ФОТОМОДЕЛЬ (рассказ художника)

Воскресный вечер начинался как обычно, как и десятки других из года, прожитого мной в Москве. Заказчик моей работы Владлен — супер-пупер-мегаолигарх — пригласил меня в элитный ресторан, по дороге мы заехали в модельное агентство, там он взял пару девушек на свой вкус. Они оказались с одинаковыми именами, и по разнице в росте мы стали их называть между собой Таней-маленькой и Таней-большой. Влад выбрал «большую», мне же досталась «маленькая», и я не был в претензии, обе модели были красавицами, искать изъяны в их внешности не приходилось. Мы ели и пили, шутили, танцевали, потом водитель отвёз нас на ближайшую к ресторану квартиру для свиданий, таких у олигарха было несколько.

Без излишних подробностей скажу, что в совсем раздетом, натуральном виде Таня-маленькая показалась Владу намного привлекательнее Тани-большой, спьяну он психанул, оделся и, выходя, напоследок изо всей силы шваркнул дверью... Мы остались втроём, я был растерян и, честно, не знал, что делать с этими голыми молодыми девахами. И вдруг Таня-большая упала на кровать и разрыдалась, дав волю одной ей внятным чувствам. Я и «маленькая» стали её, как могли, успокаивать. «Большая» лежала на животе, поджав длинные ноги и обхватив руками подушку, и безудержно и горько плакала... Длинные волосы, закинутые вперёд, открывали её высокую шею, и я, глядя на обнажённое, содрогающееся в плаче и прямо-таки идеальное тело девушки, жалел её очень... Раньше модели, с которыми знакомил меня Владлен, казались мне бездушными говорящими куклами с моргающими глазами, были они улыбающиеся, я бы даже сказал — профессионально циничные, нестеснительные. Но теперь во мне что-то изменилось, нагота девушки уже не волновала меня, как ещё минуты назад, и она казалась мне маленькой обиженной девочкой. Что-то вроде отцовского чувства неожиданно проснулось в моей душе, хотелось по-отечески успокоить, погладить её по головке, сказать утешительные, тёплые слова, и от сочувствия даже сердце заныло...

А тут вернулся Владлен. Не снимая мокрый от дождя плащ, не обращая на нас внимания, он прошёл к окну и, стоя спиной к нам, закурил. Таня-большая перестала плакать, вытерла слёзы и подошла к Владу, «маленькая» последовала за ней. Они стояли с обеих сторон, обнимали и прижимались грудями к его мокрому плащу — хотели сгладить, видно, ситуацию понятным им женским способом, говорили об этом шёпотом, но я многое слышал из более чем понятных предложений. Ещё они просили не докладывать их «начальству» о случившемся, иначе могут потерять такую хорошую работу...

 

— Одевайтесь и пшли вон!.. — сказал он решительно и со злостью.

 

Когда дверь за девушками закрылась, Влад достал из бара бутылку виски и налил по стопке — выпили.

— Нет, ну какие твари... испортили такой вечер! Давай поедем к тебе в мастерскую, посмотрим эскизы, а то эти шлюхи в душу насрали... Что молчишь?

— А что говорить? Поехали...

Он прихватил с собой недопитую бутылку виски, и мы вышли из квартиры...

А теперь, пожалуй, можно вернуться к самой предыстории моей московской жизни до этого воскресного вечера. Весной девяносто четвёртого года известный сырьевой магнат Владлен Юрьевич, разыскав меня через общих знакомых, сделал мне предложение: выполнить интерьеры для жилого комплекса на окраине Москвы, где он планировал проживать с семьёй. Я подумал, посоветовался с родными и дал согласие. Мы с ним составили договор, где прописали все условия, сроки выполнения работ, порядок оплаты, размер гонорара. Через неделю заказчик отстегнул хороший аванс, я оставил деньги своим близким и прибыл из Воронежа на работу в белокаменную...

Ежедневно вечером, уставши, я перед сном перечитывал любимые книги, которые взял с собой, разговаривал по телефону с женой и детьми, и невольное одиночество помогало думать о творчестве, о своём месте в нём, о смысле моей жизни. В выходные дни ходил по музеям, театрам, паркам и кино или просто без всякой цели гулял по Москве, обильно украшенной неоновой рекламой, рассматривая в вечернее время загадочно, порой инфернально подсвеченные прожекторами и фонарями старинные здания в центре города.

