Воскресенье. Глава 2. Часть 4
Ушло солнце: над городом появился полумесяц, его свет линиями упал на гладь воды. Из тайги раздался голос сойки. Она осторожно повела клювом и спряталась за кронами деревьев. Совсем рядом прошли два человека. Громко по пыльной дороге шоркали его башмаки, почти бесшумно плыли ее босоножки.
— А я думаю, Евгения Марковна, не придет он, — Сухов приподнял ветку, пропуская Женю. Отмахнувшись, девушка прошла вперед, дерево же садануло парня по лицу, едва не сбив с ног. — Вор они и есть вор, и слово его — воровское, — вытер лицо подолом серой футболки Олег.
— Цыц, — шикнула девушка, дернув голыми плечами и поправляя лямку голубого сарафана, — не придет — посажу, глазом не моргну. Он об этом знает.
— Ребята, ну, где вы ходите, ищу, ищу, а вас нет!- Подкрался сзади Карасев.
— Тихо! — Закрыл рот Жене ладонью Олег. Сотрясая кулаком воздух, Круглова явно испытывала гнев, но крепкая рука механика мешала ей полноценно выразить эмоции.
— Убью, — только прошипела она, когда Олег опустил ладонь и поправила убранные в хвост волосы. — Опаздываете, Карасев.
— Ну, уж простите, дела, — развел руками мужчина, театрально снимая кепь. Одна, что ли, у него одежда была? Те же пыльные брюки, пыльные ботинки и та же темная футболка. Не хватало только фартука. Женя брезгливо поморщилась.— Слушайте, Евгения Марковна, я тут подумал: она ведь не глупая женщина была, Елена Павловна.
— Это ты сейчас к чему? — Насупился Олег, засунув руки в карманы черных брюк.
— А к тому, что вряд ли бы она что-то важное дома хранила.
— И? — Нетерпеливо топнула ногой Женя, скрестив руки на груди.
— Он хочет сказать, что там ничего нет, — ответил за мужчину Сухов. — Просто струсил. Идти не хочет.
— Так, ты поаккуратнее со словами, щегол, а то я тебя научу родину любить, да старших уважать.
— Ой-ой, — усмехнулся Олег, — да мой отец, таких как ты, в 42-м...
-Так, хватит! — Рявкнула Женя. — Устроили тут. Ноги отстрелю. Держи мешок и иди, Карасев. Потом разберемся.
— Обманет, ох, обманет. Еще и колье прижучит, — нахмурился Олег, когда Карасев скрылся за деревьями.
— Не прижучит, что за жаргон?! — Воскликнула Женя. — Я его предупредила. Посажу, если что.
Прошло минут пятнадцать, как Карасев скрылся в доме, когда к избе подъехал желтый милицейский «Москвич» . Не погасив мотор, водитель выбрался из машины — это был сам полковник Давыдов, при полном параде. Помявшись перед забором, он повернулся в ту сторону, где стояли Женя и Олег, снял фуражку. Улыбнувшись, мужчина театрально поклонился и указал на машину. Затем со строгим видом постучал по кобуре, надел фуражку и вернулся в автомобиль.
***
— Присаживайтесь, товарищи, — уже в кабинете сказал полковник, не проронив за всю дорогу ни слова, — чаю, может быть? — Он включил лампу, направив ее на Женю. Девушка прикрыла лицо, щурясь от яркого света.
— Может быть, вы объясните, что происходит?— Вкрадчиво спросил Олег.
— А, я тебе объясню, — уже теряя терпение, сказал Давыдов, и вдруг так сильно грохнул кулаком по столу, что Женя испуганно вздрогнула. — Я тебе сейчас объясню, и вам, Евгения Марковна, тоже! — Он раскрыл папку на столе и бросил перед девушкой листок, исписанный мелким почерком. — На, читай!
Едва бросив взгляд на рукопись, Женя закрыла глаза. Сердце Кругловой откатилось далеко вниз.
