«1958» часть VI, глава 2

Было трудно понять, утро сейчас или вечер, но скорее всего, утро. Вялый солнечный параллелепипед расположился на самой середине стены, а значит, светило совсем недавно выбралось из-за горизонта. Голова гудела, в ушах стоял нестерпимо высокий, тонкий, угнетающий монотонностью звон. Тело ныло в тех местах, которые она еще чувствовала. Призрачиха не обманула, старик пришел ближе к ночи и принес воды. Мутной, теплой, возможно набранной из ближайшей лужи, но все-таки воды. Марьяна жадно сделала глоток и выблевала его обратно. Дальше пила осторожно, борясь с рвотой, влила в себя содержимое всей алюминиевой кружки. В голове будто бы прояснилось, но Марьяна боялась смотреть на старика, не хотела видеть его, не хотела разговаривать с ним, единственным ее желанием было, чтоб он скорее убрался, а еще лучше сдох.
Она поняла, что просить его о чем-либо бесполезно. Все, что он мог ей дать, это быструю смерть, и в какой-то момент она всерьез об этом задумалась, но потом отогнала эти мысли прочь. Призрачиха не даст ему убить ее, а он выполняет все, что она скажет. Он не прекратит ее страдания вместе с жизнью, он не отпустит ее на свободу, значит, он бесполезен. По крайней мере, он не засунул вчера гнилую тряпку ей в рот. В ее положении это уже большой успех и совершенно иные условия содержания. Она попробовала перекатиться на бок, чтоб хоть как-то поддерживать кровоснабжение, провела так с полминуты, затем крутанулась дальше, на живот, уткнувшись лицом в грязные половицы. Повернула голову на бок, разглядывая пыльную перспективу уходящих к горизонту плинтуса досок. Сколько бы ни прошло времени, старика с прошлого вечера не было. Вонючего древнего существа с крючковатыми узловатыми пальцами и омерзительной вонью изо рта, впалой грудью, которая того и гляди проломится, если посильнее в нее ударить. Но именно посильнее Марьяна была не в состоянии. Она которые сутки подряд играла в Ленина, и, кажется, начинала добиваться сходства с оригиналом.
— Э-эй, есть тут кто?
Окрик буквально ошарашил ее. Человек! Настоящий человек, не бородатая мразь, засидевшаяся на этом свете, не призрачиха, пугающая ее до чертиков, а самый что ни на есть живой человек, там, на улице, за забором. Она спасена!
— Я тут! — громко закричала Марьяна, но вышло только хриплое «я-у», неслышимое даже в соседней комнате.
— Светлана Марковна! Вы здесь? — повторился окрик.
Здесь, здесь, горько подумала Марьяна, глядя на голову Светки, посиневшую, но все с тем же укором смотревшую на нее стеклянными глазами: не уберегла ты меня, подруга, не спасла.
— Я тут! — еще громче крикнула девушка, но результат вышел не лучше, высохшее горло будто обработанное наждачкой, совершенно не хотело ей подчиняться, дышать стало труднее, вернулся кашель.
Она должна, она сможет, у нее хватит сил, нужно только успокоиться. Сердце билось бешено, в висках пульсировало. Это человек, и он может уйти. Только бы ему хватило любопытства и решительности поискать в доме.
Марьяна слышала, как он стучал по соседской калитке. Вряд ли старик забыл убрать почтальонский велосипед — такую улику даже старый маразматик не пропустит — но отчего-то незнакомец все-таки оказался на хуторе. Может, Светлана сказала коллегам, куда отправилась? Или полиция уже ищет ее, проверяя все адреса на маршруте? К тому же их машина с московскими номерами стоит перед участком. Ее-то старик точно не мог никуда деть. Если это полицейский, его чутье должно сработать. Ну же, ну?!
Марьяна рывком крутанулась на полу, дернув плечо. Боль пришла сразу, резкая, проникающая, словно острая игла под кожу, в мышцы, в кость. Не такая ты и прочная, Златопольская. Кажется, она умудрилась вновь повредить связки. В детстве на ее карьере гимнастки поставил крест разрыв акромиально-ключичного сочленения, полученный при падении с брусьев, после которого она так и не смогла вновь взобраться на снаряд. И вот сейчас шитое-перешитое плечо вновь дало о себе знать. Плевать! Потом еще будет время жалеть себя, холить и лелеять, а сейчас нужно спастись, чтоб это потом вообще настало.
