Гипнофобия (11)

— Где работаете?

— Я директор пятерочки.

— Ой...

Бабуля в умилении закусила палец, посмотрела на Германа из-под очков. 

— Новый магазин будет, где сейчас дом-музей. Надо наладить логистику, программное обеспечение, укомплектовать персонал...

Закидал бабку терминами: аутсорсинг, клининговая компания, кассовый узел...

— Жить один будете?

— Пока да, потом подъедут жена и дочь.

Бабуля сказала, что ей сегодня снились голуби. И вот счастье. Еще бы, Герман заплатил сразу за три месяца.

На такси съездил в гипермаркет, купил подушки, постельное белье, много чего по мелочи нужное в быту.

Вечером вышел во двор, присел на лавку. Окружающая реальность швырнула в прошлое...

Все, как много лет назад — ни машин, ни людей. Только пятиэтажные коробки в зарослях дикой сирени, космический корабль из железных прутьев рядом с песочницей, прошлогодние сухие листья на капоте старого «москвича» и, главное, тишина. Тишина, та самая ипостась, которую жаль больше всего из ушедшей эпохи...

Утром разбудили вопли за окном. Наркоманы морды крысиные визжат, толкаются. Самки их плоскожопые косят бельма блядские. На тысячу километров во все стороны бескрайней России матушки, в каждом таком дворике до сентябрьских ливней будут блеять, верещать, слушать свою поганую музыку с телефонов. Зачем живешь ты, мразота?..

Центральная улица была прекрасна, с православным храмом, магазинчиками сувениров, террасами блинных. Центр деловой активности «билайн — шаверма», возня у алкомаркета, стоянки электросамокатов, туристы... 

Герман с большой бутылью пива сел на скамейку, долго ждать не пришлось.

— Отец, четыре рубля...

Герман вытащил из кармана комок денег, послюнявив палец:

— Тысячу дам.

Отправил гопника домой за паспортом...

В салоне «билайн» очередь, воняло прелыми узбеками. Их здесь в стеклянной коробке было много, сидели на корточках, разговаривали с родственниками по громкой связи. Герман сказал, что подождет на улице.

Гопник полчаса оформлял новый телефон с сим-картой, вышел мокрый и веселый. Герман проверил связь, рассчитался.

Вот теперь точно все. Можно ехать за Алиной. Ее выход.

 

Алина заплакала, посмотрев видео в телефоне.

— Они?

— Да.

Идею с париком отмели сразу, надвигалась жара, придется работать, могут заметить. Алина подстриглась и перекрасилась в блондинку. Не могла налюбоваться на свое отражение в витринах и окнах автомобилей.

Рано утром Герман проводил ее до входа в парк, дальше Алина пошла по тропинке одна.

Вернулась под вечер. Хозяин сам беседовал, снял копию паспорта. Сказала, другие документы занесет потом, трудовая книжка еще на старом месте работы.

— Короче, у нас две недели.

— Когда на работу?

— Завтра. График два через два по двенадцать часов, но если есть желание, можешь хоть каждый день. Еще спросил, почему здесь живу, а не в Питере. Говорю — бывший преследует, замуж хочет. Мне показалось, он обрадовался.

— Чего делала?

— Обучала одна дагестанка, они с мужем тоже, где-то здесь снимают комнату, хорошая девчонка.

 

...Через несколько дней, хозяин хлопнул Алину по заднице. Как бы подгоняя, «без задних мыслей». Алина шлепнула его тоже. Он завизжал от радости, аж вспотел.

Однажды под вечер приехали земляки человек двадцать, кафе закрыли. Столы сдвинули, Алина и еще один мальчик подавали еду. Все было чинно, на нее даже никто не взглянул. Гости беседовали о своем, пили вино и грызли баранину.

— Знаешь, я научилась немного по-ихнему.

— Ну-ка.

— Джиджи-аджхаджха.

— Как?!

— Джиджи-аджхаджха!

— Что это значит?

— Ебтваю мать, наверное. Чего ржешь? Знаешь, как страшно было, я одна и это стадо.

— Милиционеры заходят?

— Каждый день. Целуются в десны с хозяевами.

— Прекрасно...