Заявление
«Я, Скляр Эмма Эдуардовна, сообщаю вам, что в отношении моего сына, Скляра Виктора Сергеевича, были совершены незаконные действия со стороны участкового, товарища Кругловой Е. М. В частности, под угрозами, Круглова Е. М принуждала моего сына незаконно пересечь государственную границу Советского Союза и Финляндии...»
Женя не могла поднять глаз. В горле застрял огромный ком. Катастрофа. Это конец.
— Это что вообще такое?! — Возмущенно воскликнул Давыдов. — Вы с ума сошли, какая граница?! Вы же советский милиционер, а занимаетесь черти чем! Сначала дело Ракицкой ей подавай, теперь это. Я еще молчу, как вы сюда попали!
— Не надо... — тихо попросила Женя, чувствуя, как кружится голова и стучит в висках. Казалось, даже Брежнев с портрета осуждающе смотрит на нее, из-под густых бровей, в этом пропахшем старой бумагой кабинете.
— Надо, почему не надо?! — Давыдов пролистал папку дальше. — Вот, пожалуйста. «Лейтенант Круглова Е. М, совершила преступное действие по отношению к Бекетову А. А, ударив его по голове бутылкой...».
— Я... Я... Он... Товарищ полковник... — по телу пробежала дрожь. Женя вдруг почувствовала себя очень маленькой. Дернув худыми плечами, она попятилась и без сил упала на стул, опустив голову на острые коленки и схватив ее руками.
— Нет, Круглова, такие как вы, мне не товарищи! — Погрозил пальцем мужчина. — Подумать только, ребенка, принуждать пересечь границу, зачем!? Вы можете мне объяснить?!
Женя подавленно молчала не в состоянии сказать ни слова. Ее лицо покрылось красными пятнами: как стыдно, она не испытывала такого, кажется, с первого класса.
-Товарищ полковник, — вскочил Сухов, но Давыдов жестом усадил его на место.
-Сядьте, молодой человек, с вами я потом разберусь.
-Да не надо со мной разбираться, Скляр — бандит и малолетний уголовник, об этом все знают, а не сидит он только потому, что кто-то его прикрывает. А может, вы знаете, кто?
— С-с ума что ли сошел, ну-ка, сядь на место! — Вскочил Давыдов.
-А если нет, что — посадите? Валите все на молодого сотрудника, а у него опыта ноль, во! — Показал пальцем Сухов. — А вы — не товарищ, не товарищ. Олег схватил Женю за руку и направился к выходу. — Идемте, Евгения Марковна.
— Так, ну-ка, отставить! — Вышел из-за стола Давыдов. — Шагом — марш отсюда, — он вытолкал парня за дверь и вздохнул. — Устроил тут, дело в Пенькове, понимаете ли.
— Вячеслав Анатольевич... — по-прежнему не поднимая головы, простонала Женя.
— Так, моя дорогая Евгения Марковна, — вернулся за стол мужчина, — вот это, — он положил заявление обратно в папку, — я пока уберу. Поймаю Скляра в лицо его матери кину. А вам впредь советую подумать: когда, к кому и зачем идти, и вообще, — полковник сделал паузу, — лучше советоваться со мной. Поймите, вы хороший сотрудник и да, я сомневаюсь, что этот молодой человек получил по шапке ни за что, просто так. Но милиционеру нужна холодная голова, расчет. Понимаете?
— Да, понимаю, — ответила Женя.
— Евгения Марковна.
— Да?
— Ну, посмотрите на меня.
— Нет, — покачала головой девушка.
— Чего так?
— Стыдно, — шмыгнула носом Круглова.
— Ха- ха, вот тебе раз, — рассмеявшись, взмахнул руками Давыдов, — прилетел же подарок. Чудо вы наше. Эх, дети, дети. Идите домой, Евгения Марковна, отсыпайтесь. Я надеюсь, мы с вами друг друга поняли.
***
Круглова дошла до реки и присела у берега, распустив волосы. Как же страшно быстро колотилось сердце, а в голове звучал голос Давыдова. Какой кошмарный позор. Советский милиционер бьет людей бутылкой, едва не влезает в чужой дом, а теперь вынуждает ребенка перейти границу, ужас!
