Маленький человек
(автору 15 лет)
Посвящается прадеду Павлу Егоровичу, прабабушке Марии Яковлевне, бабушке Нине Павловне...
Отца забрали в армию через полгода после начала войны. Его не взяли сразу на фронт, потому что он недавно был прооперирован — папе удалили грыжу. Хотя тогда мне не исполнилось ещё шести лет, я до сих пор помню бинты, запах лекарств в районной больнице Новоспасска, где оперировали папу. Затем его отправили на Правую Волгу охранять склады с оружием. После его ухода жизнь пошла намного сложнее, но люди перебивались без мужчин в семьях, и мы как-то жили.
Наступил 1942 год. Мама узнала, что отца забрали на фронт. Теперь он был далеко от нас, и надежда получить хоть какую весточку от папы становилась нереальной. Мы, а это: я, мама, младший брат и три сестры, жили в небольшом доме на окраине села, рядом с красивым маленьким озером, на которое летом я бегал купаться и смотреть уток. Как и у всех, наш огород не отличался большими размерами. Началась война, и из мужчин в семье остались только я, да маленький брат Колька.
— Возраст труду не помеха, — говорила сестра, когда я ныл от усталости и жаловался на возраст, выбиваясь из сил на колхозном поле, а затем на домашнем огороде.
Но деваться было некуда. Хочешь есть — работай. И мы работали. Оленька и Маша, старшие сёстры, мама и я уходили в поле, а младшую Таньку оставляли дома с Колей, ему тогда было два года, а сестричке четыре. Так прошли март и апрель. Сорок второй год прошёл в переживаниях за отцов и под лозунгом: «Всё для фронта!» Только сейчас я понял, как тяжело было тогда шестилетнему мальчугану. Но многое уже забыто, многое стёрлось из памяти, как страшный сон. Но этот случай я никогда не забуду.
Наступил конец мая. Уже сажали тыквы, и мы, как обычно, работали, а младшие сидели дома. Мы возвращались в избу поздно и находили ребятишек голодными, но на то и назвали детей детьми — они редко плакали и, несмотря на голод, с любопытством лазили по всем углам небольшого дома, много спали. Мама говорила: когда спишь — голода не чувствуешь. Когда выдавался свободный от работы день, мы босые бегали по траве на лугу, кувыркались в потоках тёплого воздуха и умывались холодной водой из чистого лесного ручья. А потом опять начиналась тяжёлая работа. Так мы жили. Двадцать пятого мая наша семья опять была в поле, работы стало поменьше, и мы возвращались домой задолго до заката. Подходя к избе, мама услышала детский плач. Ревела Танька, безошибочно определила мама и бросилась в дом. Мы тот час побежали за ней.
Танька заливалась слезами, сидя на полу, а рядом с ней, так же на полу, лежал Колька. Он бредил, тихо шепча какие-то мычания.
— Он весь горит, — закричала мать. — Что? Что с ним случилось? Батюшки!
Она подбежала к Таньке, рванула её вверх, встряхнула и хотела что-то от неё добиться.
— Отвечай, дочка, что с ним?
Мама трясла Таньку, но вскоре, поняв, что ничего от неё не добьёшься, оставила её в покое. Вместо неё подошла и наклонилась над Колей.
— Он весь горит, боженька, жар у него, врача надо, — шептала мамка.
Танька перестала хныкать и теперь изумлённо глядела большими слёзными глазами, как вопила её мать.
— Да где ж его взять-то доктора этого? В селе у нас самый учёный, небось, и сколько пальцев на ногах сосчитать не сможет, — запричитала Оленька.
— В больницу повезём.
Успокоившись, мать продолжала:
— До неё пять километров. Давайте, заверните его в одеяло. Я за телегой схожу.
Мамка поспешно выбежала, а сёстры стали заворачивать маленького в одеяло. Через минуту мы все сидели в телеге. Главным было — успеть до больницы, а разбираться, что случилось с Колькой, будем потом. Мы не думали, что с братишкой случилось что-то серьёзное. Конечно, ему нужен был врач, но это вряд ли грозило его жизни, тем более, дорога была сухая, а мама хорошо управлялась с лошадью. Мы ехали медленно, стараясь не трясти телегу о кочки, чтобы не тревожить малыша. До больницы оставалось не более двух километров. Я сидел рядом с сёстрами на снопе сена, когда заметил, что грудь Коли остановилась и перестала подниматься после очередного глубокого стона. Я ещё не мог поверить, что мой маленький брат умер. Помню, мама бросила вожжи и кинулась к нам.
Затем я помню лишь крики и плач. События, предшествующие нашему прибытию в больницу, стёрлись из памяти. Собственно, из того, что мы делали там, мне помнились лишь слова врача, который вышел к нам из кабинета:
— Диагноз — отравление.
Мы вернулись домой поздно ночью. Там успокоившуюся сестру мать заставила рассказать, что же делал брат во время нашего отсутствия днём. Таня рассказала, что он всё время играл в деревянные брусочки, затем облазил комнату и добрался до печки, проверил содержимое всех печурок, в которых мама держала всякий скарб. Содержимое одной из них его особенно заинтересовало, как выяснилось позже, там был медный купорос, отец его использовал при работе, он катал валенки. Оказалось, что Коля нашёл также деревянные палочки и стал окунать и красить их в порошке голубых кристалликов. Во время игры он испачкал руки. Таня достала лепёшки, и они стали есть, так отрава попала Коле. Ему было два года и два месяца. Малыш не понимал, что умирает. Он мучился от боли в животе, от жара и температуры. Тогда люди погибали не только на фронте, но и в тылу. Сейчас на могиле Коли стоит высокий железный крест — память о смерти брата.
-
-
-
-
Долго не знала, что написать. Да и сейчас не знаю. Боль не располагает к словам.
4 -
-
-
-
-
Татьяна Рамбе Танюш, знаю, вижу...)
*мама очень радуется❤️ Это безумно важно...🔥
2 -