Владлен Юрьевич был вполне доволен результатами проектирования и для «разрядки», чтобы я не зачах от монашеского образа жизни, и в виде поощрения брал меня с собой на вышеописанные вылазки в какой-нибудь элитный ресторан. Но вот интерьеры были отрисованы, и я приступил к подбору отделочных материалов, целыми днями пропадал на Фрунзенской набережной, где недавно построили выставочный комплекс для демонстрации и продажи под заказ эксклюзивных отделочных стройматериалов из Италии, Испании, Швеции и других стран.

В один из таких дней я выбирал в выставочном павильоне итальянский кафель, и моё внимание привлекла девушка, занимающаяся тем же самым, она разглядывала коллекции и что-то записывала в блокнот. Одета она была вызывающе, а если точнее сказать, то одежды на ней было по минимуму приличия — да, наряд был явно пляжным, вот только моря поблизости не наблюдалось. В её пупке рассыпал искры бриллиант, преломляя солнечный свет и бликуя в разные стороны. Овальная форма лица, губки бантиком, прямой нос с гранёным кончиком, на глазах солнцезащитные очки; чёрные волосы, небрежно скреплённые сзади в «хвост», завершали её образ.

Девушка подозвала продавца-консультанта, и они о чём-то оживлённо заговорили.

— Вероника, видите вон того молодого человека? — и продавец показала в мою сторону. — Он известный специалист по интерьерам, поможет вам, даст хороший совет. А я в отделке плохо разбираюсь. Подойдите к нему, не стесняйтесь, его зовут Александр.

Девушка скользящей походкой, держа прямо голову и спину, как будто аршин проглотила, направилась в мою сторону. Казалось, она идёт приглашать меня на «белый танец» — и через минуту мы закружимся с ней в вальсе... И потому я тоже машинально приосанился.

— Александр, меня зовут Вероника. Наталья Николаевна сказала, что вы хороший художник интерьеров и поможете мне выбрать плитку...

Я смотрел с восхищением на эту неземную красавицу, был удивлён и чуть ли не счастлив, что ей понадобилась именно моя помощь. От волнения я даже не нашёлся сразу с ответом, а она добавила: 

— Я хорошо заплачу, не беспокойтесь...

— А я думал, что мы с вами коллеги... видел, как вы рассматривали коллекции и что-то зарисовывали в блокнот.

— Я занимаюсь отделкой своей квартиры, смотрю журналы, подбираю цвета. А вот с кафелем зашла в тупик: два небольших помещения — душевая на втором этаже и ванная, ума не приложу, что с ними делать! — пояснила ситуацию Вероника.

— Чтобы всё правильно продумать и подобрать материалы, необходимо знать параметры помещения: ширину, длину и высоту; есть ли окна, где расположена дверь, какое там планируется ставить инженерное оборудование и как... У вас есть такая информация?

— Нет. У меня есть только квадратные метры пола и стен, — с грустью сказала девушка, сняла очки, глядя своими карими, почти чёрными глазами мне в глаза; с надеждой в голосе спросила: — А если мы сейчас поедем ко мне и всё на месте посмотрим, вы мне поможете?

И опять поспешила добавить:

— Я хорошо заплачу... Есть у вас время возиться со мной и моим кафелем? 

Конечно же, я, не раздумывая, согласился, сказав, что на сегодня свою работу закончил и абсолютно свободен. И готов был ехать с этой Афродитой куда угодно, хоть к чёрту на рога, лишь бы побыть с ней как можно дольше. Из павильона мы прошли на автостоянку, она нажала кнопку на брелке сигнализации, раздался звуковой сигнал в ответ, и я увидел её машину — Toyota Land Cruiser 80. Я как-то даже весь напрягся, запереживал, настороженно сел во внедорожник... откуда у неё такая дорогая машина? А если вот эта красавица, допустим, бандитская жена, и муж, какой-нибудь криминальный авторитет, дал ей «крузак» проехаться за покупками...

Я с некоторой тревогой, наверное, вопросительно посмотрел на Веронику, и она, словно прочитав мои мысли, сказала:

— Вижу, Александр, вам интересно, замужем ли я? Отвечаю — не замужем! Но у меня есть друг, мы встречаемся... это я для ясности. Одно неудобство: он испанец, живёт у себя на родине, недавно вот уехал, и теперь ждать его целый месяц...

И сразу мне стало легко на душе, великое дело — ясность, и на радостях я предложил:

— Вероника, а давайте перейдём на ты, нам будет проще общаться. Думаю, я не на много старше вас, мне-то всего тридцать пять.

