Окно в прошлое, или Истинное происшествие, (не)благополучно завершившееся тридцать пять лет назад

...Если вы готовы представить себе продолжение хичкоковского «Окна во двор», то этот фильм для вас. В самом деле, история подсматривающего из окна напротив старика, отсидевшего, к тому же, в гэдээровской тюрьме — это ли не сюжет для короля ужасов?

Впрочем, ужас здесь в другом. А именно в том, что Чехов тоже поеживается. Ну, а как иначе в этой истории, не совсем благополучно завершившейся, как в советском попурри, 35 лет назад? Именно тогда, как говорится, рухнула Берлинская стена, и восточные немцы — словно герой фильма «По соседству», о котором речь — задумались: «Почему это у некоторых дом в три этажа и жена в шляпке, а мы должны в чужие окна подглядывать да слюнки глотать?»

Дело в том, что именно классовая ненависть — а не свинцовые мерзости жизни, как у Чехова, или еще какой бытовой детектив, как у Хичкока — лежит в основе отношений, случившихся между известным киноактером Даниэлем (Даниэль Брюль) и его соседом Бруно (Петер Курт) в фильме «По соседству». Кстати, это у Даниэля — хорошо, не дом в три этажа, но модный лофт на этом самом третьем этаже, куда его возносит личный лифт, зато жена точно в шляпке, ибо доктор, мать двух детей, имеющая няню и любовника. А квартира (все-таки в два этажа), за которой наблюдают «эти глаза напротив», когда-то принадлежала отцу Бруно, и была отжата в пресловутые девяностые (да-да, у них в западном, как тогда говорили, Берлине, тоже такие были — отцу даже пальцы на руке, чтобы дал согласие на продажу, сломали). Надо ли говорить, что теперь движет обиженным на весь западноберлинский мир соседом, тем более, работающим ночным оператором в банке и отслеживающим всю финансовую подноготную сладкой парочки, которой теперь предстоит испить горькую чашу возмездия?

И хотя все это снято в неспешном темпе, напоминая то ли Тарантино — по долгим разговором в баре на углу, куда одним прекрасным летним днем наша кинозвезда заглядывает на минутку перед поездкой на пробы в Лондон — то ли братьев Коэнов — по тягучей атмосфере перед неминуемой грозой — но ритм у фильма все-таки есть. И он неумолим, как в пинкфлойдовских «кирпичиках» из «Стены». Самоуверенный (поначалу) актер то и дело порывается уйти из бара, избегая разговоров с Бруно, встреча с которым перечеркнет все его планы и навсегда изменит жизнь. Он даже садится в такси и почти доезжает до конца улицы, но все-таки возвращается. «Как ты это делаешь?» — интересуется официантка у старика, а тот только выкладывет перед ошалевшим актером все новые факты о его собственной жизни (о своей-то он рассказывает сразу, и ничего в ней хорошего нет — неприязнь к богатым хлыщам испытывет такую, что кушать не может, словно Фрунзик Мкртчян в «Мимино». Поэтому подсчитывает (подсовывая чеки актеру), и сколько за билеты налево женой оплачено, и сколько чаевых за отбивную и картошку фри сам актер оставил, и за какие-такие услуги (и кому) он регулярно неслабые деньги переводил. Вы правы, тоже любовница, но виртуальная, поскольку наш слизняк только в кино лазерным мечом размахивать горазд, а в реальности он только онлайн-подружке может на жену жаловаться. Помните, в том же упомянутом чеховском фильме-попурри «Невероятное пари, или Истинное происшествие, благополучно завершившееся сто лет назад» муж-подкаблучник жалуется по-пьяни на жену: «Ворона в павлиньих перьях...» А она уже тут как тут. И здесь она тоже — стильная и красивая, с воспитанными няней детьми и успешной карьерой. Да и любовник не абы кто, а актер получше некоторых. В конце фильма, дабы доказать чумазым, что они с мужем из другой касты, даже берет воспрянувшего было героя за руку и уводит из бара. Но тут же отпускает в свободное плавание и уходит, не сказав ни слова...

Чем все закончилось, спросите? Точно так же, как сюжетная ниша о «глазах напротив» время от времени заполняется молодыми любителями классики, свято место пусто не бывает и в подобных историях. И уже новая жертва в финале фильма расхаживает с телефоном по знакомому буржуйскому лофту, а все тот же сосед-пролетарий глядит в оба и строчит в блокнотик очередную кляузу. Квартирный вопрос, как видим, изменил, по Булгакову, не только москвичей, но даже историю западного кино, если верить его новым сюжетам. Второй, безусловно, свежести.