АНГЛИЙСКАЯ СБОРНАЯ

Сначала я путаю их с наемными убийцами Контроля. Но Блондинка и Брюнетка оказываются на самом деле моими давними поклонницами. Они просят, чтобы я написал автографы на их лбах несмываемыми чернилами. Потом вывозят меня из бара на улицу и предлагают покатать в сквере имени меня. Я не против ухаживания этих симпатичных девушек.

На дворе стоит поздняя осень.

Опавшие листья платана и ликвидамбара надломлено хрустят суставами под колесами инвалидной коляски.

Просторное сочинское небо порядочно затянуло... Словно сверху кто-то что-то трясет — и срываются первые капли дождя: хлоп, хлоп, хлоп...

В набухающих почками лужах на секунду отражается пролетающая куда-то на хуй стая голубей.

Девчонки подвозят меня к бронзовому постаменту, воздвигнутому в честь той легендарной победы.

— Это вы! Вы! — указывает Брюнетка пальцем на одного из одиннадцати игроков нашей великолепной, навсегда застывшей на постаменте команды.

— Да... это — я...

— Вы здесь, так молоды, — говорит Блондинка, — вам ведь здесь нет и двадцати...

— Семнадцать, — улыбаюсь я — мне было только семнадцать лет. И я был самым молодым игроком в составах обоих сборных.

— И самым талантливым...

— Во всяком случае, так принято считать после того матча...

— Расскажите! Расскажите! Ну пожалуйста, — умоляет Брюнетка. — Расскажите нам это пиршество в мельчайших подробностях!

— Да вы и сами прекрасно знаете эту историю.

— Далеко не все факты излагаются на уроках Истории в школе... кое что и замалчивается...

— Вы смотрели фильм «Семнадцатилетний капитан»?

— Я пересмотрела его десять раз, — говорит Брюнетка. — И это мой любимый фильм! Любимее «Унесенных ветром». Любимее, — говорит она, — «Форреста Гампа». Любимее даже — «Пролетая над гнездом кукушки». Григорий Синица, сыгравший вас, в нем просто великолепен.

— Григорий Синица, сыгравший меня, справился со своей ролью действительно бесподобно. Да только в фильме не больше правды, чем в бабушкиной басни, которую дедушка собственноручно достал из ее замшелой жопы...

— Тогда вы просто обязаны нам все в подробностях рассказать... — И Брюнетка трется носом своего красивого лица о мое некрасивое, поеденное оспой и шрапнелью; Блондинка гладит то, что некогда было моими ногами. 

— А может вам больно вспоминать? — говорит она. — Если вам больно вспоминать, то...

— Почему же... приятно. Не каждый день удается стать героем нации.

— А фантомные боли?

— Фантомные боли, — смеюсь я, — не мучают меня уже лет двадцать пять.

— Вы наш — герой... Вы — геееерооооооой, — и по лицу Блондинки текут слезы искренней благодарности...

Такое, знаете ли, всегда приятно видеть. Приятно, что тебя не позабыли, не бросили, не оставили — и не только заслуженный орден, прицепленный к левому соску золотой булавкой «На вечное воспоминание» как сказал Супер, но и искренние человеческие эмоции греют душу. 

И я рассказываю им эту историю. Просто, ясно, без пафоса, не занудно, с душой:

— Английская сборная не проиграла ни одного матча за всю историю Английской сборной, они поимели подряд бразильцев, аргентинцев, итальянцев... я уже не говорю об этих педиках — хорватах, а мы, как известно, были вечными неудачниками. Тянулись в конце турнирной таблицы. Организация Организованных поставило простую задачу: НЕ ПРОИГРАТЬ... в противном случае всем грозили расстрелом; времена были суровые; по улицам шныряли английские шпионы; гомогенность... ее омерзительный, созданный Пентагоном, вирус обступил со всех сторон границу необъятной страны. В такой обстановке нас устраивала даже ничья на своем поле. Команду собирали со всей страны. Никита Орлов был специально завезен с Урала. Вася Вавилов с горного Алтая, были ребята из Казани, Удмуртии и... даже Львова и клоны.

