Прокрастинирующая импотентность боллитры, или новый роман Кирилла Рябова

(Кирилл Рябов. Дирижабль. М., ИД «Городец», 2023)

Трижды финалист Нацбеста, лауреат премии «Топ50. Самые знаменитые люди Петербурга», писатель Кирилл Рябов снова с нами. Не прошло и года. В прошлый раз мы разбирали его сборник «Лихо». За это время Рябов успел наполнить буквами очередной обложкопродукт и издать его в новой серии Вадима Левенталя, которая называется «Во весь голос».

А обложкопродукт, в свою очередь, называется «Дирижабль». Это — настоящий, умеренно даже большой роман, на 300+ страниц. На первый взгляд даже кажется, что в продукте соблюдено всё, что до́лжно. Есть единство времени и места. Присутствует даже сюжет. По нашим временам — прямо удивительно.

Но не стоит думать, что «Дирижабль» — это что-то там о воздухоплавании. И что с того, что сосед Рябова по ноосфере Алексей Герман-мл. снял фильм «Воздух», который действительно про лётчиков? Такое совпадение — вовсе не закономерность.

Если играть в игру, как назвать новый обложкопродукт одним словом, то вариантов много. Например, «Бухло». Или «Трусы». Или «Прокрастинация». Или «Импотент». Или «Боллитра». Все эти названия подойдут больше абстрактного и аморфного «Дирижабля».

Но давайте посмотрим —

 

О ЧЁМ ОБЛОЖКОПРОДУКТ?

Из дремотной провинции в Санкт-Петербург приезжает писатель, финалист «Нацбеста» Фёдор Собакин. Это поездка с большими надеждами и высокими ставками. Знакомый режиссёр Карцев нашёл некоего сосисочного олигарха, который готов проспонсировать кинопроект, если сценарий напишет именно Собакин.

И всё бы хорошо, все двери, в принципе, открыты. Но писатель Собакин принимается бухать, быстро допивается до свинства, мордобоя и попадания в полицию, ему мерещится (или нет) страшная рожа в стене питерской квартиры с глазами «как вареные яйца». Писатель теряет память, скитается с бомжами (один из которых называет себя верлибристом), чудом спасается. И попадает в объятия любимой женщины-завуча, которая приехала в Питер из глухомани — спасать заобормотившего в столицах нацбестье. Шантажом и — простите — поглаживанием своих гениталий эта святая женщина заставляет писателя бросить пить и сесть за работу над сценарием.

Успеет или нет писатель к дедлайну? Ведь если не успеет, жестокий олигарх отрежет ему ногу. Или пальцы. Или то, что с ними рифмуется. Так прописано в договоре, мелкими буквами. Я намеренно не заглядывал в конец, решил узнать своим чередом. Узнал. «И что?» — спросите вы. Пусть этот вопрос побудет интригой, а ответ вы непременно узнаете ближе к финалу.

Да! Почему, собственно, обложкопродукт называется «Дирижабль»? Потому что в пьяном угаре всплывает пожелание олигарха — в сценарии должен быть этот воздухоплавательный ретро-аппарат. Больше никаких особых смыслов в названии не присутствует.

Если в «Лихе» Рябов не особенно парился связностью событий и качеством шуток, то в «Дирижабле», кажется, исправился. И события следуют одно из другого, и связности побольше.

В обзираемом обложкопродукте нашему вниманию представлено несколько тем. Давайте их и рассмотрим.

Итак, тема номер один —

 

ЛИТЕРАТОРЫ

Писатели, производители буквопродуктов, разнообразные нацбестье, большекниговцы, критики, верлибристы. Тут, как написал бы кто покондовее — портрет социальной прослойки написан широкими мазками. Ну, да. К коллегам по цеху и, возможно, к собственной персоне Рябов безжалостен. Бичует прослойку, как «неуловимый мститель Петька Молотков» бомжей-верлибристов – в тексте есть соответствующий эпизод.

