Романтика умерла. Часть 2 (Fin)

Весь мир таков, что стесняться нечего.

***
Хорошо, когда женщина есть -
Леди, дама, синьора, фемина!
А для женщины главное честь,
Когда есть у ней рядом мужчина.
И повсюду, тем более здесь,
Где природа тиха и невинна... (с)*

2

Вероятно, излишним будет говорить, что, вернувшись от родителей домой, Вика удалила аккаунт на литературном сайте и строго-настрого запретила себе искать встречи с Серёгой.

Она прожила с мужем еще четыре долгих романтичных года, ведь в общем всё срослось, ведь в общем всё её устраивало. Всё, в общем, кроме того, что с мужем Вика никак не могла кончить. Впрочем, эту проблему Вика решала легко и регулярно. В уединении, сама с собой, вспоминая мужчину из самой жаркой своей эротической фантазии.

День ВДВ, Вике пятнадцать и она хочет выйти из бакалеи, но не может, дверь ей преграждает молодой, здоровый, изрядно накачавшийся десантник в тельняшке. Она выдыхает:
— Разрешите, пожалуйста.
А он смотрит прямо ей в глаза — масляным, кошачьим взглядом:
— Ну, проходи, — тихо отвечает с недвусмысленной ухмылкой.
Вика буквально протискивается и, коснувшись его плеча, понимает, что никуда выходить не хочет, а хочет, чтобы он обнял её, нет, сграбастал, крепко прижал к себе и поцеловал, поцеловал без церемоний, взасос.

***
Викин брак рухнул внезапно, внезапно, но — вполне закономерно.

Однажды они с мужем поругались (ругались они последнее время часто и разбегались после по своим комнатам, не разговаривали после неделями, завтыкав демонстративно каждый в своё интеллектуальное занятие), и Вика не выдержала и выплеснула наконец всю скопившуюся за годы брака неудовлетворенность. Причем сделала это не как воспитанная бабушкой (ленинградкой-блокадницей и педагогом) кроткая, интеллигентная в стильных очках аспирантка, а как злобная паровозная хабалка, вульгарная провинциальная девка, упоротая вокзальная проститутка.

— Фуфел ты, малахольный ебанашка! Мальчик-блять-с пальцами-Шопена-пальчик! — резюмируя, хлопнула Вика кухонной дверью, да так, что со стены слетели и грохнулись, растрескавшись в тот же миг, мужнины наследственные часы с боем. Как же Вика ненавидела их, на «соплях» держащихся, ибо муж и гвоздя толком вбить не умел, ненавидела их и их сожителей: бесконечное множество финтифлюшек-милых-сердцу-безделушек, покрытых со всех сторон сантиметровым слоем пыли раритетных фамильных фарфоровых статуэток, рамок, картинок, фоток... и прочих шкатулок, канделябров и пюпитров, а вместе с ними и залежей книг, из-за которых дом напоминал лавку древностей, а не комфортное чистое человечье жильё.

***
После инцидента с часами муж в истерике утёк в ночь. Пропал на две недели: бухал, жаловался их с Викой общим друзьям на то, какая Вика коварная, какая бессердечная, на то, что выставляет его, буквально в лаптях выставляет его бедного на мороз из нажитой совместно собственности, из квартиры в историческом центре, в которой он не только вложился в ремонт, но и по которой исправно оплачивал жкх.

Словом, разводились они через суд. Разводились непотребно, несколько месяцев, потому как на слушания он не являлся. Квартира Вики осталась за Викой, но все её — их с мужем — друзья, а вместе с тем и душевное равновесие покинули её, незамедлительно по вынесению судебного решения.

Вынесение решения и потеря увесистой доли бэкграунда совпали с отпуском — и изрядно изможденная, унылая Вика полетела на море.

***
Однажды, спустя неделю жаркого, солнечного, но неимоверно грустного откисалова Вика сидела на террасе любимого приморского кафе и оплакивала зря растраченные годы. В унисон боли сердечной подпевала телесная: нестерпимо саднила порезанная рука. Утром в номере Вика мыла стакан, стакан выскользнул и треснул. Вылавливая его из раковины, Вика неосторожно сжала вреднючую пенную стекляшку, и та безжалостно отомстила за свою изувеченную фигуру — молниеносно и свирепо стекло впилось Вике в ладонь.