— Клоны Льва Яшина и Беланова?

— Конечно. Наш легендарный тренер... кстати, тоже был клон+клон

— Лобоновский+Романцев?

— Ох и задало же нам жара на тренировках это ебанутое двухголовое дихотомическое чудовище.

Нас тренировали больше года ради одного матча. Но дело того стоило.

Специально для одного единственного матча отгрохали 30-миллионный стадион. Он простирался до самых звезд, а днем, при свете солнца, можно было видеть, как с неба сыпется голубая штукатурка и кучевые облака застревают на наивысших ярусах этой впечатляющей конструкции.

17 апреля. Шесть часов вечера. Выходим на поляну, глядим.... Вернее, сначала слышим гул летящего низко бомбардировщика. Это ничем непередаваемый звук! И вот они уже сыплются с неба на парашютах... они были как ангелы Господние — в ризах, расшитых золотом и серебром; на головах — радужные нимбы, губы размалеваны... и они... значит, они... Господи, они... — Мой голос срывается от волнения. — Прижав свои бластеры и огнеметы к груди, они пели в унисон британский гимн...

— Только не говорите, что вам не было страшно, — говорит Блондинка восхищенно.

— Признаться по правде, я чуть в штанишки ни припустил... Но в дело вмешался Супер. А вы знаете Супера. Маленький, но сильный... сильный духом. Он поднялся со своего законного места на трибуне и сказал, сжав кулачки и подняв их над собой: МЫ ПОБЕДИМС... и это его мы «победим-с», и это его мы их «трахним-с», «мы их сейчас нормально выебим-с»... скорее даже не сказанное, а прошептанное для всех и не для кого... Для ИСТОРИИ!!!!!! — услышали все и каждый на 30-миллионом стадионе; он смотрел на Английскую сборную хмуро и решительно, как смотрел на своих неприятелей Одиссей, если верить переводу Вересаева.

И тогда страсть и решительность, почти боговдохновленность заполнили наши молодые, рожденные для подвигов сердца.

Оседлав своих механических акул мы бросились на оседлавших своих, в свою очередь, англичан... Ну и понеслось уебалово. 

Я не стал мешкать и бросился в разгоряченную толпу: мое механическое копье сходу пронзило Эду Тоду голову насквозь; моя акула перекусила пополам их легендарного капитана Верзилу Мартина Филлина.

Стадион восторженно взревел!

Но успех был недолог.

В следующую секунду меня сбил с акулы Большой Сукин Сын Рэквилл; это потом выяснилось, что у меня тройной перелом черепа... но я не почувствовал боли, зато почувствовал дыхание смерти. Это громадина, этот титан, этот английский геркулес, выросший в предместье Ливерпуля, — это машина для массовых убийств и Великих мерзостей на секунду затмил для меня свет солнца. Его двухсоткилограммовая кувалда, большая, как жопа Сатаны, вот-вот была готова превратить мою голову в кровавый блин, нашпигованный костяной крошкой.

Не завидная перспектива, не правда ли?

Тогда я и сделал то, что известно, как — «Финт Беликова»

— Вы выхватили свой «Потрошитель» и в одно неуловимое мгновенье вспороли брюхо Большому Сукиному Сыну Рэквиллу!

— Да. Кровь, кишки, желудочный сок, все это клонированное дерьмо, что он жрал в течении нескольких дней, — червивым градом посыпалось мне на лицо. На секунду я был ослеплен. В это мгновенье все и случилось. Акула Фостера хватила меня за левую ногу. Я начал бить правой: хуяк, хуяк, хуяк, хуяк, хуяк.

Я ударил ее в окровавленную зубастую морду не менее пяти раз. Но вы знаете этих акул, они ведь довольно прочные. В следующее мгновение она отхватила мне левую, а еще через несколько секунд пережевала и правую ногу.

И вот мне должен был настать пиздец...

Но вмешался в дело Вася Вавилов. Одним только выстрелом (а ведь это надо уметь!) из своего бластера он превратил Фостера и его акулу в кучку дымящего жидкого исходящего пузырями зеленого дерьма: один выстрел — две кучки; можно такое себе вообразить?!