Зато теперь она лежала на спине. Можно было попробовать подкатиться к опоре — к стене или печи — перевернуться на бок, в позу эмбриона и затем постараться упереться головой или здоровым плечом и встать на колени, а дальше — дело техники, если только затекшие ноги не подведут. Руки предусмотрительный старик связал ей за спиной, что сильно усложняло дело.
— Есть кто дома? — опять послышался незнакомец. — Я захожу!
Марьяна в три переката, как грязная сосиска, упавшая с плиты, которую чудом не сцапал кот, оказалась-таки возле печи. Но сосиски, в отличие от нее, не приковывают на цепь. Цепь! Марьяна отдышалась. Голова поехала от голода и нетипичных перемещений в пространстве. Она попыталась выделить хоть капельку слюны, чтоб сглотнуть и смочить горло — тщетно.
— Э-э-эй! — крикнула она, и принялась дрыгать ногой что есть сил, похожая на неуклюжего или очень уставшего футболиста, пытающегося пробить по мячу ножницами в падении. Цепь гремела, но не так, чтобы громогласно, хоть и это было лучше, чем бездействие. Марьяна не надеясь быть услышанной, но, кажется, в этот раз удалось.
— Так есть кто дома? — голос послышался явно ближе, чем в прошлый раз, теперь человек определенно находился около их забора.
— Я тут! — прокаркала Марьяна. — Помогите-е-е!
У нее почти получилось сесть, и девушка с силой приложилась плечом в печь. Адская боль вернулась — этого она и добивалась. Хотелось орать, что есть мочи, выть, скулить, сотрясать воздух, изрыгая из себя отчаяние и гнев.
— Э-э-э-эй! А-а-а-а-а!!!
Он не мог не слышать. Она спасена.
Марьяна увидела над головой на краю печи ручку от сковороды, перевернулась, как неповоротливая ленивая глиста, задрала ногу и наподдала ни в чем не повинной чугунной посудине. Та свалилась на пол, но звук оказался достаточно глухим, совсем не таким, на который она рассчитывала.
— Помогите-е-е-е!
Теперь Марьяна не сомневалась, что ее услышали. Там, за стенами ее тюрьмы кто-то обнаружил дырку в заборе, потому что слышно было противное шебуршание рабицы, которое она теперь ни с чем не спутает.
Сердце билось в бешеном темпе. Она спасена! То ли прилив адреналина, то ли что-то еще, но она буквально задрожала каждой клеточкой организма, не в силах контролировать ни свое тело, ни свой разум. Марьяна просто лежала на спине, смотрела на грязный кривой потолок в трещинах, грозящийся вот-вот рухнуть, и пыталась просто пережить этот момент, сколько бы он ни длился.
Дернулась дверь. Заперто.
— Вы там? — спросил голос снаружи.
Марьяне нужно было во что бы то ни стало ответить утвердительно, но язык будто не слушался ее, прилип к небу, а легкие не собирались выдыхать, не давая гортани ни единого шанса на звук.
В мутном и грязном прямоугольнике окна, разделенном накрест облупленным деревом рамы, появилось лицо. Марьяна видела его лишь частично, слишком далеко, слишком пыльно, слишком резали воспаленные глаза, но это лицо прямо сейчас казалось ей самым красивым из возможных, а обладатель его — самым желанным человеком на всей земле. Мужчина прислонился лбом к стеклу, пытаясь разглядеть происходящее в темноте комнаты, в какой-то момент их взгляды встретились, и лицо исчезло. Но буквально через секунду раздался сильный удар в дверь. Ба-бах! Петли выдержали, как и замок, но очевидно это вопрос минуты-другой. Еще один удар! Теперь более глухой, видимо ее спаситель пробует снести дверь плечом. Ходуном пошла вся стена. Марьяна ясно представила, что дом вполне может рухнуть, как карточный, но ей было все равно даже на то, что он погребет ее под обломками. Нервы явно отпросились в отгул после напряженной почти недельной вахты, расхлябанными, размякшими нитями болтались внутри нее, наплевав на все внешние раздражители.
