МАНЯ

Вадик вышел во двор. Было ещё рано, и никто из ребят не гулял, только какая-то незнакомая девчонка стояла возле клумбы, разглядывая чахлые недавно распустившиеся розы.

Мама с утра затеяла генеральную уборку, а Вадика выгнала  «подышать воздухом, чтобы не путался под ногами».

Девчонка оглянулась и направилась к Вадику, но он с независимым видом зашагал к спортивной площадке: вот ещё, не хватало со всякими тут…

— Не бойся, — услышал он вдруг и даже притормозил от неожиданности.
Осмотрел двор. Бояться было нечего: ни собак, ни старших мальчишек, ни ворчливого соседа — вообще никого. Только эта незнакомая девчонка. Её, что ли, бояться. Да он и вообще не был трусом. Бабушка говорила, что мужчина может испытывать страх, но никогда не должен быть трусом. Он не мог этого объяснить, но  внутри себя что-то такое понимал. А сейчас и страх-то испытывать было не из-за чего.

Девчонка подошла к нему вплотную и протянула руку.
— Пойдём, что-то покажу.
Вадик завороженно взялся за протянутую ладошку. Рука была тёплая и какая-то немного сухая. Он вспомнил бабушкины руки — тоже всегда тёплые и сухие.  Ему очень нравилось ходить с бабушкой за руку, даже когда он стал  уже большим. И было почему-то не стыдно.

Девчонка  потянула его к выходу на улицу. «Со двора никуда!», предупреждала мама, но Вадик пошёл с этой странной девочкой,   чувствуя уютное тепло её руки.

Воскресным утром улицы были ещё тихие и пустые.
Только по противоположному тротуару навстречу им медленно шла  женщина.
Вадик вспоминал бабушку.

Он называл её бабушка Маня. Мама смеялась, говорила, что бабушка — Мария, Маша, и что у него откуда-то всплыли деревенские гены. Вадику не было дела до «деревенских генов», просто бабушка рассказывала, что так в детстве звала её мама.
И ещё ему казалось, что он чем-то на бабушку похож.
Когда он рассказал об этом, родители смеялись. Потом мама сказала: этого не может быть, она же  не родная.
Вадику стало обидно: как это не родная?! Мамина мама — не родная?
Она любила Вадика, как ему казалось, даже больше, чем его самые родные родители. Она гуляла с ним, кормила, рассказывала чудесные сказки и учила его весёлым песенкам. А грустные пела на ночь…
Она так вкусно жарила картошку! Правда, не очень часто, потому что мама ругалась и говорила, что жареное вредно, и что он и так толстый.
Не толстый, а крепкий, — поправляла бабушка и смеялась. Но картошку ему какое-то время не жарила.
А ещё он так любил с бабушкой играть! И когда они играли, бабушка, как ему казалось,  становилась маленькой, такой же, как он, и тогда имя Маня особенно  ей шло.

Женщина на противоположном тротуаре была уже близко, в тишине утра Вадик слышал шаги. Он всмотрелся: вдруг соседка — расскажет тогда маме, что он ушёл со двора…
На женщине было платье в мелкий цветочек, седые волосы заплетены в косы и уложены корзиночкой. Такую причёску Вадик больше ни у кого не видел. Бабушка каждое утро заплетала и укладывала косы, а мама говорила, что надо постричься, «чтобы не морочиться»…

— Бабушка! — закричал он, отпустил руку девчонки и метнулся на другую сторону улицы.
Женщина, словно не слыша этого крика, свернула за угол.

Девчонка догнала Вадика и легонько тронула за плечо.
— Она недавно умерла, да? … Тебя как зовут?
Он смотрел на её платье в мелкий цветочек. Поднял голову, встретился взглядом: глаза у девчонки были светлые, как будто немного выцветшие.
— Вадик.
— А меня Маня, — девчонка протянула руку.
Вадик улыбнулся и покрепче сжал тёплую сухую ладошку.