Однажды... На районе. Про любовь... Часть 3

4

За окном ярко светит весеннее солнце, раскаляя класс. Я бессмысленно перерисовываю с доски алгебраические формулы, которые для меня сродни китайским иероглифам. Настроение у всех приподнятое, чемоданное. Осталось всего несколько дней до окончания четвёртой четверти, и все уже строят планы на летние каникулы, хотя остаётся ещё формальность в виде экзамена по географии.

 

Рядом со мной сидит Ирка Самохина, она тайно в меня влюблена. Это по большому секрету рассказала мне Женя Носова из параллельного класса. Прошлым летом мы с Женей встречались. Правда, всего один месяц, а потом она уехала к бабушке в деревню и вернулась оттуда уже повзрослевшей, с изменившимся взглядом на мальчиков. В том числе и на меня.

 

За грязным окном, на спортивной площадке ребята из младших классов гоняют в футбол. И вроде всё буднично, но какая-то тревога не даёт мне покоя. Я чувствую, что должно произойти что-то нехорошее, но что?

Оксана Михайловна вряд ли вызовет меня к доске, потому что знает: я в этой арабской вязи — ни бум-бум. Ирка не осмелится признаться мне в любви, и мне не придётся смотреть мимо её глаз на замасленную чёлку и говорить про дружбу.

 

Со скрипом распахивается дверь, и в класс входит Яна в красном бюстгальтере, и мне становится трудно дышать. Но такое ощущение, что кроме меня её никто не видит. Я хочу спросить у Ирки, видит ли она Яну, но вместо Ирки со мной сидит Кристина, и это именно она, а не Ирка, на самом деле в меня влюблена. Тогда я поворачиваюсь к Кеше, который сидит позади меня. Но он, как ни в чём не бывало, ковыряется в носу и смотрит в окно. А рядом с ним, вместо всегда заспанного Аксёна, сидит Яна, и её идеально симметричные груди покачиваются в такт резким движениям руки, которой она старательно переписывает с доски иксы и игреки в квадрате.

Меня начинает бить озноб; неожиданно становится невыносимо холодно. Липкий страх медленно разливается по всему телу. Вместо Оксаны Михайловны у доски стоит Танюха в чёрной эсэсовской форме. Я понимаю, что могу встать и уйти. Это всё не на самом деле, и я инородное тело в этом застывшем временном срезе. Но всё равно ничего не могу с собой поделать.

Наконец-то звенит звонок, и все выскакивают из класса. Я продолжаю сидеть на месте. Хочу встать, но не могу, и этот проклятый звонок всё не утихает, а только становится назойливей и звонче. Я закрываю глаза и понимаю, что это в другой реальности кто-то настойчиво звонит в дверь...

 

На пороге, с рюкзаком за плечами, конечно же, стояла Кристина.

 

— Здоров! Видок у тебя не важный, — сказала она, прошмыгнув под моей рукой в квартиру.

— Я всю ночь бухал, — сказал я, закрывая за ней дверь.

— Ты помнишь, что обещал прогуляться со мной?

— Не помню ничего такого.

— Пить надо меньше. Ты кого-нибудь трахнул?

— Тебе не кажется, что ты слишком зациклена на сексе?

— Как и любой нормальный подросток.

— Ну да, точно. Слушай, давай позже, мне надо прийти в себя, а то я ещё бухой.

— Я и так уже опоздала на первый урок.

— Ну, значит, пойдём к третьему.

— Если хочешь, можем вообще никуда не идти, а останемся у тебя, — она сделала попытку приобнять меня.

— Подожди пару минут, и я буду готов. Попей пока кофе, оно там, на полке.

— Не хочу, я только зубки почистила.

— Ничего страшного, жвачку пожуёшь.

— Я так посижу, в телефон позалипаю.

 

Мысли в моей голове ползали, как смертельно больные белки: похмелиться пивом сейчас или потом? Насколько плохо, с точки зрения морали, будет выглядеть наша прогулка? Впрочем, не мне рассуждать о морали и нравственности. И при чём тут нравственность? Наверняка в Кристине уже побывал целый отряд старшеклассников. Детки сейчас быстро вырастают, а Кристина умная и знает, чего хочет.