Вот, например, как выглядит «Нацбест» глазами героя:

«Последний раз Фёдор приезжал сюда четыре с лишним года назад. Его роман вышел в финал премии «Национальный бестселлер». Критики записали Фёдора в явные фавориты и прочили победу. Он и сам в это поверил. Но жюри не присудило книге ни одного балла. В какой-то момент Фёдору стало мерещиться, что гости, собравшиеся на церемонию, смотрят на него с насмешкой. Хотелось стать волком и вцепиться им в глотки.

Выиграл писатель Каргаполов с романом «Чудень». Он выбежал на сцену и стал отплясывать вприсядку. Сидящий рядом с Фёдором писатель Сельдин пробормотал:

— Мудень!»

Согласитесь, есть зачатки здравого отношения к цацкам и их носителям. Пролетевший Фёдор страшно напивается:

«И Фёдор пил еще сильнее. Потом блевал в туалете для инвалидов, схватившись за поручень рядом с унитазом. (…) Мимо, ухмыляясь, прошла знаменитая критикесса Эльзана Круглова. Скользнула по нему презрительным взглядом. Фёдор пытался шлепнуть ее по заднице, промахнулся и чуть не упал.

— Держитесь, Собакин, — сказала она.

У Фёдора возникла навязчивая идея отдавить Каргополову ногу. Топая, он носился по опустевшему залу, пугая официантов. Услышал краем уха:

— Может, милицию?»

Это всё неплохо. Только не знаю — заметили вы или нет, но есть некая несуразица в хронологии. Милицию переименовали в полицию в 2011 году. А церемония, согласно тексту, имела место «четыре с лишним года назад». Из всплывающих далее хронологических привязок следует, что события обложкопродукта происходят никак не раньше 2023 года. Значит, перед нами описание «Нацбеста-2019», где победил Андрей Рубанов. Либо сезона 2018 года, с победой Алексея Сальникова. В образе Каргополова зашифрован кто-то из них. Хотя какая разница?

Рябов порядком десакрализует ремесло буквовыводящих людей. Более безжалостен к литераторам разве что Юрий Поляков. Вот герой встречается с олигархом, бывшим гэбэшником. И происходит такой обмен репликами:

«— Каргополова я не помню, — улыбнулся Панибратов. — Хотя раньше имел тесные связи с Союзом писателей. В советское время еще. Повидал вашего брата.

Он вдруг стал строгим, почти злым.

— Много читал. Чего они там только не писали. — И добавил: — Друг на друга».

Надо сказать, что у авторов пула Елены Шубиной, например, отношение к писателям — в основном, трепетное, с придыханием. А тут — почти внесистемный, прилевенталенный Рябов рубит такой сплеча.

«— Я тоже пишу, — сказал Фёдор. — Вы обосретесь все.

— Было бы здорово. Лучше от романа, чем от этих бутербродов».

Хуже литераторов премируемых и верлибристов (которые вообще за гранью добра и зла) — только

 

ПИСАТЕЛИ НАЧИНАЮЩИЕ

Их в обложкопродукте выведено несколько. Один из таких – мучимый творческими потугами полицейский Морковников. Пьяный Собакин даёт в зоопарке пинка случайно встреченному лауреату Каргополову и попадает в полицию. А там ему «везёт» — его протоколом занимается «творческий мент». И обходится без последствий. Мент видит в Собакине гуру, расспрашивает:

«— А с чего начать?

— Сначала хорошо бы придумать фабулу, сюжет, персонажей.

— Ага, ага. Фабула, сюжет, персонажи. Дальше.

— Дальше садитесь да пишите.

— Извините, у нас не принято говорить «садитесь», только «присаживайтесь».

— Хорошо, присаживайтесь и пишите.

— А постельные сцены можно писать?

— Писать можно все что угодно.

— Не скажите, вот напишу я про начальника, что он бензин украл, знаете, что мне будет?

