Бета-версия, отрезок 3

Спустившись, мы попадаем в настоящую операционную, облицованную кафелем. Вдоль стены стоят стеклянные шкафы с инструментами, флаконами, упаковками пилюль. В центре металлическая кушетка, над которой нависла мощная разнопотоковая лампа. Медуза протягивает руку к ней, и сенсор отзывается миганием, активируя все восемь световых ячеек.

— Ложись, — командует Улле, пододвигая пластиковую стойку на колесах к кушетке. — Руку вытяни вот сюда.

Она отходит к стеллажу, берет прибор, внешне похожий на «Диагност-А», и включает его, зафиксировав над моей кистью. Затем вынимает из пазов две световые ячейки, располагая их так, чтобы они освещали чип.

— Больно не будет, — говорит Медуза и начинает колдовать над монитором.

Действительно, не больно. Только легкое покалывание, словно я отлежала руку и сейчас чувствительность только-только начинает восстанавливаться. У Медузы сосредоточенное лицо. Она что-то бормочет себе под нос. Невнятное.

— Ну, что там?

— Четвертый случай, — отвечает она. — Не смертельно, но тенденция наводит на мысли.

— О чем?

— Те трое, как и ты, работают на Бакса, — пожимает плечами она. — Тебе где чип перешили?

— Перешили?

— Ну да, перешили, — кивает она. — Сейчас извлеку биометрию, накачу оригинальную прошивку и залью биометрию обратно.

— На что перешили?

— Чуть разогнали. В рамках самого чипа это немного, но для сращенных с нервами железок достаточно, чтобы организм перестал считать имплант частью себя и начал его отторгать.

— Твою мать...

— Говорю же, не смертельно и исправимо.

— Так где ты встрять-то умудрилась?

— «Кристалис».

— Те трое тоже.

Некоторое время Улле молча колдует над доской, прописывая команды, затем надевает перчатку-манипулятор, и взгляд её становится пустым. Если бы не подергивание руки в перчатке, то можно было бы подумать, что она неживая.

Уходящие в виртуалье почти всегда выглядят одинаково. Человек, способный контролировать своё нахождение там и одновременно присутствовать в реальности, — редкость. Большинству сложно балансировать между «там» и «здесь». Какая-то часть восприятия обязательно перевешивает. На заднем плане ты слышишь происходящее в реальности, но очень размыто и невнятно.

— Готово, — сообщает Медуза и отключает «Диагност-А».

Чувствую, как покалывание в кисти сходит на нет.

Медуза тем временем возвращает в пазы световые ячейки и гасит всю лампу, проведя над сенсором рукой.

— Можешь вставать, — разрешает она, отходя к стеклянным шкафчикам.

Разглядываю выпирающий из руки чип. Краснота вокруг него никуда не делась, но нарывающей пульсации я не чувствую.

— Вот, — возвращается ко мне Медуза, протягивая флакон спрея размером с карандаш, — трижды в день брызгай, пока краснота не спадёт. И две недели никаких валидаторов и коннекторов.

Я киваю.

— Есть кому за тебя расплачиваться?

Киваю ещё раз.

— Ну и славно, — говорит Улле и картинно простирает ладонь к лестнице: — прошу на выход.

Когда мы поднимаемся по ступенькам и оказываемся в тату-салоне, Медуза, как бы невзначай, добавляет:

— Ещё один подобный эксперимент с чипом, и про объёмную сеть можешь забыть. Спроси себя, готова ли ты до конца дней елозить по доске только пальцами?

Я отрицательно мотаю головой.

Парнишка, которого Бакс отрядил в сопровождающие, стоит у входа, подпирая стену и спрятав руки в карманы.

Зову его кивком:

— Пойдем.

Тот отлипает от стены и лениво шагает рядом.

— Ты чойсер? — спрашивает он, когда мы подходим к остановке.

— Иногда.

— Я тоже хочу в чойсеры, но Бакс говорит, что я молодой ещё, — не то жалуется, не то просто сообщает он. — Вот и тусуюсь с арахнидами. Жду.

— Чего ждёшь?

— Не знаю. Может, случая подходящего.

Некоторое время мы стоим молча в ожидании воздушки, а когда она подплывает и мы заходим внутрь, я падаю в кресло, пока он расплачивается.

Когда паренёк садится рядом, говорю ему:

— Нехер там делать, в чойсерах.

Воздушка пуста, кроме нас в ней никого, поэтому я говорю без опаски.

— Почему? — изумляется он.

