«1958» часть III, глава 9 (2 из 2)

— С другой стороны, когда Анастасия пришла ночью сюда, — продолжил Иван, — она была напугана, взволнована, вся в ссадинах и в грязной одежде. Сказала, что попала в аварию, была с председателем, но что за авария, не говорила, а я и не спрашивал. Потом начала приставать ко мне, разделась, потом пришел Генка, а он в нее влюблен, как выяснилось, а потом мы подрались. Ну как подрались — я побил его лицом. Потом пришла Лида, увидела все в окно, хотя видеть там было нечего.

— Да у вас тут самое оживленное место в станице, — заметил Спирин.

— И не говорите, — отозвался Никаноров, — нужно было построиться на дальнем хуторе, чтоб от гостей отбоя не было. И желанных, и не очень.

Что было потом?

Иван на миг задумался.

— Я отправился искать Лиду, выбежал из дома, облазил все окрестности, но ее нигде не было, здесь, как видите, пока с освещением не очень. Потом вернулся обратно.

— Она была голая и попросила заняться с ней сексом, так? — задал следующий вопрос Спирин, хотя в общем-то просто повторил слова, суфлируемые ему Витяем.

— Так, — хмуро ответил Иван. — Я послал ее к черту и ушел. Ночевал на машинном дворе. Еще помню, что тогда пошел этот проклятый ливень, что никак не закончится. С тех пор дома не был. Пытался найти Лиду, поговорить...

— Удалось? — поинтересовался Спирин.

— Не то, чтобы очень, — Иван показал на разбитый нос.

— Крепко же вы ее обидели, — усмехнулся следователь.

— Да ну вас, — исподлобья глянул Иван. — Это заодно случилось, сопутствующие неприятности.

— А дальше?

— Дальше увидел Генкин грузовик, догнал его, мы поговорили. Да, — воскликнул Иван, — мы с ним доехали до конца дождя. Ну то есть он здесь идет, а на полпути к Краснодару ясно, и солнце жарит. Тогда не придал этому значения, а сейчас думаю, странно как-то. Но в любом случае, на этом все — мы приехали сюда, застали вас. Теперь хотелось бы услышать вашу версию, вы ведь явно неспроста здесь оказались, и я чувствую, что многого не знаю.

— Давай, скажи ему главное! — настойчиво произнес Витяй, и пока следователь размышлял, он встал, подошел к Ивану и пронес ладонь сквозь его голову.

— М-м-м, — Никаноров резко приложил руку к виску.

— Что такое? — встрепенулся Спирин, подавшись вперед.

— Голова что-то разболелась, — пожаловался Иван, — стрельнуло что-то прямо вот тут. Не знаю, может сосуд...

Спирин и Витяй переглянулись.

— Давай, скажи ему! — повторил Витяй.

— В общем, Иван Акимович, сейчас все сказанное может звучать странно, я не уверен, что сам во все это верю, но ваш внук уверяет, что Анастасия — не человек.

— Не человек? — горько улыбнулся Иван.

— Нет, — подтвердил Спирин.

— А кто же? Неведома зверушка?

— Вернее, она не тот человек, которого вы знали, с которым ходили в школу, к которой у вас...

Спирин замолчал.

— Было и было, — буркнул Никаноров. — Давно и не считается.

— В общем, в разрытом могильнике она изменилась. Приехала ваша знакомица, а вылезла из раскопа чужая женщина. Виктор утверждает, что в нее вселилась сущность, которая была там захоронена. Больше того, по его словам, вы уже убивали ее раньше, в это же время, и теперь она пытается переиграть эти события по-новому. Как — мы не знаем. Важную роль в этом ритуале играет монета, которую вы нашли в могиле, и которую она забрала в ту ночь с собой. Ее монета, той, захороненной твари. Эту монету, умирая, она засунула между половиц в вашем доме, прямо здесь, и после вашей смерти в две тысячи двадцать четвертом году Виктор, получив в наследство дом, нашел на том же самом месте. Монета перенесла его сюда.

— У него богатое воображение, — посмотрел на него Никаноров, — у этого вашего воображаемого друга.

