Без названия 3

День у Кати прошел как обычно. Вернее нет, не так — день у нее прошел как обычно с поправкой на обращение мэра.

Обычно отдел по связям с общественностью аппарата мэрии напоминал стоячее болотце в лесной чаще — то булькнет пузырек газика, то змея прошелестит по пожухшей траве. Тишь да гладь. Люди срать хотели на мэрию, мэрия — на людей. Но по моде новых времен, один раз в год, обычно — в октябре, мэр проводил прямую линию с электоратом.

Вообще, Сапрыкин всегда чутко следил за импульсами из Москвы, одним из первых завел себе личный пиар-отдел. Поэтому народ четко знал — мэр стоит на страже их интересов, не чужд инновациям, поддерживает импортозамещение. А развернуться ему не дают область и Москва. Людям это было близко и понятно — у них у самих начальство было не сахар.

Конечно, на самом деле все обстояло прозаичнее. Хотят ребята с Судоверфи зал игровых автоматов открыть без шума и пыли? Флаг в руки, сели, поговорили, все заинтересованные стороны довольны. На улицах — спокойствие и порядок, плюс сама Верфь, чувствуя расположение в верхах, начнет помогать местному чахнущему УВД. А если дело пошло — зачем мешать эффективно хозяйствующему субъекту?

Катя пришла в мэрию после областных трехмесячных курсов, где ее научили пользоваться мини-АТС, копировальным аппаратом и капсульной кофемашиной. О документообороте и прочей фигне говорили мало, короче — грузили по минимуму. Зато пожилая, но с хитрым прищуром преподавательница с ходу сообщила, что их основная задача — расположить к себе непосредственного руководителя, поддерживать его в слегка эрегированном состоянии, но без блядства. Катя, как девушка, которая с информацией о взрослой жизни столкнулась впервые, слушала Надежду Ильиничну затаив дыхание.

Начала она работать с семнадцати. Первый ее начальник, глава департамента транспорта оформил ее как стажерку и вообще оказался не тем похотливым козлом, которого она ожидала увидеть. Это был худенький зашуганный мужичок, носивший серый свитер под черный пиджак. Попал он на должность, будучи братом тещи мэра. Выглядел начальник довольно противно, пиджак был постоянно и щедро осыпан перхотью, в неимоверных количествах производимых редкой клочковатой растительностью головы. Свои тонкие, будто сдутые, губы он постоянно облизывал, а из носа шаловливо торчал черный кустарник.

Конечно, как и любой мужик, шары он начал подкатывать сразу, тем более что Катя к своим годам ничем уже не напоминала подростка. А с тех пор, как начала носить бюстгальтер с поддержкой — и вовсе перестала ассоциироваться с закомплексованным и прыщавым юношеством. Но из многочисленных Надиных уроков в память крепко въелся один из первых — «Дразни, но не давай». В результате Сергей Васильевич повысил Кате зарплату, купил ей эппловский ноут и грозился из бюджетных средств одарить машиной на совершеннолетие. Но тут ей встретился Вадим.

Катина семья жила в ветхих трехэтажных домах барачного типа, как говорится, «на отселках». Еще при совке папаша писал в горком, что их хибара на третьем этаже непригодна для жилья — на стенах черными плевками рос грибок, от вечной сырости скрипели и стонали ветхие перекрытия, после проливных дождей по углам копилась ржавая вода с резким запахом. Зимой был дубак, летом — невыносимо душно. От влажности у Кати начались проблемы с легкими, в холодное время она надсадно кашляла и куталась в колючую бабкину шаль, сидя возле старого калорифера. В четырнадцать лет она начала подрабатывать по мелочи на Речном рынке, а на заработанные деньги снимала угол на правом берегу, ближе к центру. Тетку с грязным пучком из органов опеки она с ходу отправила на три веселых буквы и тем самым прекратила всяческие семейные отношения. Стало понятно — хочешь жить — надо двигаться во власть.

Она не хотела материной судьбы — муж-алкоголик, вечно немытый, раздолбанный сарай вместо квартиры. Парни в классе и не только смотрели на нее с явным интересом, своим женским чутьем она ощущала пульсацию золотой жилы. Даже долбаный кашель не смущал, а что будет, если она выздоровеет, приоденется, купит хорошей косметики?