Ещё бы. В его глазах я крутой обитатель паутины. На самого Бакса работаю. А он кто? Арахнид на побегушках. И банда дурная, и принципы идиотские. Борьба за чипирование. Говорят, когда-то были кожеголовые, проповедовавшие превосходство белой расы над другими. Арахниды — на свой манер кожеголовые, только проповедуют не превосходство расы, а превосходство чипированых. Мол, те, кто отказывается от имплантов, тормозят прогресс. Ну дичь же несусветная. И парнишка это понимает. Но ему хочется подвигов и приключений, а не проедать безусловный доход из недели в неделю.

— Потому что нехер там делать.

Как ему объяснить, что за красивой вывеской легенды о рыцарях виртуалья, борющихся с корпорациями, скрываются обычные воры? Не поверит же.

— Но я способный, — заверяет он. — Мы с парнями уже дважды ломали базу воды в восточной части сити.

— Вот и остановись на этом.

— Почему?

— Потому что, — я собираюсь с мыслями и продолжаю: — Потому что воды по нормам хватает и без ваших взломов.

— Но Бакс говорит, что вода должна быть бесплатной. А её вычитают из безусловки.

— Сегодня ты ломаешь базу данных распределения водных ресурсов, и жители восточной части сити на радостях моются трижды в день и смывают туалет двумя-тремя бачками за раз, ленясь взмахнуть ёршиком, а завтра «Кристалис», обнаружив сбой, принимает решение разделить перерасход на весь сити. Как думаешь, это справедливо?

— Но ведь... — теперь уже парнишка замялся, подбирая слова. — Но они же не имеют права отбирать положенное у других...

— Парень, они имеют право на всё. Им принадлежат и очистные сооружения, и трубы, по которым подается вода. Вся вода. И питьевая, и техническая. Они имеют право на всё.

До самого пункта назначения мы едем молча. И когда выходим из воздушки у «Бессонницы» — принадлежащего Баксу клуба — парень, буркнув:

— Я к своим, — направляется к компании таких же, как он, арахнидов, тусующихся неподалёку от входа.

— Чойсеров излишне романтизируют, — бросаю я ему вслед, а сама иду в клуб.

В клубе тишина. Днем здесь всегда тишина. Развлечения начнутся позже, когда стемнеет. А пока что здесь некому развлекаться.

Бакс сидит за тем же столиком, за которым мы разговаривали с ним пару часов назад.

— Ну, как прошло? — спрашивает он.

— Медуза сказала, что порядок.

— Она девочка умная, — кивает Бакс. — У неё не только руки, но и мозги золотые.

— Чего ж такая умная в «Байотех» не пошла?

— На всю жизнь? — ухмыляется Бакс. — Ха. Ха. Ха.

— Так у них полный пакет и квартиры, а не ячейки. И безусловку не снимают, а к зарплате прибавляют.

— А ты бы пошла?

— Я в бионейромеханике — лом.

— А если б не была ломом, то пошла бы?

— Нет.

— А почему?

— Ты зачем дурные вопросы задаёшь?

— Вот и она не пошла бы, — снова ухмыляется Бакс, вытаскивая из пачки очередную палочку сигареты. — Чего Медуза сказала-то?

— Сказала, что я с такой проблемой уже четвертая.

— Ага, — кивает он.

— А ты сделал вид, что впервые такое видишь.

— Ага, — кивает он, не меняясь в лице.

Я подзываю разносчика и касаюсь привычных кнопок заказа. Разносчик пищит и уезжает к барной стойке.

— Знаешь, хоть ты и хитрый мудак, преследующий какие-то свои цели, я на тебя почему-то даже не сержусь.

— Потому что я хорошо плачу за работу.

— И поэтому тоже.

Возвращается разносчик с двумя стаканами виски на подносе.

Снимаю оба, один протягиваю Баксу.

— За что пьем? — спрашивает он.

— За мой отпуск.

— Двухнедельный, — уточняет Бакс. — Медуза сказала, что на восстановление уйдёт две недели.

— Месяц, — называю я свою цену и стучу краем стакана о его стакан.

— Две с половиной, — продолжает торговаться Бакс. — У меня тут пара проектов...

— Месяц, — выпиваю залпом, ставлю пустой стакан на стол. — Месяц и один день.

— Ржавая, а ты наглая!

— Я знаю, — улыбаюсь я, вставая из-за стола и направляясь к выходу. — И заплати за виски, — бросаю, не оглядываясь и не останавливаясь.

