Языческая ночь

Долго думал, и в голову пришла незатейливая мысль, как же легко мы, люди, расстаёмся со своим прошлым, со своими старыми богами, верой, убеждениями.

Год 988, привнесённая извне «Мировая» религия победно шагает по сожженным капищам, порубленным топорами идолам Древних. Днепр объявлен купелью всея Руси, греческий поп — паханом церковной группировки, а несчастный странник, пытавшийся привнести в мир каплю добра, разумом Каифы и слабостью Понтия казнён и объявлен светом в окне.
Род, Велес, Леля, Сварог, Стрибог, Перун и прочие объявляются демонами и исчадиями тьмы. Знакомо? Измазать в дерьме старое, навязать новое, не всегда своё и совсем не обязательно лучшее. Далее проходит тысяча лет, и вот уже нет веры иной, как вера в INRI.

Год 1991. Развал-распад СССР. Всё те же топоры, огонь и дерьмо, как средство ретуши.
Прошло всего 20 лет, и вот уже не было той эпохи красных стягов и свершений, воронков и беломорканалов, повального лицемерия и невероятной по своим масштабам ГОЭЛРации.
Быстро забываем, легко меняем, активно притворяемся. Закономерно, всё как у людей.
Но аукнется, уверен. Иваны, не помнящие родства, не достойны уважения. Да и жить им совсем не обязательно.

Я закрываю ставни звуков и открываю сердца поры.
Несу себя уснувшим лугом, суровым первозданным бором.
Пустынна ночь, струится воздух, изюмно-булочной ванилью,
змеёй вплетающейся в поддых молочно-ландышевой пылью.
На берегу реки бессонной, где вётлы моют босы ноги,
звучат сквозь время песни-стоны. Костёр. Языческие боги.
Перебирая звезды-чётки, плывут в тумане чьи-то руки.
Смеются ртов звериных глотки в беззвучном планетарном стуке.

Огонь! В нём будущего строки. Он потуг ждёт земного лона.
Гуляет шайка козлоногих, тех, кто объявлен вне закона.
Не помышлявших о награде, за Русь стоявших по-медвежьи,
таких, как Леля — «ведьма свадеб», и Сварог — «демон порубежья».
Летят забытые напевы под всплески белопенной браги,
тех, что пришли в сей мир до Евы, до рождества того сердяги.
Гуляйте, демоны, до срока! Пляшите, пойте у могилы!
Червям, забывшим об истоках, недолго мучить лик светила.

Разверзнутся всё те же хляби и погребут под толщей ила
помёт бесславного бродяги, что небесам хвалился силой.
Седую ночь в дырявом платье, богов вчерашней Ойкумены,
вплетая волосы галактик в тугие локоны вселенных.