Через одноклассницу Любу она познакомилась с Димоном, бойцом с Верфи. Ума он был невеликого, но общительный и даже немного симпотный. Бесила только его привычка по-дворовому харкать через передние зубы и трахаться, не снимая наплечной кобуры. Но все это компенсировалось прикольным ножевым шрамом через бровь и неисчерпаемыми знакомствами. В итоге именно Димон устроил ее на курсы — мол, все реальные телки работают на площади Ленина, места непыльные, деньги нормальные, плюс перспектива. Конечно, сейчас она понимала, что у него был свой интерес — он без умолку болтал о том, что ему нужно отделиться, легализоваться и начать свое дело. Без связей в мэрии это был большой риск — сожрут либо свои, либо менты. А так — был шанс...

Катя карабкалась наверх, Димон помогал. Одному водиле из мэрского гаража раскроил череп, когда тот стал слишком назойлив. Через год на новогоднем корпоративе Катя познакомила Димона со всесильным Комаровым. Сам Комаров в дело входить не стал, масштаб не тот, но Димон ему приглянулся и за легализацию взялся капитан Кучеренко. На трехсторонке с Верфью они перераспределили практически все точки на рынке и на мебельном производстве. Рыбак, лидер Верфи, справедливо посчитал, что можно слегка потерять в масштабах в обмен на надежные перспективы. Димон за расторопность получил контроль за всеми продуктовыми в городе и резко пошел в гору. За три года, в течение которых она возглавила отдел по связям с общественностью, ее парень из обычного «пехотинца» дорос до уважаемого в городе человека Дмитрия Александровича, владельца двух городских торговых центров, прибыли с которых хватало всем трем заинтересованным сторонам.

И все бы шло гладко, если бы не Вадим. Они встретились во время одной из пресс-конференций, посвященных одному из самых резонансных событий в городе — троих детей нашли обезглавленными и сожженными в старом водосточном канале. Информация неизвестно как попала к жургналюгам, те тут же разбрехали, дошло аж до Москвы. Отечный начальник городской полиции, полковник Сизарев, уныло глядел в холодные глазки телекамер, не зная, что сказать. Тогда подключили их отдел. Катя двое суток писала пресс-релиз, нервничала — ей все казалось, что получается грубовато, нечто похожее на отчет по работе городских отделов. Она не могла почувствовать боль трех семей и перенести ее хотя бы формально на бумагу. Ведь те люди потеряли что-то дорогое для себя — а у нее этого никогда не было. Но переживала Катя напрасно. На самой пресс-конференции полицию, как водится, разнесли в пух и прах, посетовали на хронический дефицит бюджета, формально посочувствовали родителям, пообещали денежные компенсации и всестороннее расследование — и разошлись. Пресс-релиз разобрали, но писали все про то же — сколько умерло невинных детишек и про вопиющую некомпетентность местных силовых структур.

Так вот, именно на той пресс-конференции Катя и заметила Вадима. Тот работал в «личке» Сапрыкина, руководил пропускным режимом на всех крупных мероприятиях. Катю он впечатлил не только хорошо развитой мускулатурой и уверенной манерой держаться. В нем было какое-то внутреннее достоинство — он будто был чуть лучше, чем любой человек, мысленно подставляемый Катей рядом с ним. Вадим тоже обратил внимание на самоуверенную пепельную блондинку с нагло торчащим из-под приталенного пиджака декольте и в таком мини, что при ходьбе просматривались кружева на чулках. Наверное, сошлись они именно на почве этой внешней яркости — Кате, как герою читанного в детстве произведения «Поединок» нравилось представлять себе, как хорошо они смотрятся вместе со стороны, как им все завидуют и все прочее в том же духе.

Димон, в принципе, против Вадима не возражал. Ему вполне хватало пары встреч в неделю в пустой съемной квартире, обставленной лишь кроватью с шелковым бельем и барным шкафом.