— Я твой внук, скотина ты бесчувственная! — выпалил Виктор.

— Вы слышали? — спросил Иван у следователя, глядя куда-то в пустоту, возможно в темный угол избы, куда не доставал свет керосинки.

— Я-то, допустим, слышал, — ответил Спирин, — но что услышали вы?

— Да черт его знает, — с некоторой досадой откликнулся Иван. — Будто бы голос чей-то, но не уверен.

— Если вам интересно, — подал голос проснувшийся Андрюша, — я тоже будто бы что-то слышал. Думал, приснилось, от этого и проснулся.

Витяя раздирали надвое противоречивые чувства. Его начинают видеть и слышать, он становится более материальным, может взаимодействовать с предметами, превращаясь в обычного, настоящего человека. Но это же означает и то, что ему приходит конец, его дни сочтены, да и не дни, увы, а уже часы.

— Давай, рассказывай ему дальше, — попросил он следователя. — Нам нужно действовать, у нас очень мало времени. У меня мало времени...

— И после этого, — продолжил Спирин, — запустился процесс обмена телами, я не знаю, как объяснить точнее. Ваш внук Виктор начал переноситься сюда, а Анастасия, вернее то, что в ней живет — туда, в будущее, в его год. По ее словам, там у нее есть сообщник, который держит в заточении жену Виктора в качестве нового тела. А самому Виктору она обещает немедленную смерть здесь после окончательного переноса. Который, судя по всему, состоится завтра. Или уже сегодня, если верить ваши часам.

Иван глянул на часы — половина первого ночи. Он медленно встал, кряхтя, как старый дед, обстоятельно растер ногу. Колено невыносимо ныло на это треклятый ливень. Но двое последних суток колено было только одним из докучающих факторов — после ночи на машинном дворе под дождем и ветром он простудился, и болезнь буквально сжигала в нем жизненные силы, как в топке паровозной печи. Ему бы сейчас чаю с малиновым вареньем, да под одеяло хотя бы одну ночь провести в попытке выздороветь, но обстоятельства требовали иного, и Иван с удивительной стойкостью держался.

— Все, что вы говорите, ну это же невозможно. Невероятно. Какие-то сущности, ведьмы, будущее, обмены телами. Вы коммунист. Мы, конечно, рождены, чтоб сказку сделать былью, но не такую же!

— А я ему верю! — встрепенулся вдруг Корвалелик. — И вам верю, товарищ следователь. Только непонятно, какую роль в этом всем играет председатель колхоза Котеночкин. Он ее сообщник или она овладела его разумом? Позавчера я разговаривал с ним, брал интервью, и он казался очень порядочным человеком, и главное — здравомыслящим, а вчера словно это был не он — холодный, расчетливый преступник, который не задумываясь убил бы меня, и всего делов, прикажи она ему...

— Но это же тоже бред! Настя и Панас Дмитрич. Он ей в отцы годится. Да и не такой он, чтоб вот так... — как так, Иван объяснить не смог, и замолчал. После добавил, — но вы утверждаете, что они занимались любовью прямо здесь, на этой кровати?

— На диване, — поправил его Андрюша.

— Да хоть на потолке! Зачем ему это нужно?

— Сдается мне, важнее понять, зачем это нужно ей, — задумался Спирин, — а кроме того, неплохо выяснить, он помогает ей по доброй воле или она имеет над ним какую-то власть? И если, как вы сказали, — он посмотрел на Витяя, — завтра она перенесется в ваше время, то зачем ей все это? От скуки? Или...

— Ей чего-то не хватает! — даже подскочил Витяй. — Для окончания ритуала ей нужно еще что-то, и она этого добивается. Понять бы, чего?

— В любом случае, прежде всего нам необходимо поговорить с товарищем Котеночкиным, возможно даже до того, как мы найдем гражданку Осадчую.

— Не уверен, что хоть кто-то из них теперь покажется нам на глаза, — предположил Витяй.

— Сегодня вручение ордена Ленина колхозу. Думаю, Панас Дмитрич обязательно будет выступать, — сказал Иван.

