Простов. Глава 4б. Стажёр

Судья Маевский небрежно отмахнулся:

— Да брось ты эту плакатную демагогию. Наши свидетели сегодня запачкались.

— В смысле?

— В смысле обделались.

Стажёр Лапин вспыхнул:

— Пётр Петрович, ну нельзя же из-за единичного сбоя вот так огульно...

— Ты так и не понял, что на самом деле произошло в славном городе Простове. Убиенный учитель Михаил Семёнов никого не волнует. Подумаешь. Одним отказником больше, одним меньше. Ну не хотел человек гарантированной жизни, вот и получил гарантированную смерть. Что ж, каждый имеет право. На душевную травму его малолетней подружки всем тоже плевать. Всё равно ведь девочку вылечат. А вот за невмешательством свидетелей простовчане будут следить не просто пристально, а очень-очень пристально. Будут наблюдать, затаив дыхание, с томной и лютой надеждой... А если сбои станут не случайностью, а чьим-то тайным и контролируемым преимуществом? Убивать безнаказанно, исподтишка, когда вздумается, без дуэльной волокиты — это ли не счастье? Да за такую возможность любой простовчанин мать родную продаст. А что если, давай представим самое невероятное, свидетели вообще перестанут реагировать на убийства? Город сразу захлебнётся в крови.

— Вы так говорите, будто мы только и делаем что убиваем друг друга. Согласен, нельзя не признать очевидное: раз в десятилетие какой-нибудь сумасшедший устраивает крупный теракт, и гибнут сотни простовчан. Но это редкие единичные случаи. А так-то у нас всего пять или шесть убийств в год.

Судья недоумённо посмотрел на стажёра.

— Какие пять-шесть? Ты о чём? В Простове ежегодно случаются тысячи убийств, — Маевский призвал лохматый файл со статистикой. — Вот, пожалуйста: в 493 году было 7295 дуэлей с летальным исходом, в 494-м — 7346, в 495-м — 7404. Многовато для города с миллионом жителей, не находишь? В среднем, около двадцати горожан ежедневно отправляются на смерть. И некоторые остаются там навсегда. И не только отказники.

— Смерть на честном поединке не является убийством. Вы подмениваете понятия. Убийство — это лишение жизни, совершенное с нарушением городского устава. Если соблюдены дуэльные формальности, то какое же это убийство?

— Увы и ах, но я не поклонник казенных эвфемизмов. Отнять жизнь тайно в подворотне или сделать это прилюдно и законно — разницы не вижу.

— Как личность вы свободны в выборе дефиниций, но как судья — нет.

— Будешь читать мне лекции по судейству?! Мальчик, а ты часом не охренел?!

Розовые щёчки двухметрового мальчика побагровели. Он опустил взгляд.

— Прошу прощения, Пётр Петрович. Виноват, увлёкся.

— Ладно, прощаю. Но никогда не забуду, — Маевский еле сдерживал смех, серьёзность стажёра его забавляла. И он решил добить Лапина. Погладив фыркающий статистический файл, Маевский спросил:

— А как быть с пропавшими без вести?

— С какими пропавшими?

— Я о простовчанах, пропадающих за городом. Надеюсь, ты не станешь отрицать общеизвестного факта, что они там проводят дуэли без свидетелей. Вот, смотри: в 493 году таких пропавших было 750 человек, в 494 — чуть поменьше, 710. Получается, что ежедневно в пригородных снегах исчезает, как минимум, пара горожан.

— Пропавшие без вести — не обязательно дуэлянты. Они могли там просто заблудиться. Загородный пеший туризм — экстремальный вид спорта, весьма опасный.

— Ты на самом деле так думаешь? Или прикидываешься дурачком?

— Вы пытаетесь убедить меня в том, что простовчане одержимы убийствами.

— Не то чтобы одержимы, слишком сильное слово. Скажем так: увлечены, заигрались.

— Ну и что? Надо же как-то выпускать пар. Да и вреда особого нет. Технология оживления сглаживает все негативные последствия.

— Для этого наши предки побеждали смерть? Чтобы мы чаще убивали друг друга?

Стажёр Лапин украдкой зевнул и сказал назидательно:

— Пётр Петрович, у вас опять подмена понятий. Ещё раз: смерть на поединке не считается убийством. И давайте закроем эту тему.

Маевский кивнул:

— Согласен. Долой пустые споры. Тем более, сейчас в Простове объявился убийца, который вот-вот станет многосерийным. Предлагаю всю твою энергию направить на его поимку.

Стажёр Лапин картинно почесал огромный кулак и сказал:

— Да не станет он многосерийным. Мы ему не позволим.

Судья Маевский ласково смотрел на самоуверенность юности. Эх, когда-то он был таким же болваном. Впрочем, Пётр Петрович о себе сегодняшнем тоже был не самого высокого мнения. Но! На фоне стажёра Маевский ощущал себя премудрым старцем.