— Что ж, давай на ты. Я тоже не молоденькая, мне двадцать шесть, почти ровесники... — она улыбнулась и, видя, как я осматриваюсь в салоне, сказала: — А машина папина, у него строительный бизнес, он уже год как в Америке работает.

— Если не секрет, а кем ты работаешь? Такую прекрасную девушку в музее показывать надо, чтобы люди любовались и восхищались, — не стал экономить я на лести. — Природа вообще-то не такая щедрая на людскую красоту, но на тебя, гляжу, не поскупилась...

— Я как раз тем и занимаюсь, что с утра до вечера себя показываю. Модель, то есть, точнее, фотомодель.

— Для журналов фотографируешься?

— Ну да. Но не только снимаюсь для «глянца», а ещё в телерекламе... — и сказала просто, без тени хвастовства: — Да всё метро моими портретами уклеено... Выходим, приехали!

Я взял из машины купленные десять минут назад необходимые для работы линейки с угольниками, карандаши, кисти, краски, бумагу и чертёжную доску.

— Проходи! — сказала она, открыв входную дверь.

Переступив порог, я был ошеломлён увиденным. Большая гостиная в два света с камином, вокруг которого закручивалась деревянная лестница на балкон второго этажа; паркетные полы из дубовой морёной клёпки, покрытые толстым слоем глянцевого лака. Стены в декоративной штукатурке, местами замысловато облицованные розовым с белыми и красными прожилками мрамором, а из стенных ниш выглядывали скульптуры знаменитых античных героев и богов...

— Саша, что ты застыл? Сбрасывай «колёса» и пойдём на кухню, разложим всё это барахло, а я кофе сварю! — скомандовала мне модель, не чета предыдущим, Владленовским.

Я начал не с кофе, а сделал замеры ванной и душевой на втором этаже, потом на первом уже этаже, на кухне, из столика для завтраков сделал себе рабочее место, положил на него чертёжную доску, кнопками закрепил лист ватмана, приготовил карандаши, линейки и угольники, ластик и сразу приступил к работе. Вошедшая Вероника (она ходила переодеваться) в белой длинной футболке, надетой на голое тело и с большим треугольным вырезом для головы, с добродушным возмущением сказала:

— Саш, куда ты торопишься? Давай кофе попьём сначала, а потом будешь рисовать!

— Да нет, я не тороплюсь, в полном твоём распоряжении!

— Вот и замечательно!

И она стала что-то искать в кухонных шкафах, так сильно наклоняясь, что мне были видны её ягодицы, почти съевшие чёрные трусики. — Куда мать убрала эту турку, ума не приложу! Отец очень любит кофе, а ему нельзя — сердце... И он уже давным-давно в Америке, а привычка у матери осталась, как у жены алкоголика, которая прячет от мужа водку... Ну, наконец-то нашла! — радостно закричала она...

В воздухе ещё витал аромат выпитого кофе, а я уже рьяно трудился над интерьером ванной комнаты. Вероника с нескрываемым восхищением, едва ли не с восторгом наблюдала за мной, то выглядывая из-за моей спины, то садясь на стул сбоку, а то напротив меня, подложив под себя ноги; и когда привставала на стуле, наклоняясь над рисунком, я видел её груди в вырезе футболки. На её глазах происходило волшебство: на чистом листе бумаги проявлялась ванная комната, одетая в выбранный нами кафель...

— Всё, готово! — я убрал сухой кисточкой с рисунка последнею капельку воды с краской, спросил её: — Ну как, тебе нравится?

— Ты даже представить не можешь, в каком я сейчас нахожусь состоянии! Я такого никогда в жизни не видела... Наблюдала, конечно, как рисуют уличные художники городской пейзаж или портреты там, но чтобы свои фантазии из головы... да ещё, чтобы выглядело всё как живое — нет, такого даже вообразить не могла! — она сзади обняла меня, грудью слегка прилегла на мою спину и смотрела из-за плеча на рисунок. — Нет, это чудо!..

— Да я и сам к этому не могу вполне привыкнуть: вдруг из ничего в твоём сознании рождается образ, потом проецируешь его на бумагу, и он отрывается от создателя, живёт уже самостоятельно... Наверное, это и есть творчество. Знаешь, в моей работе главное не заставлять себя, необходимо какое-никакое, а вдохновение. И ты даже не представляешь, как вдохновляешь меня!..

Я повернул голову и посмотрел ей в глаза, но она не смутилась, а предложила:

— А давай коньячку выпьем за нашу встречу, мой испанский друг привёз отличный коньяк, «Карлос Первый империал» называется!