 

— Я готов, идём, — сказал я, напялив джинсы и вчерашнюю мятую рубашку, резонно решив спокойно похмелиться после школы.

— Смотри, чего мне моя подружка по Телеге скинула.

Я взял телефон, пытаясь понять неразборчивую картинку.

— Это что?

— Это она со своим парнем занимается сексом.

Я пригляделся и понял, что такой позы не видел даже в порнофильмах.

— Слушай, мне кажется, это фотошоп — так нельзя.

— Она занимается художественной гимнастикой.

— Тогда это многое объясняет.

— У тебя помада на воротнике.

Я безуспешно попытался оттереть красный след Янкиной помады, но только ещё больше растёр его, и он стал похож на кровавое пятно.

 

— Ладно, пошли уже, плейбой из спального района, а то и к третьему уроку опоздаем.

 

От тёплой погоды, стоявшей в городе всю последнюю неделю, не осталось и следа. Дул пронизывающий до костей холодный ветер. Ко всему прочему мы еле втиснулись в набитый битком автобус. Кристине уступил место лохматый пацан, и она уселась около окна. На следующей остановке ввалилась очередная порция народа, и меня стиснули со всех сторон, так что можно было не держаться. Сзади в меня что-то упёрлось, и можно было только надеяться, что это не член какого-нибудь извращенца. Девица с заспанным лицом и написанным на нём крупными буквами «НЕДОТРАХ» попросила не дышать на неё перегаром.

 

— Кажется, успели к третьему уроку, — сказала Кристина, когда мы подошли к школе.

— А тебе за это ничего не будет?

— Да пофиг, там математичка на первых двух уроках, а она меня терпеть не может, будем считать, что я сделала ей одолжение своим отсутствием. Слушай, может, встретишь меня после школы? Мы с ребятами собираемся позависать во Маке, давай с нами.

— Вы зависаете в МакДональдсе?

— Ну да, а чего такого?

— Не знаю, мы тусили в подъездах, там в подвалах, на чердаках.

— Ты чего, тусовался с бомжами?!!

— Нет, просто нам и в голову как-то не приходило проводить время в Макдональдсе, да и денег особо не было.

— Нафиг деньги? Взял на толпу картошку и колу — сиди, откисай, тем более там есть Wi-Fi.

— Мне кажется, я не особо вписываюсь в твою кампанию.

— Перестань нудеть, соглашайся, будет круто!

— Ладно, только давай я не буду светиться около школы, а то люди могут не так меня понять. Подумают ещё, что я педофил. Вон, бабища какая-то уже странно на меня косится.

— Это Анжелика Владимировна, завуч по воспитательной работе, не обращай внимания, мне кажется, что она лисбуха, мужиков терпеть не может.

— Может, её просто надо хорошенько оттрахать?

— Не думаю, что это ей поможет.

— Так, кто тут кого хочет хорошенько оттрахать? — спросила подошедшая к нам светловолосая девчонка с сигаретой, зажатой в уголке губ.

— Никто никого, пока, — ответила, обнявшись с ней, Кристина. — Это моя подруга Саша, помнишь, я тебе сегодня фотку показывала?

— О, ты та самая гимнастка, извини, не узнал тебя вверх головой.

— А ты тот самый любитель проституток?

— Ну, это слишком категорично.

— А он симпатичный, — толкнула Саша локтем в бок Кристину. — Я думала, он типа Буковски — старый сморщенный развратник.

Из школы вывалила толпа пацанов, и дружно задымила, под стоящей рядом с воротами сосной. Среди них выделялся своими габаритами тот парень, который домогался в подъезде к Кристине.

— Смотри, это не твой бывший ухажёр? — спросил я.

— Ну да, король Артур и его верно поданное войско хоббитов! — сказала Саша.

— Не приставал больше к тебе?

— Неа, вообще полнейший игнор. Тупарь, думает, я за ним бегать буду, — ответила Кристина.

— Если будут проблемы, говори.

— Слышь, Вин Дизель, а ты в курсе, что у Артура есть ствол? — спросила Саша.

— В смысле, который пластмассовыми пульками стреляет?

— Нет, — помотала головой Саша. — Настоящий, ну то есть газовый, который расточен под боевой. Когда его брательника менты принимали, он ему скинул на хранение.

