Без названия 15

Петр Аркадьевич шел, не разбирая дороги.

Светило тусклое осеннее солнце, дул легкий, со стальной отдушкой ветерок. Сухие листья шуршали под ногами. А все остальные звуки исчезли.

Странные чувства и мысли роились в голове у старого учителя. Он не испытывал никаких угрызений совести — наоборот, он ощущал нечто сродни облегчению — мысль о предательстве жены и друга давно мучила его, и теперь, когда подспудно таимая месть свершилась, лишь легкость и пустота наполняли его.

Но в сердцевине этой пустоты появилось новое чувство, которое распространялось с головокружительной скоростью, словно бы наполняя его жизнь новым смыслом. Власть. Все свою жизнь Петр Аркадьевич боялся, угождал и верил в то, что ему воздастся за это. Он не был трусом, не был ничтожеством. Он всю свою жизнь ждал какого-то неведомого сигнала — не в этот день, так в следующий начнется, наконец, настоящая жизнь, а не блеклый черновик. Так он дожил до пенсии. И вот сейчас в голове Петра Аркадьевича подлость и предательство причудливым образом превратились в тот самый мифический сигнал. Да, вот теперь — действуй, твори свою судьбу, больше нет ограничений и запретов.

И Петр Аркадьевич шел вперед, набрав полную грудь свежего осеннего воздуха.

Кончились заборы товарищества, он вышел на пустынную дорогу. Чудовища его волновали мало — вновь обретенное чутье подсказывало, что они не представляют для него ни малейшей угрозы. В этих краях Петр Аркадьевич никогда не бывал — он даже не знал точно, идет ли он в сторону города или обходит его стороной. В сущности, это было неважно. Его сила была с ним — а все остальное приложится.

Усталости не было, вечно болевшие колени прошли. Спина не болела, он дышал глубоко и ровно. Впереди были бескрайние темные поля, пуки деревьев, натыканные вдоль горизонта. Мир словно бы затаил дыхание, ожидая его пришествия. Это хорошо, это правильно.

Мелькнула мысль поискать на участке людей и заставить их отвезти его в город. Но потом Петр Аркадьевич все же решил — по дороге найти машину на ходу все же проще. Наверняка те, кто успеют сбежать, будут двигаться из города по дороге. Это ему на руку.

Счет времени он потерял быстро — все его мысли устремились к новым способностям. В голове рисовались громкие заголовки местных — да что местных — федеральных газет. «Простой учитель из Ниженска спасает город от полчищ нечисти», «Учитель учит человечество жить заново после ниженского кошмара», «Неизвестные подробности ниженской трагедии глазами ее главного героя»... Хотя нет, последнее весьма двусмысленно. Нужно что-то более значимое, что ли...

Через какое-то время он увидел впереди машину, несущуюся на полном ходу из города — какая-то белая иномарка с включенными почему-то средь бела дня фарами. Петр Аркадьевич остановился и весьма приветливо начал махать руками. Автомобиль, не сбавляя скорости, с ревом пронесся мимо.

— Твари! — выругался Петр Аркадьевич, провожая глазами красные огни габаритов. — Мелкая сволочь! Я мог бы вас спасти, ничтожества! Говно! Мрази!

Неожиданный отказ неизвестных пассажиров машины от его помощи несколько охладил пыл старика. Рисуемая в воображении радужная картина вселенского спасения дала трещину. Ведь он готов со всей присущей ему щедростью делиться своим новым даром с людьми, а в обмен ему нужно лишь скромное почитание и внимание. Неужели этого много? Даже в столь сложный момент люди, ослепленные своей гордыней, не готовы понять, кто для них друг, а кто — враг?

Петр Аркадьевич встал посреди дороги и поднял взгляд наверх, к скупо освещенным небесам.

— Для чего ты испытываешь меня, а? Для чего? Ты дал мне силу — и лишь для того, чтобы посмеяться надо мной? Ну, давай, смейся, это ведь смешно до чертиков! Все свою жизнь я обращался к тебе — но ты молчал. Я просил ответов, наставлений, знаков — но ты не являл себя. И вот теперь, когда я почти поверил — ты снова глух к моим чаяниям? Для чего мне хранить верность твоим заветам? В чем моя выгода? Все свою жизнь я верил, надеялся, ждал... Но теперь... теперь...

Он как безумный начал крутиться на месте. Что-то рвалось из него, какая-то неведомая и страшная для него самого сила. Как будто энергия, полученная из сломанного каркаса души, требовала выхода — немедленного и необратимого.

— Да, я сам возьму власть! Слышишь, ты! Сам возьму! Не сразу, но свое я возьму. Пусть с помощью чудовищ — но возьму! Они увидят меня и преклонятся! Да-да, сами, сами преклонятся. Увидев меня в силе и славе! И тогда...

Шум еще одного двигателя остановил его припадок. Машина шла гораздо медленнее и неувереннее, и это придало старику сил. Он встал посередине дороги, расставив руки, и стал ждать.