Эту травму Вика посчитала знаком, заслуженным наказанием, посему еще больше скуксилась: не была уверена, огребла ли за то, что хладнокровно кинула мужа, или за то, что не кинула породистого, интеллектуального, но постного меркантильного мстительного партнёра после первой же ночи.

Вика сидела и всхлипывала, прижимая к груди неумело и наскоро забинтованную кисть, сидела так довольно долго — люди за соседним столиком (мастодонты какие-то, думала про себя Вика), не торопясь, успели заглотить обед из трех плотных блюд; сидела так, пока к ней с вопросом «У вас всё нормально?» не обратился... Саша.

Вика еле сдержалась, во внезапно нахлынувшем радостном одурении ей захотелось броситься Саше на шею. Что-то, впрочем, сдержало, его, как она ощутила, странная сдержанность, а чрез мгновение Вика поняла, что Саша не узнал её.

Ах, как же он был хорош! Невероятно! Теперь-то она рассмотрела его как следует. Не той вожделенной ею с детства, брутальной солдафонской красотой, но красотой, воспетой в рекламных постерах и роликах реально шарящими в апельсинах Гуччи и Габбаной с Дольче, красотой взрослого, успешного, лощёного самца.

Да, Саша не узнал Вику, но, ободряюще и завлекательно улыбаясь, предложил проводить до травмпункта и прогуляться-затем-успокоиться: выпить гемишта, пообедать, послушать в полуразрушенной крепости неподалеку от яхт-клуба заезжих менестрелей. Вика, разумеется, согласилась, решив, впрочем, не напоминать о знакомстве.

***
Вечером того же дня она посетила Сашино жилище. В километре от моря, в получасе вышагивания вверх и с усилием (путь напомнил Вике занятия степ-аэробикой) по узкой горной дороге.

Саша не любил гостиницы и купил у местных уютный, добротный — с небольшим, живописно дичающим полисадником и увитой лозами винограда и киви террасой — двухэтажный (с независимыми входами) дом.
Вечером здесь было слышно, как журчит пробегающий рядом ручеёк и стрекочут цикады, утром — как позвякивают колокольчиками соседские козы.

Саша купил этот дом, потому что ему нравилось отдыхать на Средиземном море, очень нравилось отдыхать в стране, населенной братьями-славянами, а еще и потому, что покупка недвижимости в этом регионе казалась выгодным вложением — Саша тоже был предпринимателем, соучредителем винного концерна. В этот дом время от времени приезжала его бывшая жена с сыном — впрочем, им Саша присматривал сейчас что-нибудь видовое, совсем-совсем в двух шагах от моря.

***
Проснувшись поздно утром с легкой головной болью и довольно сильной жаждой, Вика услышала доносившееся через распахнутое настежь окно то самое позвякивание колокольчиков и меканье пасущихся у ручья коз. Часы на прикроватной тумбочке показывали начало двенадцатого, жар надвигающегося полудня стремительно раскалял нутро дома. Отбросив простынь, Вика повалялась-повспоминала: пьяную знойную ночь, в которой они с Сашей, словно ополоумевшие от сексуального голода оборотни-кошки или (еще футуристичнее расфантазировалась Вика) как две потные мясные машины, без устали сцеплялись в причудливых и даже опасных кульбитах. После чего поднялась нехотя и пошла пить и завтракать.

***
На большом, из темного дерева столе Вику ждали новомодное таблетированное средство от похмелья, бутылка новомодными же тысячью пятьюстами способами очищенной воды и... записка. В записке Саша извинялся за то, что ему пришлось уехать, и обещал вернуться к вечеру. Он также предлагал Вике, если, конечно, она соберётся на море, упаковать в отеле свои вещи, чтобы он смог забрать их на обратной дороге, а завтра... а завтра они могли бы смотаться в Дубровник...