...Он пришел к ней на работу. Было много народу, все пьяные. Сел за стол и сразу увидел ее. Посчитал сколько камер, следил за барменом, видимо, земляк или брат хозяина. Улыбается Алине, смотрит ей вслед.

Герман представил, что они, как Штирлиц и его жена на тайном свидании в кафе «Элефант». Можно только украдкой смотреть. Ни жестом, ни взглядом не выдать друг друга. Он не сводил глаз с ее отражения в зеркалах, она едва заметным поворотом головы дала понять, что увидела его. Ходила мимо, обслуживала других...

— Что это за тип за барной стойкой?

— Брат племянник брата, или, как-то так. Все про семью расспрашивает — мама, папа есть? И пахом своим об меня трется, на кухне тесно, как я туда, так и он, будто, что-то срочно понадобилось с полки прямо надо мной. Заебал.

— Все тогда, заканчиваем.

— Я убью его первым.

— Надо лицом светануть, — Герман, будто не слышал ее последних слов.

— У нас бабы постоянно щелкают селфи, шлют своим в аул.

— Замечательно, видео с камер придется уничтожить. Потерпи пару дней, улыбайся, коси под дурочку. Обещай им все, что угодно.

— В пятницу корпоратив намечается, будет большая касса.

— Ну и хорошо, я готов. Никого ты не убьешь...

 

Алина смотрела на все в последний раз. Завтра все уже будет не так, она словно прощалась с окружающим миром. Может, следующим вечером — тюрьма, ее подстригут налысо, переоденут в вонючее тряпье...

На кухне и в кабинете какие-то незнакомые морды. Оказалось — повара, приехали помогать. Запахло очень вкусно со сковородок. Алина и еще несколько официантов расставляли столы буквой «П», украшали стены, таскали закуски и бутылки, раскладывали столовые приборы. В шесть часов вечера началось...

Чертова быдлячая музыка резала уши, в раковину наблевали в женском туалете. Алина меняла тарелки, мысленно подсчитывая деньги в кассе...

Одна пожилая тетка звонким голосом пела караоке:

— На солнечной поляночке, не зная чему рад! Сидел кузнечик маленький коленками назад! Он рад, что светит солнышко и зреет виноград! А он такой зелененький коленками назад!

Эта ведьма поймала Алину, обняла за плечи и они заорали хором:

— Нашел себе подругу он, девчонка просто клад! Такая же зеленая, коленками назад!

Песенка была про пьяный дебош насекомых или, что-то в этом роде. Алина еле вырвалась...

Боссы счастливые ходили по кухне, подтягивая штаны, смотрели на ее голые коленки и обильно потели. Она уже обещала им сегодня после работы «остаться».

Вокруг щелкали селфи, снимали на видео, она уворачивалась, как могла от глаз телефонов.

Наконец, ди-джей объявил «песню на дорожку» и гости стали выползать на улицу «коленками назад». Долго расходились, вот отчалило последнее такси, хозяин закрыл входные двери, официанты стали убирать со столов. Алину трясло, скорей бы уже...

Все ушли. Остались хозяин и «племянник». Один считал деньги, второй бережно заворачивал вкусную еду в бумажные пакеты, складывал в красивую корзинку, как для пикника.

Племянник все не уходил с кухни, резал жареное мясо на порции, перекладывал зеленью, разглядывал бутылки, их тоже в корзину...

Стало тревожно. Алине давно надо было открыть железную дверь и спрятаться под стол. Она поняла, отчего ей так страшно. Больше всего она боялась, что за дверью никого не будет. И ей придется ехать в ночь неизвестно куда.

— Можно на улицу?

— Скоро поедем уже.

Племянник, что-то крикнул хозяину, тот ответил. Они засмеялись.

— Душно, задыхаюсь.

— Иди. Держу, что ли.

Она сдвинула засов, распахнула дверь. Влажный, прохладный воздух леса, ударил в лицо, она пила его, как родниковую воду...

Герман проскользнул мимо. Раздались хлопки, упал племянник. Через секунду грохнулась на пол туша хозяина. Быстро, как договаривались, Алина первым делом нашла ксерокопию паспорта, удалила все письма в компьютере и «облачное хранение», выдернула жесткий диск, оторвала от проводов сервер видеокамер, все это сложила в пакет. Туда же телефоны покойных, золото с их пальцев и потных загривков. Деньги все, что были на столе и в маленьком сейфе, Герман распихал по своим карманам...