Возле парапета, отделяющего проезжую часть от площадки перед входом в «Бессонницу», всё та же компания малолеток-арахнидов. Но что-то не так. Они не треплются, разбившись на маленькие группки, не слушают музыку, не пялятся в голографические проекции, а сгрудились вокруг чего-то. И голоса их звучат тревожно и, наверное, даже испуганно.

— Мля, снимите с него перчатку, чтоб не вычислили.

— Ага, чтоб его прямо тут и скрутило?

— Да сделайте что-то! — тонкий, девичий.

Расталкиваю их и вижу, что на экзопластике, стилизованном под брусчатку, подергивается, словно в эпилептическом припадке, мой недавний провожатый, составлявший мне компанию в путешествии к Медузе.

Рядом с ним валяется развернутый десктоп, рабочая поверхность которого светится всеми цветами видимого спектра. Но это не картинка, как должно быть в плоской сети. Это артефакты графики, наслаивающиеся один на другой.

Мечтатель сраный. Решил выпендриться и полез чойсить, чтобы показать друзьям, что он крут. Кто ж так в паутину-то ныряет? Дебил малолетний, сука. К этому готовиться надо, просчитывать, взвешивать. Да кто вообще в одиночку базы ломает!? Дебил. Сука, дебил!

Расталкиваю малолеток, попутно задавая вопросы тоном, не подразумевающим ответную ложь.

— Куда он полез?

— «Кристалис-восток».

— Что у него в арсенале было?

— Монт...

— Криптограф...

— Флудер...

Ответы сыплются одновременно с разных сторон.

— Чьи проги?

— Китай.

Сука. Идиот. Прежде чем пользоваться китайским барахлом, его ж надо фиксить, фиксить и фиксить под наши реалии. У них же там другое измерение. Они в своём, в коммунистическом мире живут. Только с поправками на компьютеризацию повальную.

— Узел мне, — командую. — С доской.

А сама, присев на корточки рядом с горе-чойсером, выуживаю из кармана перчатку-манипулятор и надеваю на руку, ощущая привычное скольжение пластины по кистевому чипу.

Кто-то протягивает свёрнутую в рулон доску. Старенький, очень неповоротливый десктоп. Еще один, видимо, самый сообразительный, распечатывает голый узел.

Разворачиваю десктоп и креплю к нему узел.

— Сколько он там?

Сообразительный смотрит на наручные — вот ещё атавизм — электронные часы и сообщает:

— Четыре минуты и тридцать... Тридцать две секунды.

Чертыхаюсь, провожу ладонью над уже развернутой доской, говорю:

— Как заорёт — снимайте с него перчатку.

И ныряю в паутину.

Смахиваю заставку, рассыпающуюся мельтешением незнакомой кодировки. Некогда настраивать под себя. Пункты меню мне сейчас нахер не нужны. Я сразу ухожу на второй слой. Когда-то эту лавочку прикроют, переписав программное обеспечение, но пока дыры есть — крысы ими пользуются.

Десктоп медленный. Стимы могли бы исправить ситуацию за счет разгона мозгов. Но я стимов не ем. Жизнь и без них течет слишком быстро.

Вижу жгуты каналов, уходящих к серверу-раздатчику — я всегда вижу каналы как жгуты. Цепляюсь за самый толстый, стабильный. Скольжу вдоль него. Твою ж мать. Официальный провайдер. Но искать другой путь некогда. Да и узел не мой. Похрен. Пусть владелец потом разбирается.

Расплетаю тонкие нити магистралей паутины, нахожу нужное направление. Скольжу вдоль. Упираюсь в очередной узел. Незапароленный. Нормально. Еще один рывок — восточная база.

Куда он мог полезть?

В голове мелькает обрывок разговора: «Мы с парнями уже дважды ломали базу воды в восточной части сити». Туда и полез, гадёныш. По протоптанной. Не подумал, что защиту после их набегов усилили.

Цепляюсь за нужный жгут и плыву к базе восточного сити. Успеваю подумать о том, что вход сейчас наверняка бесплатный, а вот выход... Как положено, отсутствует.

«Кристалис-восток» будто бы и не охраняется. Я легко вплываю на сервер и по колебаниям цифрового пространства определяю, где именно потрошат несмышлёныша.

Что там у него с собой было? Монт, крипто, флуд... Интересно, насколько они адаптированы?

Я ведь пустая.

Виртуалье каждый видит по-своему, если не ходит по официальным слоям. В этот раз моё сознание визуализирует деф-программы как псов, рвущих тряпку. Так вот ты кто, пацанёнок, мечтающий стать чойсером. Тряпка. Эх...