— Ты уже придумал как его остановить? Поделись.

— Для начала заставим пассажиров метро снимать стерильные маски. Чтобы были видны лица.

— Во-первых, бред сивой кобылы. Во-вторых, нельзя. У нас эпидемии гриппа каждую неделю. И потом: убийца же не слепой. Увидит, что с пассажиров снимают маски, да и притормозит. Выждет. Сделает паузу.

— Прикажем городскому комитету изготовить прозрачные маски. Их и будем выдавать пассажирам.

— Насчет прозрачных масок принято, идея гениальная. Но скажи, друг ты мой разлюбезный, а с чего ты решил, что он будет убивать только в метро? Простов — город хоть и маленький, но всё же большой. Мест для кровавых аттракционов наверху тоже хватает.

— В тепле убивать приятнее, чем на холоде. Да и в метро его легче поймать, вот я и подумал... — Лапин запнулся, не договорив, ибо сам понял, что сморозил глупость.

— Потерянные ключи под фонарём тоже искать удобнее, особенно ночью. Но не в нашем случае. Мы и в метро его не поймаем. Если он опять пройдёт мимо свидетелей — ноль шансов.

— Пусть судьи и стажёры снимут красные комбинезоны и переоденутся в гражданские цвета. Будем инкогнито патрулировать на станциях. Попытаемся справиться сами, без свидетелей.

— Без свидетелей? Да ты у нас, оказывается, романтик. А я ещё перед тобой в поэзии признавался. Что ж, зажгу для тебя небо.

Стены кабинета чернеют. На тёмном фоне вспыхивают яркие точки и пересечения светящихся линий. Схема простовского метро напоминает ночное небо — усеянное звёздами и сплошь пересеченное хвостатыми кометами. Огонёк очередной папиросы Маевского на этом фоне кажется квазаром.

— Девятьсот сорок семь проросших станций. Но мы сосредоточимся только на освоенных станциях, и таких у нас двести пятьдесят. На каждую станцию надо отправить хотя бы по одному судье. Это как минимум. Согласен? По глазам вижу, что не согласен. Ладно, уговорил: усилим каждого судью одним стажёром. Двести пятьдесят умножаем на два, получаем пятьсот. Метро работает круглосуточно, значит, патрулировать придётся в три смены по восемь часов. Одни бдят, другие отсыпаются. Итого: полторы тысячи.

— В судебной коллегии всего сто судей, — с грустью сказал стажёр, голова его поникла.

— Мы будем настойчивы и точны в деталях: сто судей и двести стажёров. Всего триста бравых служителей судейства. Но и этих трёх сотен не хватит.

— Ну да, вы правы. Что-то я погорячился насчёт патрулирования.

То ли картинка звёздного неба подействовала на судью, то ли число выкуренных папирос превысило норму, но глаза Маевского вдруг засверкали, поза стала пламенной.

— И каждый второй из этих трёх сотен — лодырь, бездарь и взяточник. Тебя я не имею в виду — ты вроде не совсем идиот. А так у нас подлец подлецом погоняет и все строчат друг на дружку доносы. Долбаная холуятина, валенки отмороженные. А руководство наше? Вообще позор лютый. Санаторий престарелых маразматиков. В общем, вся наша судейщина — тот еще гадюшник.

Ошарашенный стажёр посмотрел на стены, на пол, на потолок и выразительно покашлял. Беседа явно завернула не в ту дверь.

Судья улыбнулся и сказал:

— Здесь нет ни подглядки, ни прослушки.

— Вы уверены?!

— Абсолютно. Я приплачиваю комендантше здания, чтобы она не только окурки убирала, но и тайных паразитов вытравливала. Кстати, недорого берет, всего рупь с полтиной в неделю. Видимо, я ей нравлюсь. Да и как я могу не нравиться? Я же красавчик. Ведь я же красавчик, да?

— Да, многоуважаемый Пётр Петрович. Вы красавчик, — ответил Лапин. — Но что-то вы разошлись, вас слишком много, утомляете напором и харизмой.

«А ведь он прав, — с досадой подумал Маевский. — Устал я от одиночества, изголодался по общению. Вот и набросился на богатыря, как собака на кость. Надо бы сбавить обороты».

— Молодец. Говоришь что думаешь. Нынче это редкость. Что касается холуятины, то я пошутил. По-шу-тил. Судебная коллегия Простова укомплектована порядочными, компетентными и ответственными сотрудниками, для которых интересы простовчан превыше всего. Руководство наше — мудрое, прозорливое, незаменимое. Ладно, пошутили и хватит, вернёмся к нашим баранам...

Маевский перестал кривляться и юморить, лицо сделалось вдумчивым.

