Куличи

Пасха в детстве. Утро раннее до озноба,

краем поля — дорога, солнца пухлого сдоба,

раскрошили в траве яиц цветные скорлупки,

папа юн и кудряв, у мамы — новая юбка.

Три десятка лет впереди — до первой смерти.

Я тяну с оград повилики цепкие плети,

из моей руки выдирается жук отважный.

Солнце, люди, кресты, разговоры. И не страшно.

Тропка вьется к родному крыльцу, пылит ванилью,

расправляет грозный петух рыжие крылья,

лижет пальцы, целует в нос счастливый Пиратка.

Мне от тёти — Пушкин, «Христос воскрес!» и шоколадка.

От крестильного, — до последнего, на погосте — я ещё в пути.

Но легко представить, как гости

по весне однажды за город встретиться едут:

мне подарят кулич, цветов и живую беседу.

На траве — гранёный с водой и горбушка хлеба,

это даже больше, чем надо — другого не требуй.

Чей теперь черёд? Накрывает ночь ужасом липким...

А пока надо мною месяц — от сдобы скибка.

Вынимаю кулич из печи, лью сверху помадку.

Вот и всё. Помыть посуду, выпить с устатку

по глотку: за здоровье мамы, мужа и сына.

Дай им, Боже, прошу, счастливой жизни и длинной.

И ещё храни бывшего друга — мою потерю,

и прости, что он ни в Тебя, ни в меня не верит.