— Искусство требует жертв, — сказал Фёдор и зевнул».

«Творческий мент» изводит бухающего и прокрастинирующего Собакина своими текстами:

«— Так вот. «Дом стоял в конце улицы и был высокий и красный. В доме жило много людей. На последнем этаже жил Пряников».

«Пряников», — мысленно повторил Фёдор.

— «Ему было тридцать пять лет. Он имел мать, отца, сестру, брата, деда и бабку».

«Имел», — подумал Фёдор.

— «Еще он имел черного кота». Может, на белого заменить?

— Может, на собаку?

— Нет. Я не люблю собак».

В принципе, портреты начинающих писателей — живые. Не отнять. Это, помимо мента Морковникова, ещё и некая мучимая компьютеробоязнью женщина преклонных лет. Но есть одно «но». Давайте вдумаемся в одну мысль, которую находим на странице 118:

«— Это правильно, что вы равняетесь на великих. А то, знаете, мода пошла — взять для примера какое-нибудь говно и говорить, что по сравнению с ним ты гений».

Собственно, перед нами — ключ к творческому методу Рябова. Так-то его читаешь — ну, написано и написано, ничего, в принципе, особенного. Глаз не режет, и за то спасибо. Но, как и в «Лихе», автор использует свой любимый трюк: инкорпорировать в текст всякое буквоговно. А-ля: «дом стоял...» А зачем? А для того, чтобы выигрышно выглядеть. Потому что смотришь на рябовский текст и думаешь: «Ого! Так ведь парень-то старался!» Но «сикрет оф хиз бьюти» Рябов выболтал сам, в вышеприведённой цитате.

Это, впрочем, не недостаток. Так, трюк, не особо вуалируемый.

Но давайте перескочим на другую, важнейшую, тему обложкопродукта. Это, конечно,

 

АЛКОГОЛИЗМ

Бухать герой начинает с первых строк. Но не вашему покорному попрекать его в этом. Пьянство и сопутствующие явления в виде сомнительных приключений, абстинентных синдромов, мотиваций алкоголиков и предфинального делирия описаны как будто бы со знанием дела. Представлены некоторые экзотические способы употребления спиртных напитков:

«— Там тарелка в шкафчике. Налейте в нее.

Зофия достала и налила. Фёдор нырнул лицом в водку и, возя тарелкой по столу, стал всасывать. Часть попала в ноздри. Носоглотку стало драть. Все это не имело значения. Фёдор высосал и вылизал все до капли. Некоторое время лежал лицом в тарелке, чувствуя, как по телу разливается блаженство.

— Фёдор Андреевич, - позвала Зофия. — Вы живы?

Он ухмыльнулся в тарелку и выпрямился. Вытер лицо».

Из экзотических способов есть ещё вливание водки через вставленную в рот пластиковую воронку. Но в целом — более-менее традиционно. Со знанием дела описаны и некоторые характерные повадки алкоголиков:

«Фёдор вышел из туалета, прижался к двери с латунной фигуркой писающего мальчика и окликнул Инну. Голосом пьяницы и труса. Звучал он особым образом — чуть визгливо, неуверенно, жалобно. Но Инна мгновенно откликнулась на этот мерзкий голос».

Это хорошо подмечено, кстати. И достаточно так безжалостно. Примерно с той же степенью откровенностью прорисованы и алкоголические уловки и отмазки, ибо алкаш — существо омерзительно хитростное.

Инна — женщина-завуч и секс-бомба — вынуждает Фёдора бросить бухать. Вызывает нарколога.

И вот тут, совершенно неожиданно, начинается лажа. Инна спрашивает доктора:

«— А можно его сразу же закодировать?

— Нельзя. Он же пил сегодня? А должно пройти минимум пять дней».