Она достала из бара бутылку, похожую на графин, и два тюльпановидных бокала, со знанием дела разлила граммов по пятьдесят, и несколько минут мы вдыхали чудесный букет напитка, согревая его, держа в ладонях «тюльпаны», пропустив ножки между пальцев, а потом звякнули за знакомство и медленно, наслаждаясь вкусом, выпили.

— У меня есть к тебе предложение, и уж не знаю, как ты к этому отнесёшься... Можешь выполнить моё желание? — интригующе спросила она.

— Готов выполнить любое твоё желание! — заверил я её и, спохватившись, добавил: — Но с балкона прыгать не буду...

— Жаль, а я как раз об этом и хотела тебя попросить! — засмеялась она. — Не бойся, шучу! А хочу я, чтобы ты акварелью что-нибудь на мне нарисовал...

И она, скрестив руки и взяв ими низ футболки, быстрым движением вверх сняла её, оставшись в одних трусиках: — Всё, что до пояса, твоё — рисуй! Танга снимать не буду, мы не настолько близко знакомы, а если краской испачкаешь, так они чёрные, не видно будет!..

И я рисовал осьминога... Трусики сделал центром композиции, превратив их в голову морского чудища, и захватил для этого ещё и часть живота с пупком и бриллиантом в нём, сделав из него глаз. Одно щупальце свернул кольцом вокруг левой груди Вероники, другое нарисовал касающимся соска её правой груди, они были у неё острые, как лисьи мордочки, смотрели в разные стороны, и когда я их касался, вздрагивали и двигали «носиками», будто обнюхивают кисточку. Шесть оставшихся «ног-змей» изобразил на живом холсте обнимающими шею, талию и бёдра моей модели. Боди-арт — волнующее искусство, скажу я вам...

— Саша, ну долго ещё? Мне не терпится посмотреть, что получилось!

— Всё! Он уже ползёт по тебе, обхватывает! Иди, любуйся! — положил я кисточку в кружку с водой и стал отмывать руки от краски.

Через пять минут она вернулась с видеокамерой:

— Саша, ты должен это, не знаю какое, чудо снять! Завтра девчонкам покажу — обзавидуются!.. — протянула она мне камкордер SONY...

Вероника делала на камеру «волну» разведёнными в стороны руками, как бы перекатывая через плечи мяч с одной руки на другую, извиваясь при этом всем своим гибким телом. И было ощущение, что спрут двигается и своими щупальцами поочерёдно раскачивает то её левую, то правую грудь — и всё это я записывал на камеру, не переставая любоваться удивительной девушкой... Мы были знакомы всего несколько часов, а уже настолько понимали и чувствовали друг друга, будто знались много-много лет.

— А теперь моя очередь, и я хоть и не художник, но очень-очень хочу что-нибудь нарисовать на тебе... Снимай рубашку!..

С четверть часа Ника самозабвенно что-то рисовала на моей груди, от усердия у неё даже выступили капельки пота на носу и на лбу.

— Всё, устала... Оказывается, столько нужно терпения для рисования! Нет, не получилось... Ты иди, смой всё это, а я сейчас растоплю камин, возьму нам чистые полотенца и приду к тебе в ванную...

С этими словами она, убегая в гостиную, в некой досаде бросила кисточку на стол.

«Приду к тебе в ванную?!..» Эти слова отозвались во мне какой-то внутренней дрожью, так что я не сразу смог двинуться с места — да, от предчувствия того, что вот-вот произойдёт между нами...

Я стоял под душем в джакузи и всё никак не мог выдавить толком гель, проливал, руки дрожали от волнения. Зашла весёлая Вероника, нижняя часть головы осьминога исчезла с её тела, осталась только верхняя с бриллиантовым глазом, теперь щупальца выглядели обрубками. Она повесила полотенца и встала со мной под душ...

И случилось то, что случилось... Надрываясь, время от времени звонил где-то на втором этаже телефон. Мы лежали у камина на шкурах кабарги, обнажённые, умиротворённые, лениво листали женские журналы с фотографиями Ники — да, Ники, моей победительницы! — в разных пёстрых авангардных нарядах от кутюр. Неторопливо потягивая коньяк, я украдкой рассматривал её. Всё-таки как она похожа на Венеру, богиню любви с картины художника Веласкеса «Венера перед зеркалом», как будто художник, живший в семнадцатом веке, писал картину именно с Вероники. И любуясь ею, я осязал всем существом своим, естеством, как к сладострастью моему примешивается какое-то полузабытое, но воскресшее сейчас переживание, воплощающее любовь иную, возвышенную, и если бы кто-нибудь сказал, что это во мне говорил половой инстинкт, я бы дал ему в морду...