Промедление стоило спасшему жизнь мне герою собственной жизни. Подкравшейся сзади Ланцелот разрубил Васю на две геометрически пропорциональных друг другу части.

На залитом кровью, дерьмом, внутренностями поле мы остались только вдвоем: он со своим двухметровым Эскалибуром и я... со своими ногами... вернее, без оных.

Всем стало все абсолютно ясно.

Он подскочил ко мне в два прыжка и поднял за волосы над землей. Тряхнул. «Смотрите, «Псы», на своего великолепного Семнадцатилетнего Капитана, — прогремел он на плохом, ломаном русском, — сейчас я сниму с него заживо скальп и оправлю по почте в свою необъятную коллекцию женушке в Лондон.

По трибуном прошла оторопь. Губы Супера превратились в бескровную полоску...

Но не стоило разглагольствовать Ланцелоту излишне пространно. Извернувшись в воздухе я схватил зубами его выпирающий кошельком кадык.

Дернул — раз. Дернул — два.

И вот он у меня во рту. А Ленцелот падает, значит, наземь; ножками, поскуливая, трясет.

Хана — Ланцелоту. Хана — Английской сборной. Мы победили... первый и последний раз.

На какую-то секунду наступила тишина. А потом, после тишины... после этого... после того, как стрелки на часах во всем мире на несколько секунд остановились в удивлении. Раздался рев, словно небеса рухнули, похоронив под собой Лондон, Париж, Нью-Йорк и Москву. Раздался топот тысячи ног, хлюпанье десятков тысяч чоботов. Меня подняли на руки. Понесли. И со всех сторон слышалось: вы наш спаситель, вы наш герой... ГЕЕЕЕЕРОООООООООЙ!!!!

Но вдруг все замерло, все остановилось — и бесчисленные человеческие толпы, как бескрайние воды перед Моисеем разошлись с тихим ропотом... Ко мне в мантии и горностая, накинутой на голое тело и болтая своим резиновым фаллосом до колен шел Супер.

Меня положили перед ним.

Он навис на до мной.

И вдруг сказал:

«Сынок, ты сейчас сделал великое дело» — и пластмассовые слезы обожгли его силиконовые щеки, оставив на них две глубоких и дымящихся борозды.

Он нагнулся и поцеловал меня в проломленный лоб.

Никто никогда не видел Супера плачущим!

И плакали все — организованные и организаторы, министерства, каноники, Синдикаты... Многодетная мать из Калуги, которая заложила первый камень на стадионе, и все ее сорок семь детей, — рыдали; казалось, плакало все — Солнце, звезды, небо, Луна. Птицы, звери, рыбы.... Весь необъятный мир, вся бескрайняя Вселенная плакали не от горя, страданий и лишений, но от умиления и радости...

Говорят (хотя могут и врать) плакали даже англичане в своей Англии.

Рыдал весь мир!

— А что было потом? — спросила Брюнетка тоже плача; слезы, тушь, капли дождя, пудра — все смешалось грязным бензиновым пятном на ее выпуклых щеках.

— А потом. Наследующий день... потом... маленькие, крашенные желтым цветом автоматы умандохали с Красной площади Мавзолей, а вместе с ним 7346 общественных сортира со всей страны.

«Мы превратим ваши земли — в сточные воды», — сказал по ТВ Желтый Враг — и началась священная, семидневная война.

Стадион, на котором состоялся матч смело с лица земли атомным взрывом.

— Но вас не забыли!

— Нет, нет... Трижды нет! Просторная двухкомнатная квартира в центре Сочи, бесплатное питание в местной столовой... три раза в день + полдник, по расписанию! Резиновая жена. Ежегодное письмо (в день победы над англичанами) от Супера...

Растроганные исповедью Вечно-Юного Сердца Брюнетка и Блондинка гладят меня по редким, косо уложенным и едва прикрывающим плешь волосам... а потом уходят, тая в тугих струях дождя... призраки...

Дождь и впрямь льет как из ведра. Я сижу на свой инвалидной коляске. Тщетно пытаюсь прикурить лайки-страйку...

И смотрю на обосранный голубями постамент.