Дверь поддалась вместе с косяком, ввалившись внутрь под очередным натиском. Марьяна слышала грохот, но даже не пыталась повернуть голову в сторону входа.
Отчаянный рыцарь печального образа, рыщущий по драконьим хуторам в поисках плененных принцесс, матерясь поднимался из груды досок в соседней комнате. Если верить сказкам, то он должен отрубить голову дракону, но в этой сказке пока дракон рубит головы принцессам. Добро пожаловать в реальную жизнь, малята.
— Вы как? — склонился над ней спаситель. Он был весь какой-то слишком обычный, совсем не героический, даже в некоторой степени несуразный, с бульдожьими щеками, неаккуратно очерченными линией неухоженных усов, редкими, тонкими волосами, почти не знакомыми с расческой, глазами, цвет которых определить затруднительно, да и ни к чему.
Вместо ответа Марьяна только кивнула, мол, ничего, лежу тут, любуюсь видами, но лучше бы полежала в другом месте, километров за тысячу-другую отсюда.
— Я Игорь, — представился спаситель, и подал Марьяне руку, предлагая встать. Та бы с радостью откликнулась на столь галантное предложение, но был один существенный нюанс. Она перекатилась на бок, показывая связанные руки. Плечо вновь напомнило о себе, и Марьяна скорчилась.
Игорь оказался необычайно проворным для невзрачного и неуклюжего на первый взгляд человека. Он очень аккуратно повернул Марьяну, вытащил из кармана связку ключей и одним из них аккуратно перепилил скотч, которым старик связал ей запястья. Было больно, причем скорее от вырванных вместе со скотчем волосков, но такую боль она готова была терпеть, почти не морщась.
— О боже! — вскрикнул Игорь, отпрянув.
«Увидел Свету», — поняла Марьяна, не оборачиваясь. Зрелище отвратительное и ужасное, когда смотришь первый раз, как та расческа с волосами на дне тарелки с борщом, но она уже бывалая, да и блевать ей нечем, в отличие от Игоря. Марьяна выставила руки перед собой, уставилась на кисти — свои, живые, шевелятся. Все-таки старик получил указание от призрачихи не калечить ее, поэтому закатал руки в скотч широко, но не критично туго, чтоб не развился некроз. Марьяна вспомнила про старика. Этот сукин сын может явиться с минуты на минуту, может быть, он уже стоит за дверью с топором или с ружьем. Он не мог не слышать грохота.
— Игорь, — произнесла она, на удивление разборчиво. — Игорь, успокойся, нам нужно уходить.
Сама не ожидая от себя такой говорливости, Марьяна поняла, что хочет жить, и сделает для этого все. Игорь стоял на коленях перед светкиной головой, зажав рот руками, не моргая уставившись на то, что осталось от почтальонки, не раз висевшей на районной доске почета.
— Кто? — спросил он хрипло. — Кто это сделал?
— Тебе лучше не знать.
Они будто-то бы поменялись местами, и вся решимость и уверенность Игоря вместе с жизненными силами перешли к Марьяне. Он сидел на коленях, в грязных бежевых шортах, в носках и сандалиях, чем сразу выдавал в себе местного, и за что можно и получить по морде на каком-нибудь столичном «Модном приговоре». Его ситцевая рубашка сдержанных тонов с потными пятнами подмышками была заправлена в шорты. Марьяна встала, слишком резко, слишком быстро, чтоб это прошло без последствий, и чуть не упала, облокотившись на печь.
В грязной кружке было еще немного воды, которую Марьяна жадно опрокинула в себя, не глотая.
— Ты ничем ей не поможешь, — сказала она. — Мы должны уходить, приведем подмогу. Главное — выбраться. Менты разберутся. Пойдем!
Марьяна говорила коротко, рублено, ее сознание не готово было выстраивать сложные словесные конструкции, да это было и ни к чему. Игорь с трудом поднялся.