— Что ты говоришь?!

— Будь с ним осторожней.

— Ага.

— Андрей, ну нам пора на урок, давай, сегодня вечером на площади Восстания в четыре часа.

— Хорошо.

Девчонки зашли за ворота, о чём-то пересмеиваясь. Саша несколько раз обернулась и посмотрела с улыбкой на меня. Из сигаретного смога один за другим выплыли пацаны. Последним вышел Артур и, выставив в мою сторону указательный палец, сделал вид, что стреляет, и мне стало как-то не по себе.

Я отчётливо слышал звонок, разносившийся из школы. И опять, так же, как и во сне, я стоял на месте и не мог пошевелиться. Я вновь вступал в какую-то игру, правила которой представлял лишь отдалённо, и ничего хорошего выигрыш, а уж тем более проигрыш в ней не сулил.

 

5

Я уже ополовинил вторую кружку пива. Хотя, по моим подсчётам, это не вторая, а первая. Поскольку первая — это опохмельная, и она не имеет порядкового номера. Тогда как вторая кружка, на самом деле, первая, потому что после опохмельной пьянка начинается по новой. Следовательно, и счёт начинается заново. Вот такая вот нехитрая арифметика.

Если сумел остановиться после первой, молодец — возьми с полки пирожок и живи дальше, уверенный в том, что имеешь контроль над собой, а если нет, то пиши пропало. Именно в этой стадии я и находился, когда игравший в пивной шансон разбавил Рома Зверь из моего телефона песней «Дожди-пистолеты».

— Привет, Янчик, как твоё ничего?

— У меня СПИД! — сказала она ровно, так, словно всё нормально — просто ангина.

— Что ты сказала, твою мать!? — выкрикнул я на весь зал.

— Расслабься, это шутка такая, — звонко рассмеялась она.

— Нихуя у тебя шутки, подруга, от таких шуток и кони двинуть недолго. Я практически в предынфарктном состоянии.

— Извини, я не хотела, хотя нет, я хотела бы видеть твоё лицо в этот момент.

— Поверь, лучше не стоит, потому что для твоего лица это ничем хорошим не закончилось бы!

— Ладно, красавчик, остынь! Ты как, насчёт встретиться? Настроение — осень, выжрать охота.

— Я уже начал немного и понял, что остановиться не получится, так что ты вовремя.

— Где ты?

— В пивнухе на Ленина.

— Знаю эту обрыгаловку, скоро буду. Не уходи особо без меня в отрыв.

— Ага, обязательно.

 

Мы выпили по кружке пива, потом перешли на водку, и стало совсем хорошо. Плавность линий пространства меня убаюкивала.

— Ян, у тебя такое было?

— Андрюш, у меня всякое было!

— Нет, погоди, я не про это. У тебя вот было когда-нибудь, что тебе нравится человек, и ты не можешь понять, правильно это или нет?

— Слушай своё сердце — оно редко ошибается, и всегда по жизни делай так, как тебе надо, а не кому-нибудь другому. Никто за тебя не проживёт твою жизнь, и все ошибки должны быть только твоими. И вообще, когда тебе нравится человек, как мне кажется, категории правильно или неправильно не действуют. Вот, например, мне нравишься ты, и с одной, профессиональной точки зрения — это неправильно, потому что ты клиент, но я не могу с собой ничего поделать. Так кто тебе нравится неправильный?

— Да не важно, — отмахнулся я, жалея, что завёл этот разговор. — И часто ты влюбляешься в клиентов?

— Никогда, но вот на тебе перемкнуло. Как увидела тебя, так сразу поняла, что ты стопроцентно мой человек.

— Почему, что во мне особенного? Я обычный парень — не лишён простоты, как пел в своё время Майк Науменко.

— В тебе есть что-то животное, хищное — такое нравится таким потеряшкам, как я. Посмотри на себя: перегар, щетина, пропах сигаретным дымом, на воротнике размазана губная помада. Ну, просто Микки Рурк. Ты настоящий мужик, вымирающий вид в цифровом мире хипстеров.

— Посмотри вокруг, тут таких аналоговых парней, вон, вся пивная.

— В большинстве своём они уже конченные, а ты ещё нет. У тебя есть шанс спастись.