Катя решилась. Свадьбу сыграли с мэрским размахом — три сотни гостей, огромный зал ресторана «Сицилия», забитый столами, воздушными шариками, подарками, завистливыми взглядами. Она в шикарном белом платье, расшитом настоящими алмазиками, летучий воздушный шлейф, вспышки фотокамер, поздравления. Лицемерные поздравления подружек и одноклассниц — естественно, она пригласила всех. Вадим напоминал героя какого-нибудь голливудского боевика — стройный, подтянутый, внимательный. Портили идиллическую картину только пьяные подмигивания Димона и его навязчивость, которая чуть не переросла в полномасштабный мордобой с участием бойцов любовника и армейских друзей мужа. Но обошлось.

А дальше пошла бытовуха.

Конечно, Катя не думала, что Вадим такой уж прям идеальный, но в глубине души все равно по-детски надеялась на это. Жизнь быстро расставила все по местам. Вадим души не чаял в своей жене, старался угодить ей во всем, был вежлив и предупредителен. После смачных «лещей» Димона от этого всего было неуютно и неприятно.

Вадим любил читать журнал «Братишка», сидя на толчке.

Вадим патологически не мог пользоваться вешалками и убирать носки в ванную.

Вадим не любил ее родителей. Хотя она их тоже терпеть не могла, но позволяла это делать исключительно себе. У других ведь не могло быть столь веских причин ненавидеть эту парочку неудачников!

Вадим ковырял пальцем во рту после и во время еды.

Вадим по пятницам пил дома пиво и звучно рыгал.

Вадим за домашним обедом чавкал как голодная свинья!

Вадим частенько не обращал на нее внимания, занятый перепиской в «Одноклассниках» со своими армейскими друзьями.

Вадиму было похрен, во что она одета с утра, как будто она полы идет в сортире протирать. Это сильно бесило — что она, для себя наряжается? От этого невнимания было еще и обидно.

Изначально Катя мечтала прожить в браке долго и счастливо. Но в Вадиме многое его бесило, он сам от нее постоянно что-то хотел, а с рождением сына стало еще хуже. Работы не было, выбраться из дома по первому времени не представлялось возможным. Все свободное время муженек тратил на ребенка, как будто ей не нужна была забота и ласка. В общем, через два месяца, когда удалось сбежать на работу, решение уже созрело — раз не пофиг на нее только Димону, то и любовь свою она тоже будет дарить только ему.

На два фронта Катя жила почти полгода. Маленький Славик вырос, благодаря занятиям с Вадимом стал крепеньким малышом, неуловимо напоминающим отца чуть выдвинутым вперед лбом, посадкой головы, широкой улыбкой. Между ними установилась даже какая-то мистическая связь — когда у мальчика начали резаться зубки и он сильно затемпературил, Вадим примчался раньше «скорой», хотя Катя строго-настрого запретила няньке извещать мужа. Были и еще случаи, но они не умиляли, а злили, выбешивали.

Проблема была еще и в том, что связь на стороне становилось все труднее скрывать. Катя часто срывалась по мелочам, а недоумение Вадима вымораживало еще сильнее. За три дня до того дня у них состоялась дикая сцена с битьем посуды и переворачиванием мебели, но и тогда речи об измене не шло. Ее до самого последнего останавливало одно — в семье, конечно, Вадим был нюня и тюфяк, но в драке она бы поставила на него, а не на потихоньку жиреющего Димона.

Ну и тут та самая октябрьская пресс-конференция, транслируемая на весь город. Мэрия уже три дня на ушах, теперь и до нее очередь дошла.

Тему ей дали банальную — близились перевыборы в органы местного самоуправления, а в области Сапрыкиным были недовольны — город развивается плохо, инвестиции не дают нужного результата. А ведь в стране кризис, пора подумать о новых источниках дохода. Нынешний мэр, казалось, достиг потолка роста, а предполагаемый назначенец из области на последнем региональном заседании выступил с программой повышения доходов города и увеличением отчислений в федеральный бюджет на пятнадцать процентов.

Мэр все это время не то чтобы горевал или нервничал, он просто впал в какой-то ступор стал вял, замкнут, немного рассеян. Ему казалось, что Москва хочет вышвырнуть его за дверь как напрудившего под стол котенка — и это после стольких лет преданной службы.