— Если хочешь, возьми ее с собой, — предложила Марьяна. — Теперь это вещественное доказательство. Мы засадим старика на пожизненное. Боюсь только, что для него это будет недолго.
Игорь некоторое время стоял, не зная, как подступиться к голове, пока Марьяна не взяла ее сама. За печкой была вешалка, на которой болталась старая рубаха давно уже неразличимого цвета, в нее девушка завернула голову, как каравай или зомби-колобка.
— На, — протянула Игорю сверток. — Я долго не удержу. У тебя есть транспорт?
Игорь не сразу понял, чего от него хотят, потом, сообразив, сначала принял страшный дар, а затем кивнул.
— Электросамокат. Там стоит.
Меньше всего она рассчитывала на такой способ передвижения, но по сравнению с одной старческой силой электромотор на двух колесах был несравненно мощнее.
— Сойдет, — решительно произнесла она, направляясь к выходу. Делать это пришлось исключительно по стенке, и совсем недалеко. Она напрочь забыла про цепь на ноге.
Для здорового мужика, хоть и слегка ошалевшего, задача с креплением цепи была не настолько неразрешимой, как для избитой жизненными обстоятельствами и столетним стариком хрупкой девушки. Крюк держался в турлучной стене практически на честном слове, поэтому Игорь выдернул его с легкостью, как слишком самостоятельный дед — репку. Марьяна сочла это самим собой разумеющимся, бросила прощальный хладнокровный взгляд на внутреннее убранство своей тюрьмы и пошла к выходу.
— Нам пора.
Воспаленные глаза, неделю не видевшие настоящего дня, ошалели от яркого света, Марьяне пришлось зажмуриться, и потом осторожно, глядя в землю, медленно открывать их, порционно приучая к «уличному» режиму. Следом за ней шагал Игорь, неся закутанную в рубашку Свету.
— Ты муж ее? — спросила Марьяна, просто чтоб о чем-то спросить. Игорь не ответил сразу, значит, нет. На брата не похож, да и не обращаются к сестре по имени-отчеству, а он точно звал Светлану Марковну. Коллеги-любовники? Пусть будет так, решила Марьяна, тем более, это было сейчас неважным.
Втиснувшись в заборную дырку сама, Марьяна, разумеется, зацепилась цепью, которую, как Рапунцель косу, тащила за собой. Ей отчетливо представилось, как они помчатся на электросамокате, а цепь будет бренчать следом, как на старых грузовиках, для снятия «статики», или консервные банки, привязанные к собачьему хвосту для поднятия настроения живодеров.
Электросамоката, тем временем, не наблюдалось.
Это подтвердил и вышедший следом Игорь.
— Он вот тут стоял, — показал он пальцем под раскидистую черешню, — украли что ли?
Единственным, кто мог позариться на электросамокат, очевидно был старый козел. Марьяна резко обернулась в сторону его дома — ни звука, ни шороха, ни движения, ничего.
— Может, на вашей машине поедем? — спросил Игорь, но Марьяна только шикнула на него.
— Тихо!
Игорь замолчал, зачем-то прислонив к себе сверток.
— Это он, — твердо сказала Марьяна. — Старик, который отрезал ей голову, который заковал меня, и который определенно услышал вас. Этот урод успел спрятать самокат. Ключей от машины у меня нет, они у мужа.
Марьяна не то, чтобы забыла про Витю, но собственные невзгоды последних дней чуть притупили ее чувства, а теперь, освободившись, она вдруг поняла, что он наверняка умер. Эти твари убили его. Он валяется где-то в кустах соседского участка, мертвый, возможно порубленный на куски или вообще скормленный собакам или свиньям, потому что если на ее тело у похитителей теперь были какие-то безумные, ужасные, но планы, то Витя мог оказаться просто случайной жертвой. Нет, она никуда не уйдет, пока не узнает, что с ним случилось.
