«Третий человек», 1949

Сначала подумал, что фильм, безусловно интересный и динамичный, всё-таки перехвален. Сразу не чувствуешь в нём особой глубины; так, занимательная история на раз. Однако есть в этом кино нечто, что заставляет возвращаться к нему в мыслях вновь и вновь, перекатывать, как шарик от подшипника, внутри черепной коробки. А значит, налицо драгоценный артефакт искусства.

Великие раны, которые ещё не зарубцевались, сломанные люди, забитые в каменные щели, разгул всех и всяческих чёрных кошек — привет из Вены, Володя Шарапов. Над городом всё ещё клубится туман проигранной войны. Руины австрийской столицы наглядны, холодны и мрачны, — однако их неожиданно овевает тёплый ветерок грядущих шестидесятых.

Вот это дуновение грядущего в классическом фильме жанра нуар, внезапная надежда, бог весть как просвечивающая в тотальных нищебродстве, цинизме и безысходности, тонкое, эфемерное, едва осязаемое предчувствие лучших дней средь перманентной контузии — это и делает картину шедевром.

Сегодня такого предчувствия, не знаю, как у вас, а у меня нет. Исторический оптимизм ушёл в историю.

И, конечно же, передать его непросто было и тогда. В данном случае имеем блестящую операторскую работу, чудесную аутентичную массовку (выхваченный мимоходом взгляд старика в толпе или упрямый мальчик с пальцем наперевес впечатляют уже просто если сделать стоп-кадр), ну и, конечно, кастинг, безупречный кастинг.

Говоря о «Третьем человеке», хвалят, и как всегда заслуженно, Орсона Уэллса: его вообще принято хвалить, и он действительно на своём месте, как все другие в этом фильме. Девушка, да, типическая, пусть и не эпическая, Станиславский поверил бы однозначно. Однако подлинный мотор картины, как это на самом деле бывает не так уж и часто — исполнитель главной роли Джозеф Коттен.

Всех в этом фильме можно было бы теоретически заменить, но только не его. Человек с лицом прямиком оттуда, из сороковых — у деда моего было такое лицо, одновременно простое и благородное, с таким точно послевоенным упрямством и такою точно сменой выражений, железно хороший парень, сыграть которого всего труднее.

Обычно хороший парень теряется на фоне колоритных злодеев. А тут такой абсолютно уникальный и достоверный слепок лучшего, что было в той сложной эпохе, человек, с которым безоговорочно пойдёшь в разведку, сыгранный со спокойным достоинством и знанием дела.

Военный полицейский в свалявшейся куртке, который играет с ним в кошки-мышки, также достоверен — и, в отличие от Коттена, современен. А тот, одной ногой уже в уходящей в легенду эпохе, типичный неприкаянный её персонаж в шляпе.

То, что окончательно делает атмосферу — саундтрек. Нарочито и печально беззалаберный, небрежно, прямо по ходу фильма наигранный на цитре или чём там, он, на первый взгляд, легкомыслен и неуместен в атмосфере тьмы, канализаций и тумана — но именно он придаёт фильму неповторимый вкус и идеально подходит к его печальной, парадоксальной и понимающей, иронии.

И надо всем этим великолепием летает кусачий белый попугай и горланит возмущённая немецкоязычная бабка.

«При герцогах Борджиа в Италии тридцать лет царили война, террор и убийства. Но она дала нам Микеланджело, Леонардо да Винчи и Возрождение. А что дала нам Швейцария за пятьсот лет братской любви и мира? Часы с кукушкой!» — дедушки-то наши тогда уже всё понимали.