Независимость (на конкурс)

Он шел не спеша. Мысли, словно змеи, путались в отяжелевшей голове.

Как же все это опротивело! Неимоверно. Сколько еще дней, месяцев, быть может, даже лет надо протащить на своем горбу, чтобы достичь, – нет, не счастья, – а хотя бы какого-нибудь, пускай самого жалкого и ничтожного, покоя. Отчего ему, человеку в общем-то не плохому, приходится столько страдать, столько мучиться и стенать от душевной боли? Разве заслужил он это? Никто такого не заслужил. А уж он и подавно.

Мысли сгущались подобно грозовым тучам. Электрических вспышек, однако, ждать не приходилось. В черепной коробке находилось место только для заунывной бесцветности.  

Внезапно Он увидел соблазнительно поблескивающую бутылку Джина, разительно контрастирующую с сероватым внешним миром. Вокруг никого, только Он и Джин.

Аккуратно подняв волшебный сосуд, Он с легкостью откупорил пробку и боязливо прислонился губами к горлышку.

Божественный нектар обжег иссохшее горло, взбудоражил утомленное повседневностью сердце. Одним духом опорожнил Он бутылку и с непривычной бодростью направился дальше. Ноги его самостоятельно, без какого-либо контроля ускорили шаг, а из ушей теплыми струйками полился свинец, освобождая раскаленный череп от гнетущей тяжести. Мысли, внезапно, тоже прояснились: ведь не так уж и подла жизнь, ведь и для него, маленького человека, обязательно найдется свой островок счастья.

С еще большей внезапностью возникла из-под земли вторая бутылка Джина. Внешне она практически ничем не отличалась от своей предшественницы, но одна перемена все же была: бутыль заметно прибавила в размере, нарастила стеклянные бока.

Радостно откупорив новый дар, Он в блаженном экстазе вылакал и его до последней капельки.

Теперь Он бежал. Сам не знал – почему, но ноги, эти дряхлые куриные лапки, сами несли его вперед. Узкое кольцо мыслей неожиданно разомкнулось, и извращенно-странноватая независимость от действительности, так страстно желанная всего несколько минут назад, вдруг сама, словно шелковый платок, покрыла горящую от выпивки голову.

О, ему хотелось выпить еще! Безумное желание обуяло все его существо, вычистило сорняки мыслей с огорода рассудка и подчинило все его силы служению примитивным инстинктам. Он уже не бежал, а летел. Орлиным взглядом выискивал изумрудный блеск бутыльной поверхности. Словно сумасшедший, протянул руки вперед и жадно хватал лоскутки воздуха.

Бац! Всем телом Он впечатался в толстую стеклянную стену. С неимоверным удивлением осознал своим притупившимся, словно бы изнасилованным разумом, что оттенок, этот матово-зеленоватый оттенок ему до жути знаком. Не его ли Он часом и искал?

Огляделся. И, к своему ужасу обнаружил, что находится в причудливой зеленоватой камере из стекла, сужающейся кверху в странную башенку. И в этой самой башенке еще виднеется бледноватый, но все-таки реальный, земной свет, а не призрачно-мистическая затенённость сего карцера.

Он должен бы был сообразить, где очутился, однако голова его отныне исполняла сугубо косметическую функцию.

С дьявольским, беспощадным щелчком закупорилась пробка. Камера погрузилась в вечную полутьму.