***
Вика зависла у Саши на полтора месяца.

Сказать, что Вике понравилось с Сашей — ничего не сказать. Она была счастлива, была счастлива до одурения и ощущала это счастье не только физически, но и всеми фибрами своей интеллигентской души, ведь Саша оказался не только исключительным любовником, угадывающим её желания в момент их зарождения, но также — мыслителем-искателем, размером мозга и устремлениями не уступающим её бывшему мужу.

В дополнение к экономическому, заочно и исключительно себе в кайф Саша получил этнографическое образование. Он много где побывал (легче назвать места, где не был), а последний год — собирал материал для диссертации в степях и барханах Ближнего Востока. В отличие от Викиного мужа, Саша не ленился, не отвлекался — просто успевал делать тысячу дел сразу, и не просто делать, а финализировать, и финализировать успешно.

Разумеется, в этот чудесный, самый жаркий в сезоне месяц главное, что Вика с Сашей делали — это трахались, чуть-чуть спали и снова и снова трахались. А в интервалах между сном и сношением — пили и ели, а еще объездили всю страну и близлежащие живописные территории: было дело, выходили в море на яхте Сашиных таких же успешных друганов.

Несколько раз Саша уезжал на несколько дней по делам. В это время Вика тренировалась готовить на гриле всевозможные яства. И к Сашиному возвращению накрывала на террасе ужин. Аппетитный южный ужин, состоящий из сочных печёных чевапи и перцев с гарниром из помидоров с каймаком. Запивалось все это благословенной горячительной ракией...

«Идиллия, приторная, скушная идиллия!» — скажет зазевавший читатель. И правильно скажет, да! И будет прав, угу!

Впрочем, идиллия идиллией, но однажды, по истечении тех самых полутора месяцев, Вика почувствовала сомнения, и — далеко не беспочвенные. Вике казалось, нет, она была уверена в том, что залетела. Вот уже несколько дней она чувствовала по утрам тошноту и головокружение. Вика решила не юлить и поделиться своими подозрениями с Сашей. Тот как раз собирался в очередную деловую поездку: ему предстояло расформировать стафф в дочерней фирме, уволить дохрена народу, взять, словом, очередной грех на душу. Саша попросил Вику дождаться его возвращения, попросил ничего не предпринимать без него, сказал, чтобы Вика думать не смела об аборте.

***
В день Сашиного возвращения Вика, как обычно, проснулась поздно утром, к обыкновенному утреннему недомоганию сегодня присоединилась довольно таки ощутимая, тянущая боль внизу живота, Вика решила не обращать на это внимания и занялась обыкновенными утренними делами. Выпила большую чашку кофе и съела местную, смачно начиненную маком слоёную булочку, настригла в саду охапку роз (что-то нашло на нее сегодня — захотелось убрать дом цветами), почитала, пописа́ла, приняла душ и отправилась обедать в своё любимое заведение у моря.

В заведении Вика заняла свой любимый столик и заказала любимые блюда. Сегодня это была свежепойманная фаршированная дорадо и зеленый салат с брынзой и оливками.

Вика с удовольствием приступила к трапезе, но внезапно, обведя случайно взглядом террасу, заметила в противоположном её конце закуривающего сигарету Серёгу. Они встретились взглядами и сразу узнали друг друга. Секундное замешательство — и каждый из них склонился с улыбкой к своей тарелке.

«Ну что ж, — подумала Вика, — давай поиграем, котяра». Называя Серёгу котярой, Вика не думала о нём с неприязнью, она думала о нём с нежностью и страстью — желание охватило её моментально.

Вот, дорогой читатель, мы и вернулись туда, откуда начали, и вскоре завершим историю.

***
— Значит, Саня... И что? Он ебёт тебя?.. Нравится тебе, как ебёт, да? — спросил распаленный, рассерженный до крайности Серёга, когда они с Викой подошли к дому.
— Это грубо, — кокетливо улыбнулась Вика.
Серёга схватил ее за локоть и притянул к себе, сграбастал, сжал сильно рукою грудь и прорычал в нетерпении на ухо:
— Ты ведь любишь, когда грубо...

***
Легкое утреннее недомогание сменилось интенсивным дискомфортом: боль еще больше усилилась, тянула в пояснице, пошла по животу спазмами.