Врываюсь в свору и ору «тряпке»:

— Скинь флудер! Быстро!

Понимает, слава богу.

Небольшой лоскут взлетает в воздух, и я, выбросив руку вперед, сжимаю его в кулаке. Синапсы реагируют мгновенно. Перед глазами разворачивается схема. Дублирую её. Дублирую дубль. Дублирую дубли и активирую всё и сразу.

Псов отшвыривает в стороны, а я, схватив тряпку-чойсера, цепляюсь за жгут, по которому пришла, и ускоряюсь. За ним — на следующий канал. С него — на десктоп, попутно швыряя тряпку-паренька на параллельную нить, ведущую к его доске и командуя:

— Кричи!

Выхожу из паутины.

Реальность встречает меня синхронным подростковым «Ах», в котором восхищение смешано с испугом, удивлением и завистью.

Я чувствую, как чипированная рука хочет рассыпаться на части от боли. Возле меня, стоя на коленях, склонился Бакс. Он отдаёт команды арахнидам:

— Доски и перчатки сжечь нахуй где-то подальше отсюда. Пепел в канал. И чтоб никто вас не видел.

Стайка малолеток разбегается в стороны, а Бакс поворачивается ко мне.

— Ржавая! Ну ты и отмороженная! Тебе ж нельзя чипом пользоваться!

Улыбаюсь.

Ну, мне хочется думать, что улыбаюсь.

И спрашиваю его:

— Ты за вискарик заплатил?

Хотя вряд ли он платит за напитки в собственном клубе.

DLC: Будни геймера (за год до...)

— Выиграть турнир? — спрашиваю я альбиноса с нескрываемым недоумением. — Ты хоть понимаешь, что предлагаешь человеку, который не в теме?

Вместо ответа альбинос кладёт на стол опечатанный пломбой системный узел, затянутый в пластик упаковки. Он специально кладёт его так, чтобы мне была видна сторона, на которую наносят маркировку. Может быть, даже репетировал этот жест. При виде гладкой боковины узла, не имеющей заводской маркировки, но с цифрами, указывающими ёмкость, мощность и скорость обмена данными, внутри меня начинают торговаться осторожность и жадность.

Последняя заставляет задать вопрос, кивая на системный узел:

— Откуда такой?

— Тебе принципиально?

— Нет. Но я же знаю цену немаркированного, знаю, как натягивать пластик на бэушные и как ставить на них пломбы, поэтому и спрашиваю: откуда?

— Если согласна, то можешь протестировать прямо сейчас, — уходит от ответа мой собеседник, — тебе понравится.

— Судя по цифрам на боковине, я догадываюсь, что понравится.

— Могу точно сказать, что с конвейера он сошёл, не попадая в базу данных.

— И чего, написанное действительно сходится с тем, что внутри?

Парень молча кивает.

— Распаковывай, — побеждает жадность.

Разворачиваю доску, пока мой новый знакомец ломает пломбу и высвобождает узел из прозрачного пластика.

Узел хорош даже на прошивке-пробнике. Я в сети, словно рыба в воде: интерпретации доходят до мозга мгновенно, картинка плавная, мягкая. Данные, выбранные мной наугад из разных источников, заливаются быстро. Сеть реагирует незамедлительно на всех уровнях. Порой мне кажется, что узел угадывает команду за несколько миллисекунд до того, как я её отдам.

Но я не буду собой, если не начну торговаться, поэтому спрашиваю, снимая перчатку-манипулятор:

— И это всё?

На удивление, собеседник молча лезет во внутренний карман пиджака, выуживает оттуда запакованную в пластик опломбированную пачку старых рублей и кладёт её на стол таким же жестом, которым совсем недавно выкладывал системный узел.

— Четыре, — сообщает он.

Жадина внутри меня потирает руки:

— Заводская упаковка? — спрашиваю я, думая, что такая сумма стоит того, чтобы поискать кого-то, кто переведет их в чиповый эквивалент.

— Заводская, — кивает мой собеседник.

Игры не моя тема. Но предложение слишком заманчиво, чтобы не попробовать.

— А если я всё-таки не смогу?

— Ты сможешь.

— Где-то там, у себя в голове, ты преувеличиваешь мои способности, — говорю я, думая, смогу ли за сутки разобраться в том, как устроена игровая симуляция, и найти в ней лазейки с недочётами.

— Все знают, что для Ржавой нет невыполнимых задач.

— Ты не понял, — объясняю странному парню, — стопроцентной гарантии нельзя дать ни на что. Поэтому меня интересует, что будет в случае, если я вылечу до финала или в финале?