И все же порой он смотрел в никуда и странно улыбался.

Накануне в одиннадцать утра Катя зашла согласовать детали пресс-релиза. Сапрыкин сидел в своем огромном красном кресле, сцепив руки на уровне рта. Его взгляд блуждал где-то далеко. Это был подтянутый мужчина лет за пятьдесят, с идеально уложенными на пробор волосами, красноватым рыхлым лицом. Но тот взгляд... Так, наверное, думала Катя, смотрит на тебя из темноты страшное чудовище, прежде чем вцепиться в глотку. Впрочем, с начальницей пресс-службы мэр всегда был подчеркнуто вежлив.

— Э... Петр Прокофьич... я не вовремя? — Катя замялась на пороге. Мэр, казалось, был сосредоточен на чем-то важном.

— Да... Извините, Екатерина Андреевна, я задумался. Вам что-то желательно узнать?

— Я просто... — взгляд Сапрыкина был еще жутче, чем обычно. Особенно в комплекте с улыбкой. — Хотела вот... пресс-релиз подготовили, хотели вам показать.

— А, вот в чем дело! Проходите, дайте взгляну.

Катя прекрасно видела, что Сапрыкин ничего не читает, а просто скользит взглядом по листам.

— Плохо, да? Добавить данных по социалке?

— Из социалки?... Нет, Екатерина Андреевна, все замечательно. Все просто чудесно... Знаете... Вы только не сочтите за бестактность...

«Полезет ебаться» — пронеслось в Катиной голове. — «Что делать? Дать? Но он уже отработанный материал...»

— Да, слушаю вас... — не своим голосом ответила Катя. Сапрыкин странно усмехнулся и снова уставился в точку перед собой.

— Вы не носите браслет, который я вам подарил. Не понравился?

— Нет, он чудесный честное слово, Петр Прокофьич, просто...

Как ему объяснить, что когда носишь браслет, ощущение такое, будто он под собой кожу сжигает? А когда она его снимала, то жутко порезалась и видела ночью черт знает что.

— Нет, я все понимаю, не объясняйтесь. Я не о том. Скажите, Екатерина... Допустим, вас хотят выбросить за борт люди, с которыми вы проработали много лет и считали их своими друзьями. И не просто выбросить, а еще и пинка под зад дать, как вонючему алкашу в чебуречной...

Катя тактично молчала, ожидая продолжения рассказа. Но Сапрыкин вдруг умолк и продолжал сверлить своими жуткими глазами пустоту перед собой.

— А ларчик просто открывался... — вдруг пробормотал мэр. — Терять-то все равно нечего...

— Петр Прокофьич, я...

— Да все в порядке, Екатерина Андреевна! — вдруг широко и радостно улыбнулся мэр. — Идите, готовьте свою пресс-конференцию. Поверьте, в этот раз она получится незабываемой. И не сочтите за труд — наденьте все же браслет — мне будет приятно.

Кате все это не понравилось. Обычно сдержанный мэр напомнил ей закодированного алкаша, решившего наконец нажраться в слюни. А такие типы всегда ей были отвратительны. Браслет надень, ага.

К четырем начали стекаться журналюги. Приехала даже областная бригада «вестей» во главе со скандально известным Глебом Самохиным. Судя по наэлектризованному полю отчуждения вокруг него и его команды — со временем ничего не забылось.

Было дано распоряжение всех накормить и напоить. Причем и до, и после. Сапрыкин в этот раз создал невероятные условия — внешней охране и охране на объекте запретили препятствовать перемещению прессы по зданию мэрии, можно было брать любые интервью в любом кабинете, все чиновники сидели по местам.

Но вечер перестал быть томным, когда к зданию подрулили три тяжелых черных тонированных «блэйзера» и посверкивающий хромом Хаммер Н3. Высыпавшие оттуда люди выглядели как агенты какой-то серьезной охранной структуры — мощные, двигавшиеся без особой суеты ребята, знающие, что надо делать. Сначала Катя подумала, что будут блокировать периметр, но подошедший Вадим уважительно протянул:

— Серьезная контора. Я таких никогда не видел. Наверное, «личка» или привезли что-то ценное.