— Серёжа, Серёж, стой, остановись... Хватит. Остановись, хватит. Мне нехорошо, пожалуйста, перестань, — Вика попыталась отстраниться.
Но ее сопротивление только еще больше распаляло Серёгу (его всегда распаляло «нет» и «пожалуйста, не надо»). Он закрыл ей рот поцелуем. И продолжал трахать. Жёстко, жарко, глубоко.
В момент очередного сильного спазма Вика подумала о Серёге как о льве, вломившемся на чужую территорию, а о себе как о львице с только что народившимся потомством, представила себе то, как этот самый залётный дерзкий лев убивает ее детенышей.
— Что, блять, происходит?! — растерялся Серёга, вынув окровавленный член.
— Да, что?! — прозвучал голос откуда ни возьмись материализовавшегося Саши.
Серёга сполз с Вики, еле сдерживая рвотный позыв: после несчастного случая в армии не выносил вида крови, так и не смог преодолеть стойкое отвращение.
Мгновением позже Саша врезал ему в табло.
— Блевану сейчас, — выдохнул Серёга, еле удержавшись на ногах.
— В сортире горшок меняют, иди в нижний, — злобно процедил сквозь зубы Саша и уж хотел было отрезвить любовницу, но увидев, что та на грани обморока и буквально тонет в собственной крови, только бросил раздраженно:
— Глупая ты женщина, Виктория Николавна.**
Пока Серёга блевал в ванну, а именно в тот самый срезанный Викой утром в саду «миллион алых роз» (от «нижнего» он попросту не нашел ключа), Саша оперативно оказал Вике первую помощь, после чего повез в больницу.

***
Поздним вечером того же дня, под стрекот цикад и журчание ручья Вика, Саша и Серёга сидели, задумчивые, на террасе и потягивали вино. Ночь, остывающая жаровня, призывно распахнула двери, обволакивала своею плотной, насыщенной и усталой атмосферой.

— Пошли, штоле, ебаться? — нарушил затянувшееся молчание Саша.
— Мне, наверное, нельзя пока, — вымученно улыбнулась бледная Вика.
— Наплевать. Серёга трахнет тебя в рану, я в попу. Или наоборот? Как ты хочешь?.. А, помню, ты ведь не любишь, когда тебя спрашивают, — Саша стиснул её пальцы в своей руке, Вика поморщилась и попыталась высвободить руку. Саша не отпустил, но ослабил давление.

Серёга ухмыльнулся. Довольный — и с той же задумчивостью устремил взгляд в темноту. Ему нравилась Вика, он не хотел расставаться с ней, по крайней мере — так быстро. Нет, нет, не сегодня уж точно, пусть даже это заставит понервничать его друга.

— А завтра я женюсь на тебе, если, конечно, Серёга не женится. Только кольцо надо купить, — Саше нравилась Вика, и он не хотел расставаться с ней, по крайней мере — так быстро. Нет, нет, не сегодня уж точно, пусть даже это заставит понервничать его друга.

Вика ухмыльнулась. Довольная — и с той же задумчивостью устремила взгляд в темноту.

Влюбленная в этот вечер, в это место, в сидящих рядом мужчин, Вика реально наслаждалась моментом. И ей больше не было стыдно, она больше не боялась позора. Вика хорошо помнила классику и знала, что осуждения не будет, что есть границы, за которые осуждение не переходит, что ей могут предложить такое содержание, что самые злые критики замолчат, к тому же бесприданницей она не была.

Не важно, что будет завтра, — думала она, — не важно то, что завтра, возможно, драйв закончится. — Вика хотела жить здесь и сейчас. Хотела, разумеется, хотела — страстной, знойной и на износ (да, теперь она могла произнести подобное слово вслух) ебли, хотела вновь упороться до полуживотного, до потного мясного состояния и вновь и вновь радовалась тому, что романтика умерла.

Романтика умерла.

 

Примечания:
*Строчки из песни министра-администратора из к/ф «Обыкновенное чудо», автор текста — Ю. Ким.
**Герой несколько искажает реплику Андрея (персонажа Н. Михалкова) из к/ф «Вокзал для двоих».

2018