— Что значит спастись?

— Сколько ты думаешь так жить? Лет десять, а потом что? Остановится печень, откажет член, инсульт или инфаркт.

— Ну тогда я потеряю, как ты говоришь, животную привлекательность.

— Нихуя не потеряешь — это врождённое, просто ты перейдёшь на совершенно иной уровень.

— Слушать морализаторство от проститутки, без обид, как-то странно.

— А ты думаешь, если я проститутка, то конченный человек? Думаешь, во мне не осталось ничего человеческого? Я чувствую, что ещё не всё потеряно, и пытаюсь сохранить себя, потому что я видела тех девочек, для которых это стало нормой, образом жизни, и они уже даже не хотели пытаться что-то изменить. Просто тихо догнивали: спивались, старчивались или сигали в окно. Я вижу в тебе выход. Я вижу, что мы можем помочь друг другу. Мы потерялись, и у нас есть шанс выйти из этого тёмного леса.

— Тогда, нам нужен Данко.

— Кто?

— Данко, ну помнишь, у Горького, сказка, которую рассказывала старуха Изергиль. Про то, как парень вырвал из груди своё горящее сердце и вывел всех из тёмного леса. Потом сердце потухло, и его растоптали, а Данко погиб. Кто-то из нас должен вырвать своё сердце, чтобы осветить дорогу, кто-то из нас должен стать Данко.

— Это всё романтика, никому не нужная.

— Ты действительно считаешь, что я тяну на роль спасителя? Я со своей-то жизнью не могу разобраться. Плыву по течению, как взбухший труп, а ты говоришь — спаситель.

— В любом случае надо попытаться. Просто, когда бросишь все попытки — это и будет концом.

— Ну, всё, пошла какая-то тёмная философия. Давай лучше ещё выпьем.

 

Время то ускорялось, то замедляло бег. Происходящее вокруг рассыпалось на мелкие осколки, невоспроизводимые памятью. Лишь некоторые из них всплывали отдельными вспышками. Как мы с Янкой отжигали под песню «Одиночество, сволочь», как я пытался подраться с каким-то мужиком, который всё хотел пригласить Яну на танец. Поездка в такси. Мелькающие огни ночного города. А затем темнота, накрывающая всё вокруг себя беспросветным мраком и заглушающая сигналы сознания, которое подсказывало весь вечер, что я о чём-то забыл, о чём-то важном.

 

Сквозь пьяный туман, еле рассеивающийся в голове, я слышал, как трещит дверной звонок. Шевеление под боком, шлепки босых ног по полу, стальной клёкот дверных замков. И я почувствовал, что вновь уплываю в сон, пока до меня не долетел голос Яны.

— Андрюш, вставай, к тебе пришли, — она слегка потеребила меня за плечо.

Я кое-как разлепил глаза. Яна стояла надо мной и прикрывала нагое тело моей рубашкой.

— Кто? — чмякнув слипшимися губами, спросил я.

— Не знаю, школьница какая-то, тебя спрашивает.

И тут из глубины моего сознания, словно извержение вулкана, начало всплывать то, что вчера было глубоко похоронено и забыто. Кристина.

Я рванул к двери, на лестничной площадке стояла Кристина со своим рюкзаком за спиной, так же, как и вчера утром.

— Кристин, прости, пожалуйста, вылетело из головы, дела были, просто надо было помочь товарищу...

— А я как дура ждала тебя. Чем она лучше меня, опыт, сиськи? Может, мне тоже выкраситься в рыжий цвет или стать проституткой, чтобы тебе понравиться?

Слёзы брызнули из её глаз и, вместе с чёрными ручейками туши, потекли по щекам. Я вышел на лестничную площадку, ощущая её холод босыми ногами. Кристина отшатнулась от моих рук и рванула по лестнице вниз.

— Мудак! — крикнула она, пробежав несколько пролётов.

— Это и есть то самое неправильное чувство, про которое ты говорил вчера? — спросила Яна, обняв меня за плечи.

— Пойдём в квартиру, холодно.

— Всё намного хуже, чем я думала.

— В смысле?

— Эта девчонка, Андрюш, она твоё табу — если ты через него переступишь, то всё, обратной дороги не будет.

— Знаю.