— Заявку от твоего имени я уже подал и её одобрили, — сообщает альбинос. — Ты должна выиграть. Если не выиграешь, то я тебя убью.

Почему-то я верю его словам. Но говорю:

— Ок. И узел, и деньги — сейчас.

* * *

На входе я сталкиваюсь с коротко стриженой девушкой с волосами кислотно-синего цвета, в кожаных обтягивающих брюках и расшитом индейскими узорами жилете.

— Прошу, — говорю я, делая шаг в сторону, чтобы она смогла выйти, и только после этого вхожу.

— Мерси! — слышу голос кислотно-синей у себя за спиной.

Но не успеваю ответить — суета бара переключает внимание на себя. Оглядываюсь и вижу за угловым столиком альбиноса. Когда мы договаривались о встрече, это был единственный названный признак. Но его хватило. Какова вероятность того, что случайный альбинос, поражённый мутацией, распространённой один к двадцати тысячам, окажется на том самом месте и в то самое время, которое назначил другой альбинос? В математике я не очень силён, но думаю, что мала.

— Игант? — уточняет альбинос.

Молча киваю. Он указывает на стул, приглашая сесть, а как только сажусь, переходит к делу:

— Ты должен выиграть в следующем турнире.

Даже не знаю, как бы ему так ответить, чтобы не оскорбить. Игры — моя тема ещё с дочиповых времён, и играю я именно для того, чтобы выигрывать. Видимо, мой взгляд выражает недоумение, потому что альбинос добавляет:

— Обязательно выиграть.

— Не припомню, чтобы я когда-то играл на другой результат.

— В обязательном порядке, — с нажимом повторяет собеседник.

— В обязательном порядке все только умирают.

Мой собеседник одобрительно ухмыляется. Ну, по крайней мере, я трактую его ухмылку как одобрительную.

— Я добавлю тебе стимул к уже существующим, — говорит он, выкладывая на стол пластиковую упаковку с пломбой.

Я вижу, как бликует плёнка на боковине, но блик не мешает разглядеть цифры, обозначающие скорость обмена данными и ёмкость. А ещё я вижу, что на системном узле нет маркировки.

— В чем подвох? — спрашиваю альбиноса. — Проиграть — было бы понятно: уйма народа вполне обоснованно делает ставки на мою победу, и подзаработать на проигрыше, в который мало кто верит, было бы логично. Но выиграть? Чувак, я и так собираюсь выиграть.

— Мне нужно, чтобы ты выиграл гарантированно.

Гарантированно? Интересный поворот. Я, конечно, геймер, но стараюсь учитывать все возможные варианты, о чем ему и заявляю:

— Гарантия может только приблизиться к стопроцентной. Нельзя скидывать со счетов какой-нибудь форс-мажор или какого-нибудь идиота, который идеально впишется в рамки существующих условий, но не будет считаться ни форс-мажором, ни идиотом.

— Можешь протестировать прямо сейчас, — предлагает альбинос, двигая в мою сторону системник.

Достаю из кармана свёрнутую трубочкой доску и разворачиваю на столе. Затем распаковываю и подсоединяю к ней системный узел. Надеваю перчатку, чувствуя, как скользит по кистевому чипу коннектор, делая перчатку и чип одним целым.

Узел, скорее всего, снят с контейнеровоза ещё по дороге из Китая. Недостача при разгрузке не редкость, поэтому на пластиковой упаковке стоит пломба с иероглифами, но учетная маркировка на корпусе отсутствует. Такие вещи переупаковывают уже здесь и здесь же ставят новый штамп.

Я щелбаном отправляю надломленную пломбу в сторону альбиноса. Сургучный кругляшок, вращаясь, останавливается возле его ладони.

— С контейнеровоза? — спрашиваю я.

Он кивает.

Кладу ладонь на десктоп и окунаюсь в паутину. Звуки бара отходят на второй план, становятся приглушёнными, будто в ушах у меня ватные тампоны, для надёжности залитые воском. Перебираюсь с одного портала на другой, что-то скачиваю, затем загружаю. Создаю трехмерную модель, фрагментирую её и снова собираю. Перехожу во «Flystar», делаю пару заездов на максимально возможных параметрах. Выхожу из паутины, отмечая, как гул бара вновь наваливается на мои барабанные перепонки. Снимаю перчатку и аккуратно кладу её на стол.

— И всё-таки, в чём подвох?

— В том, что если ты не выиграешь, я тебя убью. Вне зависимости от того, примешь ты моё предложение или нет.