«Дура!» — закричал внутренний голос, тот который по тембру очень напоминал мамин. — «Беги, спасайся, это дело полиции, в которую ты прямо сейчас обратишься. Придут люди с оружием и полномочиями, размотают этого старика, найдут твоего мужа. Беги, и ты спасешь как минимум одного человека, и возможно, подаришь надежду на спасение второму. Останешься, умрете оба, да еще и этот несчастный заодно».
Мама всегда умела рассуждать здраво.
— Давайте просто уйдем, — предложил Игорь. — Бежать, я вижу, вы не сможете. Пойдем в спокойном темпе, я вас поддержу, если что. Если свернуть вот к тому пролеску, то мы скроемся из вида через несколько минут. Так меньше километра до первых дворов.
— А вы откуда знаете? — подозрительно спросила его Марьяна.
— Я не знаю, — смутился Игорь, — я так думаю.
Она на всякий случай сделала шаг назад, оступилась на кочке, и чуть не полетела на землю. Подняться без посторонней помощи ей бы вряд ли удалось.
— Где-то здесь мой муж. Я должна его найти.
— А что, если он?.. — Игорь не договорил, но кивнул на сверток в руках.
Марьяна, собирая свою психику по кусочкам, пыталась мыслить трезво, рационально, аналитически подойти к принятию решения, но вся ее логическая конструкция рассыпалась, не успев приобрести хоть какие-то вменяемые формы. Наверное, нужно уходить.
Она вернется сюда немедленно, сразу, как только они доберутся до полиции. Ей не могут не поверить. Приедет наряд с оружием, они прошерстят здесь все. Да, так и нужно поступить.
— Пойдемте, — сказала она. Вдруг вспомнила про перцовый баллончик в бардачке и подергала ручку пассажирской двери машины. Заперто — чертов центральный замок или что там еще.
Краем глаза она неотрывно смотрела за соседским участком, ожидая в любую секунду увидеть там омерзительную морщинистую харю на высоченном туловище.
Далеко уйти не удалось. Марьяна словно в замедленной съемке видела, как с другой стороны машины, из-за капота поднялся старик с лопатой в руках. Игорь стоял к нему спиной, заправляя рубашку обратно в бриджи.
— Сзади! — крикнула Марьяна. Медлительность происходящего позволяла ей запечатлевать в памяти каждый миг, как будто ее мозг воспринимал время иначе, как мозг какой-нибудь мухи, успевающей закончить все дела и убраться восвояси задолго прежде, чем смертельная мухобойка совершит шлепок. Но только в отличие от мухи, действовать столь же быстро Марьяна не могла. Она вообще поразилась, что ужас не парализовал ее, потому что было чертовски страшно. Осталось только наблюдать, как гораздо более молодой Игорь неуклюже поворачивается, а почти вековое существо, которого по ошибке назвали Геннадий, ловко выпрямляется и замахивается лопатой.
Марьяна замечала каждую мелочь, видела, что ноги старика исцарапаны, а на лопате комья черной земли. Видела, что усы Игоря растут неровно, и слева они чуть ниже, чем справа, а глаза у него все-таки голубые.
А потом лопата встретилась с его лицом. У Игоря был бы шанс, ударь старик плашмя, но лопата ребром вошла в голову в районе левой скулы, причем вошла физически, проломив череп, с отвратительным и жутким «чванк». Ее спаситель, недоумевая смотрел на невесть откуда взявшееся железное полотно в своей голове, причем Марьяне вряд ли теперь когда-нибудь забыть это обиженное выражение лица и косящиеся зияющую рану глаза, мол, как же так, почему, за что?
Старик выпустил лопату из рук, видимо, она крепко застряла в голове Игоря, и тот, словно складной перочинный ножик с торчащей под прямым углом лопатой, завалился на землю. Возможно, он был уже мертв. У Марьяны подкосились ноги, она схватилась за машину, понимая, что ей ни за что не убежать от этого монстра. Ее била дрожь. Неужели все напрасно, все зря?
Старик просто стоял, чуть склонив голову, укоризненно, добрыми, все понимающими глазами смотрел на нее, как смотрят дедушки на своих нашкодивших внучек.
А потом Марьяна бросилась бежать.
Через три шага она полетела на землю, потому что необычайно проворный старик схватил конец ее цепи и дернул на себя.