В плену (часть первая)

Ветер нагло лез под лыжные куртки, кидался горстями жесткого снега. Взбухшей веной лыжня запетляла по склону, мелькнула меж валунов и пропала. Растворилась в белизне вьюги. Небо заполонили тучи, и конца им не было видно.

Денис снял маску. Далеко внизу чернело кляксой здание канатной станции, бело-серой стеной сливались с небом альпийские пики. Неблизко. Тревога в голове нарастала с каждым выдохом вьюги. Он не мог унять дрожь в ладонях и старался не думать, что будет, если они не успеют к станции до пяти вечера.

Канатка закроется.

Ночью в горах минус двадцать.

Денис тряхнул головой. Вот ведь дурак, послушался того лыжника, в красной куртке. А парень-то исчез. Теперь без паники. Не думать ни о чем, что может кончиться плохо, так вроде в песне.

Сколько натикало? Начало четвертого.

Времени мало? Времени нет.

 

Он повернулся к дочери. В куртке василькового цвета фигура ее выделялась в круговерти снега, такая красивая. Маленькая, изящная. Денис впервые порадовался, что дочь выбрала столь яркую расцветку. Видно отовсюду, не потерять. Присев на снег, Лера терла запотевшее стекло маски скрюченным на холоде пальцем.

Ладно, паники нет. Хотя это обман. Смятение нарастало в душе взрослого сорокалетнего мужика, что затащил ребенка на целину. Идиот.

Хорошо, спокойно, успеем. Не может быть по-другому. И точка.

Денис вернулся взглядом к склону. Пойти левым траверсом, меж камней — куда заворачивает лыжня, обойти скалы, выкатиться напрямую, а там и станция. Он подхватил сноуборд, зашагал вверх, втыкая ботинки в пухляк. «Успеем», — шептало сознание. «Должны», — бухало сердце.

— Помоги мне, Господи, в делах моих.

 

А ведь еще час назад все складывалось неплохо.

Кабинка канатной дороги заползла, качаясь, на склон, вытряхнула сноубордистов и встала. Эти двое, забеленные снегом, последними успели на подъемник. На высоту две тысячи пятьсот метров. Только отсюда Денис с дочерью могли спуститься в долину. Туда, где толкались в беспорядке домики с остроконечными крышами, остро пахло жареными сосисками, свежим хлебом и пивом. Туда, где было тепло и безопасно. Где растягивали на площади меха венского аккордеона и гортанно, протяжно пели местные. Но...

Курорт захлестнула снежная буря. Стремительно, словно покрывало набросили. Спуски перекрыли, подъемники встали. Растерянные лыжники расползлись тараканами по кафе, ресторанам, пунктам проката.

Здесь же на самом верху перед картой, утыканной красными точками, толкались несколько человек. Завывал ветер, раскачивая пластик указателей трасс. От порывов дочь завалилась в сугроб. Денис откатился в сторону, сел на пятую точку. Неприятно, холодно. Жутковато в такую погоду на открытой вершине.

Он отстегнулся, подхватил борд, помог дочери встать. «Вот ведь попали, — мелькнуло в голове. — Может, надо было отсидеться».

Сознание отпустило тот факт, что в кафе войти они не смогли, люди встряли в дверях, как сельди в той бочке, да и воняло до тошноты перегаром и табаком. Дочь скинула перчатки, те задергались на резинке, пытаясь улизнуть с ветром.

— Зачем? — спросил Денис. Говорить было сложно, воздух охлаждал горло, снег залеплял губы.

— Руки замерзнут.

Она не услышала, выудила телефон, погрузилась в операторскую работу.

Ох, уж эти детки, живут, будто в параллельных мирах — инстаграм, ВКонтакте, тик-ток. Ни дня без поста, без фотки. Денис прошел к информационному щиту. Народ, стоявший минуту назад, скользнул в пелену снега, исчез.

«Обидно, не успел напроситься в компанию, — подумал Денис. — Вместе-то веселее».

Словно вняв его мысли, из бурана шагнул великан. Под два метра ростом, красная куртка, занесенная снегом, обледенелые очки, сосульки усов. Словно призрак из фильма ужасов. В сравнении с ним Денис выглядел карликом.

— Трассы перекрыли, — сказал гигант на английском.

Денис кивнул, язык понимал неплохо, не прошло даром обучение в школе на Мальте. Английский по семь часов в день, немой заговорит.

— И что делать? — Идти на южный склон, вот сюда.

Человек провел палкой по щиту, где одиноко горела зеленая точка.

— Оттуда есть спуск в долину.

 

Словно тени, вынырнули из пелены снега три лыжника. Выбеленные куртки, маски в наледи придавали сходство с пришельцами.

— Шестьдесят девятая, красная, открыта, — стянул маску и прохрипел парень с изрытым оспой лицом. — Спасатели сказали.

«Откуда столько уверенности...» — подумал Денис. Не спросил. Лера закончила съемку, встала рядом.

 

— Предлагаю спускаться вместе, — оглядел лыжников великан и улыбнулся. — Пока не замело окончательно. В котловине, внизу, я видел много детей, вытаскивать в первую очередь будут их. Спасатели могут не справиться.