— Да. Если он жив и здоров, то это мероприятие никак не пропустит, — согласился следователь.

— И есть надежда, что он тоже будет меня видеть и слышать, раз он имел контакт с ведьмой, — рассудил Витяй.

— А вот здесь поподробней, — глянул на него Спирин. — Какая связь между видеть и слышать вас и иметь контакт с ведьмой? Вы это непотребство, что было между ними здесь, и есть, по-вашему, контакт?

— О, еще какой контакт! — не преминул напомнить о больном Андрюша, включившись в разговор, а затем подозрительно посмотрел на Спирина, — подождите! А если вы, товарищ следователь, видите этого пришельца, вы что, тоже с Анастасией того?..

— Боже упаси, — перебил его Спирин, и следом вперился взглядом в Витяя — мол, сказал «а», говори и другие буквы. Иван с Андрюшей послушно молчали, они уже приноровились по выражению лица Спирина понимать, когда говорит его невидимый собеседник, и не перебивали.

— Она поцеловала Шпалу, после этого он начал исполнять ее волю. Ну, это если они не сообщники, — пояснил Витяй. — Затем, при нашей встрече она сказала, что Шпала увидит и услышит меня, если я потороплюсь. Я не успел, — Витяй бросил взгляд на Ивана, — но позавчера ночью мне пришла в голову идея связать два этих события, и испробовать гипотезу на практике. Я вспомнил, как вы делали ей искусственное дыхание. Технически это тот же слюнообмен, но раз инициатором была не она, то управлять вами не может, а вот вы меня и вправду увидели, понимаете?

— Я делал ей искусственное дыхание, — пояснил Спирин остальным, не имеющим возможности слышать Витяя, и затем уже кивнул ему, — продолжайте.

— А это все, — пожал плечами Витяй. — Если у них тут было полное и взаимное проникновение, она им вертит, как спиннером на пальце...

— Чем, простите? — переспросил следователь.

— А-а-ай, не вникайте, — махнул рукой Витяй.

Спирину по должности и роду деятельности положено было вникать, но сейчас он почему-то легко последовал совету Витяя.

— Хороша, конечно, команда, — оглядел присутствующих он. — Может, Колобкова подключить? Он хоть и лоботряс, но подготовленный опер, с людьми.

— Да хоть Хрущева подключай, если это поможет нам завтра ее нейтрализовать! — огрызнулся Витяй. На него вдруг накатило осознание того, что все их усилия бессмысленны лично для него, пока он не поймет, можно ли как-то обратить процесс перемещений во времени. Ну, поймают они ее, ну свяжут, дальше-то что? Пытать будут? Потерпит, не такое терпела. Говорит, сама себе ногу отгрызла, чтоб освободиться. Времени оставалось в обрез, и Витяй хмуро посмотрел на своего молодого деда. Может быть, для этого он здесь? Чтоб хоть чью-то жизнь спасти? Может, если ведьма никого завтра не убьет, это уже будет его предназначением? Может быть, бабушка будет жива?

— Так вот ты какой, боец невидимого фронта — с горькой усмешкой тихо произнес он.

Уже многим после того, как все разместились на ночевку — Иван уступил следователю кровать, оператора положил на диван, а сам улегся на лавку возле печи — Витяй задумчиво сидел, подперев голову руками, смотрел в темноту окна из темноты дома, ибо лампу и свечи потушили. Потом встал, вышел на улицу прямо через стену, поморщился, потому что это оказалось весьма чувствительным, и минут десять, а то и больше, стоял на улице, под дождем, чувствуя, как капли замедляются в нем, падают на землю с опозданием, а сам он как будто пронизан слабыми разрядами тока, по ощущениям больше щекочущими, но притом весьма неприятными. Сторонний наблюдатель уже мог бы видеть его очертания вполне четко, и безошибочно сказал бы, что под дождем именно человеческая фигура. Завтра все закончится. Какая-то часть его хотела, жаждала этого, но гораздо сильнее он хотел разделаться с этой сукой и вернуться домой.

Знать бы, как?