И вот тут я бы, друзья, поспорил. Я — не доктор. Но по ту сторону баррикад и капельниц бывал. И я знаю, что доктор парит лютую фигню. Скажу так: ни один из ходящих по домам наркологов не откажется пациента закодировать. Даже пусть бы тот накерогазился прямо только что. Да, в таком случае, стоит дороже. Ну, а у врача тоже — интерес заработать. Делается просто — в капельницу вгоняется шприц. И понеслась. И вы больше не пьёте.

Да, в таком случае есть риск для жизни пациента, не каждый врач готов взять его на себя. Но обычно эти люди не рефлексируют. Потому что конкуренция. Клиент без проблем может найти более покладистого специалиста с капельницей.

И отсюда возникает неожиданный вывод — Рябов не знаком с матчастью. Питьё он описывает со знанием дела — но кто ж из взрослых людей этого дела-то не знает? А вот зашиваться доводилось не всем. Рябову явно не доводилось. Но пишет. Залётный фраер на территории серьёзных дядек.

И хотя дальнейшие томления героя описаны близко к реальности — доверия уже нет.

Но продолжим. Ещё одной важнейшей темой является

 

ПРОКРАСТИНАЦИЯ

Вот этот самый «синдром чистого листа». Именно она — корень всех зол и источник злоключений Собакина. Ну, не может этот человек взять себя в руки, сесть и написать. Страдает от этого, бухает, жизнь рушит.

«Фёдор вернулся. Покрутил колесико мыши, двигая страницу вверх и вниз. Курсор мигал. От этого мигания замутило. Он закрыл документ. Снова открыл. Поглядел в окно. Закурил. Не заметил, как сигарета истлела. Закурил новую. Так и просидел до утра. В какой-то момент уснул, клюнул носом, вскинул голову. Не сразу сообразил, кто он и где находится».

Не ошибусь, если скажу, что это состояние знакомо всем. Да, оно описано достоверно. Но оно не так, чтобы непреодолимо. Все мы на этом ресурсе каким-то образом, но превозмогали его.

Но Собакин — завершу интригу, так и быть, не в самом конце — так ничего и не напишет. Все его попытки — обречены. Я, признаюсь, не хотел верить в такой конец. Всё надеялся на лучшее. Что соберётся Собакин с силами, да и выдаст шедевр. Но нет. Никаких шедевров. Не Мартин Иден оказался.

Да, в жизни так бывает. Сплошь и рядом даже. Но какой смысл в очередной истории о неудачнике? Ну? Вот и я не знаю. Ну, жалко его. И всё? В таком случае, товарной ценности у обложкопродукта просто нет.

Потому что не показано, как эту самую прокрастинацию преодолеть. Как, может быть, пересилить себя и сделать что-то стоящее. Чтобы, авторским языком выражаясь, «все обосрались». Указать людям дорогу Рябов мог бы. Тем более, что, в отличие от способов кодирования, о которых он не знает, но пишет, о том, как победить творческую лень, Рябов как раз в курсе. Иначе не наполнил бы буквами триста с лишним страниц. Но вот не говорит. Не считает нужным. Похождения лузера нам впаривает. Зачем бы они нужны в очередной раз? Мало мы такого читали?

Ладно. Идём дальше. С темой прокрастинации тесно соседствует немощь другого рода —

 

ИМПОТЕНЦИЯ

Секса в обложкопродукте как раз много. Но такого, непроникновенного, скажем уклончиво. Вот один из героев вспоминает:

«Помню, лет восемь назад я одной алкашке отлизывал на Ярославском вокзале…»

А вот сам Собакин строит планы на будущее с учётом возможного провала на сценарном фронте:

«Или устроиться в школу учителем литературы и русского языка, например. А на переменах он будет приходить к Инне в кабинет и отлизывать ей, спрятавшись под столом».

И даже брутальный «творческий мент» Морковников говорит по телефону своей невидимой даме сердца:

«— Катенька, привет! Это я, твой лизунчик!»