Какая-то иномарка странного цвета — то ли бордового, то ли алого, затормозила метров за сто до него. Из нее вышла растрепанная, с расширенными от стресса глазами женщина. Петр Аркадьевич про себя отметил, что она довольно недурна собой — высокая, в довольно обтягивающем свитере, блондинка.

— Отойдите с дороги! — внезапно истошно завопила женщина. — Пропустите нас!

«То, что нужно» — шепнул ему новый внутренний голос. Голос человека, что берет свое по праву.

— Послушайте, — голос Петра Аркадьевича звучал неожиданно ласково. — Я хочу вам помочь. Не бойтесь.

— Отойдите!!! — опять завопила блондинка, и старик почувствовал ту самую, сладкую сторону власти. Да, теперь он чувствовал — она в его распоряжении, он полностью властен над ее жизнью.

— Мы возвращаемся в город, — старик неспешно пошел к ней, стараясь не терять ее взгляда. — Ты мне нужна, я щедро вознагражу тебя.

— Задавлю нахуй!!! — женщина заскочила в салон и дала по газам. Несчастный Петр Аркадьевич едва успел отскочить в кювет.

Поднимаясь и отряхиваясь, старик уже многое смог понять. Да, мир не падет к его ногам. Да, люди вокруг настолько слепы, что не видят, кто же на самом деле спасет мир. Они погрязли в своей рутине и бытовухе, не видят дальше собственного носа — но он укажет им путь. Да, через страдания и кровь — но он никогда не боялся сложных решений.

В городе наверняка полно тварей. Учитывая его вновь обретенную власть — там он сможет развернуться. Захватит мэрию, выгонит этого тюфяка Сапрыкина прочь, вызовет начальника УВД, заставит, наконец, выполнять его свои должностные обязанности, соберет внеплановое пленарное заседание или как там у них это называется...

Осталось только добраться до города.

Петр Аркадьевич брел, упиваясь своим всесилием. Коньяк, продажные женщины, банька... Все эти некогда запретные радости слиплись в нем в сладко-саднящий, пульсирующий ком беспокойства и нетерпения. Машина, машина...

Когда он услышал шум двигателя позади, то сначала даже не понял, что происходит. В его сознании все должны рваться из города, а не в него. Но такое совпадение нельзя было упустить. Петр Аркадьевич нарочито медленно, почти хромая, начал заступать дорогу неизвестной модели иномарке серого цвета. Жалость в его случае, похоже — единственное оружие. Кто же откажется помочь дедушке в беде?

Машина действительно притормозила, из нее выскочил ошарашенного вида парень — молодой, в очках, весь какой-то дерганный, будто на электричестве.

— Мужик, прыгай в тачку! Сзади военные все блокируют, тебе тоже в город надо?

— Да, сынок, — притворно-елейным голосом согласился Петр Аркадьевич. — Бабку свою забрать надо, а потом можно в пункт один интересный поехать, у меня ФСБэшник знакомый.

— Отлично, залезай, — парень сел за руль, нервно выжал педаль газа. — У меня тоже жена с ребенком остались, хочу их вывезти.

— Очень хорошо, — сладко улыбнулся старик.

Он действительно знал, где расположен один из секретных эвакуационных пунктов, но сейчас эта информация ему нужна была только для пущей убедительности. Для себя он уже все решил — этот пацаненок сможет стать очень нужным спутником — ведь человек в беде поразительно доверчив.

По пути, глядя на стремительно мелькающие столбы, деревья и дома, Петр Аркадьевич уже сложил в голове определенный план действий. Имелось в этом плане, разумеется, несколько узких мест, но в целом должно было выйти неплохо.

Тварей и их скопления старик чувствовал неплохо. В какой-то момент он, чтобы втереться пареньку в доверие, предупредил его о небольшой группе этих скрипящих умертвий, засевшей в каком-то придорожном кафе, похожем на бытовой вагончик. Те довольно убедительно повылазили из дверей — какие-то мужики в серых свитерах, женщина с клочковатыми волосами, которая скрипела особенно усердно. После этого парнишка — его звали Денис — прислушивался к каждому слову Петра Аркадьевича.

Когда впереди показался указатель на съезд, старый учитель решил действовать.

— Так где ты, говоришь, твоя семья живет?

— Около моста, в новостройках на Вересковой улице. Только вот как туда добираться — в городе эти сволочи повсюду.

— Сынок, поверь мне — проехать можно. У меня... есть сверхъестественные способности.

Как всегда, когда кто-то говорит о подобных вещах напрямую, возникла неловкая пауза. Петру Аркадьевичу даже показалось, что несмотря на очевидные доказательства, паренек решил, что дедок тронулся умом.

— Эмм... Сверхъестественные способности?

— Да, я могу управлять этими тварями, — тоном умудренного жизнью воспитателя сообщил Петр Аркадьевич. — Держись меня — и мы вытащим твоих.