Внезапно запиликал телефон хозяина и на экране появилась, неимоверная рожа. Какой-то «брат» весело залопотал, что-либо понять, разумеется, было не возможно. Герман быстро выключил аппарат навсегда. Но не тут-то было. Забарабанили в стекло витрины. Кто-то, сделав козырек из пальцев ладоней, вглядывался внутрь помещения.

— Уходим. Где перец?

— Вот.

Герман рассыпал его на пороге, Алина закрыла дверь на ключ и они скрылись в ночном лесу. Успели вовремя, к черному ходу кафе подъехал автомобиль. В свете фар кто-то стучал теперь в железную дверь...

Алина переоделась в джинсы, свитер и кроссовки. Спрятала волосы под кепку. Они шли по берегу озера, Герман выкидывал в воду телефоны, золото, пистолет, потом пакет набитый камнями и одеждой Алины. Бульк, бульк, бульк...

Последним в воду полетел ее телефон. Бульк... Какая странная судьба, подумала она, ведь он так ни разу не звонил.

На том берегу жгли костер, орали пьяницы. Герман держал ее за руку, когда они продирались кустами на большую дорогу...

Рано утром Алина натянула кепку по самые уши, на глаза очки с простыми стеклами. Так она стала опять неузнаваемой. Ей надо было сматываться отсюда, как можно скорее. Герман насовал ей полные карманы денег...

В городе стала менять купюры, держать их при себе она не могла, было противно. Их слюнявили те, чьи трупы, наверное, еще лежат на кухне ресторана...

Купила жетонов на метро, всякой мелочи в дорогу, билет на поезд. Карманы распухли от мелких купюр, зато они были чистые. Долго мыла руки в туалете вокзала, позвонила бабушке, сказала, что садится в электричку.

Чем дальше уезжала, тем радостнее было смотреть в окно, очень хотелось выпить. Бабушка ругалась по телефону, что Алина не предупредила заранее, ведь она не успеет напечь пирогов. И самое главное, что бабуля не мать матери или отца, просто дальняя родственница, седьмая вода на киселе. Так лег генеалогический пасьянс, что у них обеих роднее никого не осталось. Алина в детстве часто приезжала к ней в деревню, бабушка гостила в Ленинграде, спала на кухне на раскладушке. По утрам пекла блинчики Алине с собой в школу...

— Двери закрываются...

Электричка, вильнув зеленым хвостом, помчалась дальше. Еще полчаса на автобусе от вокзальной площади и Алина вышла на безлюдной остановке. Поднялась на горку, с высоты была видна деревня — утопающие в зелени домики, изгиб реки с заросшими берегами, колодец и тропинка к нему, стадо коров в поле, все как в лубочных кинофильмах...

У нее никогда не было своей комнаты. Теперь могла часами лежать и смотреть в окно на ветки яблони и вечную муху, жужжащую на стекле. Конечно, теперь есть целая квартира, но она не вернется туда в ближайшее время.

За забор вышла только один раз. Съездила в поселок в парикмахерскую, перекрасила волосы в свой натуральный цвет и выкинула наконец-то осточертевшую кепку.

Целыми днями сидела в старом кресле в тени яблонь, читала старые книжки, найденные на чердаке. Или гуляла по огороду, обдирая ягоды с кустов крыжовника и черной смородины.

И не было ей покоя, схлынула первая волна умиротворения. Паника словно электричеством дергала за пальцы и вызывала тошноту. Проще говоря, Алина дрожала по ночам и блевала от страха. Представляла, свернувшись в узелок на кровати, как люди в масках волокут ее от крыльца к распахнутой калитке, сажают в автомобиль. А дальше — пропасть неизвестности. Все, что с ней случилось, было впервые, и слишком громоздко для ее неокрепшей психики.

Но шло время. Первый желтый лист, кружась, упал ей прямо в ладонь, поспела слива и осенние яблоки. Никто ее не искал, никому она была не нужна. Как обычно.