Это смешно и гадко, соглашусь. И такого в тексте — много. А собственно секс с проникновением есть в тексте всего-то дважды. Первый раз — флэшбеком, воспоминанием. Второй раз вот, после кодирования Фёдора:

«Побросав одежду на пол, Инна стянула трусы и положила Фёдору на голову. Погладила грудь и промежность. Встала на колени, стащила с него штаны. Сосала она нежно и старательно. Потом оседлала его».

Так-то, малята! 18+.

Но это — исключение. В основном же происходит так:

«Он немного подергал себя за член. Безуспешно. Толком не встало. В общем, не очень-то и хотелось».

Простите. Брр! Поехали дальше. Тем более, что рецензия — не резиновая. Надо закругляться. Поэтому

 

ДАВАЙТЕ РЕЗЮМИРУЕМ

Тема импотенции физиологической не зря соседствует с немощью творческой. Это, без сомнения, диагноз нашей пишущей премиальной братии. Которая не может породить ничего. Это, может быть, игра против цеховых правил. Но этим людям действительно нечего нам сказать.

Это ли хотел показать Рябов — не знаю. Но показал. В общем-то, это, скорее, плюс.

Но минусы перевешивают. «Дирижабль», безусловно, лучше предыдущего «Лиха». Он — более структурирован. Делаются попытки связать сюжетные линии. Впрочем, многие из них так и провисают, остаются ни с чем не связанными.

Например, ничем не кончается небезынтересный заход, когда Собакин вместе с «творческим ментом» отправляется в морг, и там вдруг видит — себя! Казалось бы, норм закручено. Но никак не раскручивается в итоге. Автор предпочитает просто об этом забыть. Отсюда понятно — писал всё подряд и впопыхах.

Ничем, по большому счёту, не кончается и линия с сосисочным королём. А так начиналась. То же и с «творческим ментом». А тот ведь героя преследует, похищает его, сажает в камеру, заставляет писать. Но и эта история обрывается пшиком. То же — и со страшной, яйцеглазой рожей в стене.

И финальная открытая концовка — явление безусловно аналогичного же ряда. Закручивать сюжеты Рябов уже научился, а раскручивать — пока вот нет. На хлеб мазать можно, а есть нельзя.

И финальная

 

ВИШЕНКА НА ТОРТЕ

Это, типа того, высказывания на злобу дня. Вот секс-бомба-завуч рассказывает:

«— Наш историк, кстати, на фронт ушел. Узнали об этом на линейке, когда минуту молчания по нему объявили».

А вот режиссёр Карцев собирается в бега:

«— (…) Я хочу на пару недель уехать. Может, на месяц. В общем, пока все не утихнет здесь.

— Что не утихнет?

Карцев помолчал.

— Федь, ты вообще, что ли, за новостями не следишь? Ты в каком мире живешь?

— Сам пока не знаю.

— Скоро узнаешь. Но тебе-то переживать, наверно, нечего. А я старший лейтенант запаса. Военная кафедра, к тому же советская еще, но все равно не хочу рисковать.

(…)

— А куда ты поедешь?

— В Астану. Там сейчас знакомых много. Будет с кем время провести. Но я вернусь».

А вот литературная общественность вспоминает «великого писателя» Сельдина, перекочевавшего в «Дирижабль» из предыдущего «Лиха»:

«- (…) Сельдин. Он решил бросить писать и стал самогонщиком.  (…) Знаете, он недавно роман выпустил? Хреновый, но дело не в этом. На весь гонорар купил дрожжей и сахара. (…) Он уверен, будет военное положение и сухой закон».

Я вот не понимаю ценность этих якобы злободневных вкраплений. Это шубинского толка преклонение перед дезертирами и релокантами? Зачем всё это вообще здесь? Эти вкрапления не смешны, не информативны, сюжет не двигают. Чтобы в тусовочке приняли, что ли? Премийку нет-нет выписали?

Это просто «фу» какое-то. Как, впрочем, любая тусовочная конъюнктура.

#новые_критики #кирилл_рябов #дирижабль #городец #буквопродукт #обложкопродукт