Жар камина, однако, приземлил мою душу, и я уже явно ощущал себя цыплёнком на гриле, вот-вот покроюсь золотисто-коричневой корочкой.

— Припекает! Нужно опустить стекло, — она привстала, поворотом специальной ручки прикрыла устье панорамной заслонкой из огнеупорного стекла. А телефон не умолкал. — Я наверх, за трубкой... кому ещё надо?! Два часа ночи же! А может, маме плохо?..

Она вскочила, быстро стала подниматься по лестнице на второй этаж — и я, приподнявшись на локте, проводил её без преувеличения обожающим взглядом...

Выяснилось, что так настойчиво звонит «испанец», будто чувствует измену... Ника сидела на козьих шкурах, одну ногу вытянула, другую подвернула под себя, а я, как на подушках, лежал головой на её бёдрах. Лежал и смотрел на неё снизу вверх, а она разговаривала, причём по-испански, прикладывая указательный палец к губам в те моменты, когда я излишне давал волю рукам, лаская или пощипывая её «лисьи мордочки» за носики...

— Откуда ты знаешь испанский? И что означает «que paso»? — спросил я, когда она попрощалась с «амиго».

— Да я же инъяз закончила, знаю три языка — английский, немецкий, испанский тоже. «Кепасо», если слово использовать в разговоре, означает «что случилось?»

— Ты так часто повторяла «кепасо», что я запомнил это слово... И как зовут твоего «амиго»?

— Леонсио! Он испанский аристократ, я завтра в Шереметьево поеду его встречать. Прилетает в девять утра, поэтому я и спрашивала — «что случилось?» У нас же через месяц назначена свадьба, но что-то пошло не так, и церемонию назначили на две недели раньше... Дней за пять он уладит свои дела в Москве, а потом вместе уезжаем в Испанию, — как о чём-то будничном сказала, а вернее, огорошила меня Вероника... А я-то думал, что обрёл, наконец, настоящую подругу и что нам будет очень хорошо вместе... и много о чём ещё мечтал, и было даже предчувствие больших перемен в моей жизни — несбыточных, как оказалось. А она выбрала испанского графа и свой выбор из-за какого-то адюльтера менять не собирается. Собрав, как говорится, волю в кулак, приглушил ревность к этому незнакомому человеку, что теперь ревновать?..

Я разлил остатки коньяка, и мы, не сговариваясь, залпом осушили бокалы. Мне по-детски хотелось плакать — лишнего выпил, понятно, оттого и чувствовалось всё куда сильнее, а особенно же ощущение потери близкого мне, почти родным ставшего человека... Но раскисать было тоже поздно, я обнял испанскую невесту, она положила голову мне на плечо, и мы крепко уснули.

Ранним утром проснулся, пошёл в ванную и, вставая под душ, смотря в зеркало, обнаружил, что всё моё тело усеяно прилипшей волоснёй кабарги, и куда она только не забилась, эта длинная козлячья шерсть... вот и вся любовь, как говорится. Приняв душ, я разбудил чужую невесту, пошёл на кухню, включил чайник...

После завтрака она довезла меня до мастерской, мы обнялись, поцеловались, в её растерянных глазах я увидел слёзы.

— Ты знаешь, я всё думала... я, наверное, не люблю Леонсио. У меня к нему совсем другое чувство, только теперь я это поняла...

— А тогда зачем замуж за него выходишь? Получается ведь брак по расчёту, и... может, лучше всё отменить? Неужели не можешь?..

— Поздно уже что-то менять... он мой жених для многих, слишком многих. А у нас не принято отменять контракт... Нет, прости, так будет лучше и для нас с тобой.

И с этими словами она ещё сильнее приникла ко мне, поцеловала и, оттолкнувшись как-то бессильно от меня, пошла к машине, не дав мне ни малейшей возможности возразить...

 

...Спустя год — никаких перемен в моей жизни. Я по-прежнему работаю на Владлена Юрьевича, только задача усложнилась, теперь я проектирую вместе с финнами интерьеры огромного офиса для его компании. По контракту «чухонцы», как называет финнов Влад, являются строительными подрядчиками.

Вероника при прощании подарила мне видеокассету (какую я довольно часто смотрю), снятую в тот уже далёкий сказочный вечер, где она танцевала с осьминогом на теле, и острое сожаление о несбывшемся нет-нет да и настигает меня...