— Убивать в Простове и оставаться неопознанным крайне сложно. Даже если свидетели не могут обездвижить убийцу, всё равно у нас полным-полно прочих служебных организмов. Рано или поздно мы его выследим. В конце концов, мы можем переключить в режим наблюдения все застенки Простова. Однако убийца знает, что каждое его движение будет записано и тщательно проанализировано. Поэтому он будет избегать шаблонов и повторов. Убивать станет нестандартно, с выдумкой.

— И что же нам делать? Что?

— Ждать следующего убийства. Других вариантов нет. Не объявлять же комендантский час из-за одного выродка.

Стажёр Лапин слегка приуныл.

— Не унывай, — сказал Маевский. — Потратим время ожидания с толком.

— Например?

— Придумаем имя нашему персонажу. Есть идеи?

Стажёр задумался.

— Артист, — сказал Лапин, ещё подумал и повторил: — Пусть будет Артистом.

— Почему? Как-то вяло и чересчур богемно.

— Полагаю, следующие убийства он тоже будет записывать и выкладывать в застенки. Ему нужна публика. Поэтому он — Артист.

— Ты чем меня слушал? Ушами или ягодицами? Самоцитаты для бездарей. А мы имеем дело с гением, кудесником, виртуозом. Он свидетелей сумел обдурить! Не будет он повторяться.

— Я с вами не соглашусь. Всё как раз указывает на то, что повторяться он будет.

Судья усмехнулся.

— Всё указывает? Ну-ну. Твое несогласие ранит меня в самое сердце.

— Он социопат-параноик. Не садист. В убийстве сексуальной разрядки не искал. У него есть некий план, которому следует неукоснительно. Интеллектуал. Выложил запись убийства в застенки на всеобщее обозрение — это классический нарциссизм, жажда внимания. Считает безнаказанность убийства своим достижением. Обнародовав запись, продемонстрировал превосходство над нами. Очевидна его тяга к коммуникации, — стажёр Лапин пытался придать своей речи академичный стиль, желая показать, что учебники он всё-таки почитывал. — Убийца намерен вести диалог, причём, вести с позиции силы. Не удивлюсь, если его сверхзадача — держать в страхе весь Простов. Поэтому он продолжит записывать убийства и выкладывать их в застенки: чтобы усилить на нас давление, чтобы постоянно быть в центре внимания. Поэтому он — Артист.

— Какой страх? Ты о чём вообще? Пугать простовчан убийствами — это как стращать алкаша палёной водкой. Экая невидаль: убили кого-то в метро. Тоже мне сенсация.

— Но как быть с безнаказанностью? Общественное внимание сконцентрируется именно на этом.

— А если убийце плевать на реакцию публики? А если вообще не будет никакого диалога? Артисты так поступают?

— Да не может такого быть! Тогда бы он не стал записывать убийство. Вы же сами полагаете, что его немой файл является манифестом молчания.

— Полагаю, да. Или — предполагаю. Но могу и ошибаться. Молчание субъекта не всегда указывает на жажду внимания. Молчание иногда говорит и о нежелании коммуницировать.

— Довольно странная стратегия, — стажёр улыбнулся. — Выплясывать у всех на виду, чтобы на тебя не обращали внимания. Как раз творческим натурам такие выкрутасы и свойственны. Поэтому я настаиваю на своём прогнозе: Артист продолжит выкладывать в застенки записи убийств.

— Да не будет он записывать свои похождения. На что поспорим?

Стажёр Лапин снисходительно посмотрел на судью Маевского.

— На ваше усмотрение. Приму любую ставку.

— Вот прям любую?

— Любую. Разумеется, я ценю и ваш опыт, и ваши заслуги. Но в данном конкретном случае в своей правоте не сомневаюсь.

Маевский закурил, выпустив струю дыма в лицо стажёру. Тот закашлялся.

— Принято. Итак. Если следующее убийство он запишет и выложит в застенки, то я бросаю курить. И мы назовём его Артистом. А если он этого не сделает, то курить начинаешь ты. По рукам?

Стажёр кивнул, с недовольным видом протянул руку.

— А что с лицом? Хорошо, давай отменим пари, если тебе слабо. Не вопрос. Но тогда я точно сделаю тебя своей шестёркой, шнырём, мальчонкой на побегушках — и далее по давешнему тексту.

— Да не слабо мне. Просто антираковые прививки очень дорогие. На копеечное жалованье стажёра не разгуляешься.

— Любишь с начальством спорить, люби и денежки платить, — изрёк судья. — Кстати, никотин нехило так подстегивает синапсы, начинаешь соображать быстрее. Тебе точно не повредит, ибо тупишь частенько. Да и наркотик легальный, вещество не запретное, во всех аптеках без рецепта.

— Как назовём убийцу в случае вашей победы?

Маевский ответил сразу, не раздумывая:

— Мастером. Конечно же, наш пошлый уродец будет Мастером.

В животе судьи заурчало.

— Пойдём поедим, — сказал Маевский. — А то курить натощак вредно.

Подумав, он добавил:

— Да и знакомство наше обмоем.