самом начале становления этой замечательной отрасли.

Я хотела сходить в наш музей, но он закрыт из-за ограничений, поэтому поехала в павильон Космос на ВДНХ. Гордиться, так уж всем вместе и с красивыми фоточками) С праздником, друзья. 

Пульт управления кораблем "Восток"

Панель приборная корабля "Восток"

Макет лунного корабля

Вот этот робот вроде мирный, но своим видом вызывает не самые приятные ассоциации. Ему можно задать вопрос по космической тематике, он поворачивает "голову" и пытливо всматривается в тебя своим бездонным анализатором. 

Здесь здорово сделано - панель, на которой можно посмотреть фильмы о возникновении вселенной, про атомы и планеты. 

А это что-то вроде симулятора ЦУПа

Так в степи приземлился летательный аппарат

Обожженый в плотных слоях атмосферы

Это фантазии художников на тему будущего

Купол музея

 

Луноход

Макет разработки межпланетной автоматической станции "Венера"

Шоколадки 

Сувенирная майка с этикеткой "Главкосмос" и надписью "Лучшие виды - в космосе")

Истребитель возле павильона

Ну и, чтобы два раза не вставать: какие же прекрасные теперь эти самые павильоны на вднх, просто заглядение!Помните, может быть, когда-то здесь был один сплошной рынок, и казалось, так оно и будет всегда, либо будет что-то совсем совсем другое. Но вот, к счастью, ремонт и реконструкцию почти закончили, красота теперь необыкновенная. 

Еще раз всех с праздником, мирного, как говорится, космического нам неба над головой.