В Денисе, казалось, боролись рациональность и присущая каждому русскому человеку вера в неведомую чертовщину. Он бы с удовольствием сейчас гнал домой — но не был уверен в собственных силах, а потому довольно ожидаемо поверил старику.

— Ну... хорошо. И что нам делать?

— Нам нужно к мэрии. Встретимся там с серьезными людьми, они помогут. А я уж буду свои дела решать.

Это было первое узкое место плана.

Денис крепко задумался. Начинало смеркаться, город расползался впереди темными геометрическими фигурами. Наконец, словно договорившись с самим собой, он включил фары и прибавил газу.

Как назло, по пути практически не попадалось крупных групп тварей. Они то ли сбились в еще большие кучи, то ли просто затаились — Петр Аркадьевич чувствовал лишь одиноко бродящих во тьме скрипящих мертвецов. Денис молчал и жал на газ, совершенно доверившись своему спутнику.

Внезапно Петр Аркадьевич почувствовал нечто. Это напоминало то ли взгляд, то ли касание чье-то огромной, непознаваемой воли. Его мысли, занятые поиском подходящих для исполнения его замыслов тварей, словно поблекли, перестали иметь объем. Некто, привыкший сминать любое сопротивление как листок фольги, коснулся его разума и будто задержался в раздумьях.

И мир вокруг изменился. Не стало душной, полной затаенного ужаса машины. Город вокруг пропал. Пётр Аркадьевич находился в огромном пространстве вроде тёмного зала, подсвеченного по невообразимо далёким краям бледным, потусторонним светом. Перед ним за столом сидел человек. Неуловимо знакомый, как будто...

 

— Здравствуй, Петр, — раздался тяжёлый, властный голос, заполнивший все пространство циклопического зала. Старик с удивлением смотрел на своего старого знакомого — мэра Сапрыкина — и не узнавал его. Как нечеловеческий голос наполнял собой весь зал, так что-то невероятное наполняло самого мэра — и говорило сквозь него. 

 

— Я... да...

 

— Кажется, ты тоже обрёл власть? — сказал мэр, пристально рассматривая Петра Аркадьевича. — Отрадно, что в этом сошедшем с рельс мире появился ещё один достойный человек. 

 

Пётр Аркадьевич стоял во тьме зала, весьма польщенный вниманием Сапрыкина. Да, раньше он считал его мелким ничтожеством, но теперь, ощущая волны этой силы...

— Послушай, Петр, — голос мэра вдруг стал тихим, вкрадчивым. — Скажи, ты ведь давно мечтаешь изменить этот мир к лучшему? Сделать его честным, справедливым, лишенным всякой фальши?

— Да, — против своей воли ответил Петр Аркадьевич.

— Очень хорошо, — Сапрыкин, вернее, его тень за столом, подалась вперед. — Тогда послушай, что я тебе скажу. Ты причудливым образом вплетен в игру, которой уже несколько тысяч лет. В ней короли, президенты и банкиры — лишь пешки и марионетки, а мы — истинные правители. Чувствуешь? Уверен — да, ты всегда был особенным, всегда чувствовал свою избранность, исключительность. Так вот, твоя роль — действительно исключительна, но она потребует предельной самоотверженности и самоотречения. Готов ли ты стать путеводной звездой для тех, кто заблудился во тьме ночи?

Если бы в тот момент Петр Аркадьевич смог увидеть все происходившее со стороны, он был бы изрядно удивлен и раздосадован. Но голос мэра — а вернее того, кто говорил сквозь него, обладал невероятной силой убеждения. Он словно убаюкивал всю ярость бессилия и подталкивал к решению, которое казалось единственно правильным.

— Да.

— Вот и хорошо. Нужно будет...

— Бежать! Надо бежать!

Вернулся Петр Аркадьевич так же неожиданно, как и «исчез». Впереди, в белом свете фар, несколько некрупных тварей — дети? — раздирали на части женщину, истошно вопившую и сучащую ногами. На шум — он чувствовал — из соседнего двора двигались еще несколько. Очень хорошо.

— Уезжай отсюда, — не своим голосом сказал старик, глядя, как затихает под наскоками тварей жертва. Да, свет, исцеляющий белый свет...

— Ты же... — начал было Денис, но тут же подавился собственным хрипом и обмяк на сиденье. Светоносцу не пристало отвлекаться на досужую чернь, необходимо было сосредоточиться на главном.

Петр Аркадьевич вышел из машины и коротко шикнул. Твари, почувствовав его волю, отошли, коротко порыкивая. Женщина — немолодая, с загнанными полубезумными глазами непонимающе смотрела на его силуэт, освещенный автомобильными фарами. Когти Гончих разодрали одежду, сквозь кровавые лохмотья виднелось выбеленное светом морщинистое тело.

— Я есть свет, — глухо сказал старик и ушел прочь во тьму. Сзади раздался визг и короткий вскрик.

Свет не может защитить всех.