"Ты чудовище, Евгения Круглова,«— сказала Женя своему отражению в воде. — «Советский милиционер так не поступает».
А как же быть?
Бекетов получил по заслугам, Скляр — бандит, пусть и маленький, Ракицкая попросила узнать правду, а без ее дома это невозможно, так что же она, Евгения Круглова, делает не так? Давыдову она не товарищ, для отца — позор, как же быть дальше? Что же делать?
Боль в висках стала невыносимой, и Женя, сложив руки чашечкой, набрала в них прохладную воду и сполоснула лицо. Никогда, никогда она не забудет того чувства стыда в кабинете у Давыдова. Хотелось провалиться, уйти под землю и оказаться в Москве, в родительском доме.
Начале начал.
Женя подняла голову. Здесь же была тайга, молчаливая и угрюмая. А если нырнуть? И все. Но разве это выход, Круглова? Она посмотрела на босоножки. Когда-то проблемой был их выбор. И отношения с молодым человеком. А здесь — тайна. Какая — неизвестно. Граница, «фарца» смерть человека.
Что происходит, Женя?
— Простите, я вам не помешал?
— Карасев! — Воскликнула Женя, вздрогнув и едва не свалившись в воду. — Заикой меня решили сделать?
— Ну, ладно, ну, хватит, — мужчина протянул мешок. — Все, что вы просили. Там, кстати, вам записка. Я ее туда же кинул. Я могу идти?
— Александр, — Женя впервые назвала его по имени, — что вы знаете о ней, о Ракицкой?
— Да на самом деле ничего, — замялся Карасев.
— Саша!
— Ну, Евгения Марковна, если я расскажу все, вас просто убьют. Это все тянется очень давно, с Ленинграда, с блокады, поймите вы, красавица наша. Сидела она, в тюрьме, довольно далеко и довольно долго, лет пятнадцать, если не больше, — рассказал мужчина. — За что — никто кто не знает.
— Сидела? — Ошарашено воскликнула Круглова. — Уголовница что ли?
— Ой, я вас умоляю, — отмахнулся Андрей, — а то вы не знаете, как у нас в стране в 30-е годы людей сажали. Вот прям все было по закону, суду и справедливости.
— Карасев, — твердо произнесла Женя, — посадили — значит, заслужила. Вы свободны, можете идти.
— Всего доброго, — поклонился Карасев. — Вам с такой логикой в «комитете» работать надо. Разные уж ситуации бывают. А вы слишком прямолинейны, красавица. Всех благ. И не лезьте вы в это дело, я вас прошу.
Женя лишь хмыкнула. Тоже мне, судья по жизни.
***
Уже дома, сидя на кровати и готовясь ко сну, Евгения Круглова развернула записку — аккуратно сложенный лист:
Здравствуйте, Евгения Марковна!
Пишу вам я, Яна, дочь покойной Елены Павловной Ракицкой. Вы давно хотели меня услышать, и даже пытались отыскать. Я не уверена в вашей честности, Евгения Марковна, поэтому предлагаю встретиться на чужой территории — в Финляндии. Завтра, в три часа ночи, Витька Скляр встретит вас в порту и проведет за «колючку». До скорых встреч, Евгения Марковна.
Яна (Йоханна) Ракицкая.
Женя еще несколько раз перечитала письмо и бросила его на стол.
Как быть, Евгения Марковна? Мало вам бутылок, Витьки и тайны Ракицкой? Еще один прокол — и это конец всему.
Женя приподнялась и прислушалась. На крыльце кто-то жалобно скулил, отчаянно скреб дверь лапами. Накинув пиджак поверх сорочки, Круглова вышла на улицу.
«Это кто у нас тут?». Девушка взяла на руки маленького рыжего щенка, кажется, еще недавно домашнего. «Это какая же прелесть. Назову тебя Жариковым, да? Жариков — Шариков» . Хлопнула дверь, и Женя со щенком скрылись в доме.
Наблюдавший со стороны Сухов счастливо улыбнулся и, сияя, как начищенный ремень, отправился к своему дому.
Оставшись в одиночестве, сойка выбралась наружу. Теперь лес был в ее собственности.