— Может, метель скоро закончится? — спросил Денис, взглянув на дочь. Тревога жгла сердце. На сноуборд он переставил ее год назад, опыта не накатала, была бы на лыжах, другое дело, с трех лет гоняет. А тут видимость — ноль, снега по самые не балуй, блин.

— Бесполезно, и к утру не стихнет, — прохрипел лыжник, очищая маску. — Я смотрел прогноз, как бы хуже не стало. Погнали, а то замерзнем.

Волны сомнений одолели Дениса, мысли за и против кружили голову. Гигант ждал, лыжники, изготовились к спуску.

Черт, черт. Дождаться спасателей или поехать с толпой? Он не мог решить, как поступить.

Как не мог решить, какой костюм надеть на день рождения тещи, какую модель машины купить, чтобы вписаться в бюджет, какой выбрать садик и школу для дочери. Не мог решить, к какому конкретно морю поедут летом, в какой отель. Да и не любил решать. Отучила жена. Все вопросы в семье брала на себя Татьяна. Рослая, с копной русых волос, с пышной грудью и чуть огрубевшим снисходительно-повелительным голосом. Денис считал про таких вот, как писал в свое время Некрасов: в горящую избу и коня там... Ну вот так повелось. Его устраивало, ничто не отвлекало от разработок систем интернет-безопасности в крупнейшей российской компании. Он обеспечивал достаток и не лез в бытовуху, всецело доверяя вопросы жене.

И вот сейчас, глядя на уходящих в пургу лыжников, Денис отчаянно жалел, что супруга именно сегодня рванула на арендованной машине в Зальцбург. Оставила ему в качестве компаньона восьмилетнюю дочь, с которой Денис, правда, нашел общий язык. Они имели маленькие тайны, скрывали мелкие провинности друг друга, вставали в оборону, когда мать (выражение недовольной Леры) устраивала наезды (выражение разозленной Леры). Денис чувствовал их нарастающее противостояние. Дочь пошла характером в мать. Взгляд, манера речи, резкость движений — все от нее. Эх, жаль нет Танюши, разрулила бы ситуацию.

— Па, ну поехали, или как? Замерзла уже.

Денис улыбнулся. Ощутил вдруг единство с лыжниками, спешившими в сторону Южного склона, и это подействовало благодатно.

Дочь, пристегнув борд (и когда успела), скользнула за красной курткой великана.

— Подождите, сер, мы с вами, эй. Папа, давай шустрее.

Денис принял решение, немного не успел сказать об этом первым. Пристегнувшись, он торопливо запрыгал лягушкой к склону, в белую мглу.

На плоский, точно сковорода, выкат, спустились одновременно молодые лыжники, великан и он с Лерой. Лыжники работали палками, проталкивались сквозь глубокий снег. Потом они отстегнулись, плелись, подхватив доски.

Место показалось Денису знакомым, если разогнаться с самого верха, этот переход пролетаешь пулей, оставляя в стороне редкий лесок. Потом по дуге уходишь направо, на красную, падающую меж черных скал, трассу. Он обожал скорость. Только в горах ощущал свободу, тут она была настоящая, его и ничья больше.

Обычно он укатывал от Танюши с дочкой, со старта. Встречались в обед, в уютных австрийских ресторанчиках или французских, или итальянских, зависело от курорта. После обеда разъезжались, чтобы дождаться друг друга внизу возле подъемника в каком-нибудь баре. В эти часы одиночного выката он научился получать наслаждение.

До знаков «шестьдесят восемь», «шестьдесят девять» плелись наперекор ветру, проваливаясь в наметенных сугробах. Небо исчезало, растворялось. Красными цифрами, словно семафорными огнями, выплыли из белой крупы знаки.

— Направо, — заорал гигант, махнул в снежную взвесь палкой. Денис с дочкой присели, очистили от наледи доски, пристегнулись.

— Эй, шестьдесят девятую не проскочи, — крикнул молодой хрипатый голос, и лыжники сиганули вправо, словно в яму ухнули. Пелена съела фигуры.

«Вот блин, — расстроился Денис, — договорились же вместе». Показалось, что хрипатый мог бы вывести в долину. Оставалась надежда на великана.

Спускались с остановками. Гигант катался уверенно, быстро. Денис цеплялся взглядом за красную куртку, за след на склоне, притормаживал, оборачивался и высматривал дочь. Лера падала, вязла в снегу, плакала. Горизонт окончательно слипся с небом, снег валил крупными хлопьями, где трасса — не разберешь. Возле высоких кустов они встали передохнуть.

— Ты как, — Денис присел перед дочерью, показалось, щека ее побелела.

— Норм. Долго еще?

Она плюхнулась в сугроб, недовольно растирая перчаткой нос.

— Надеюсь, что нет.

 

У него онемела стопа, пришлось ослабить шнуровку ботинка. Дочь ежилась на стылом ветру, и его сердце ныло. Сбила с толку уверенность гиганта, подлила масла в огонь одержимость молодых лыжников. Он жалел, что начал спуск, а не дождался спасателей там наверху.

Человек-гора сидел в снегу, наклонившись вперед, будто высматривал цель. Денис присел рядом. В сторону тянулся едва заметный лыжный след и елочкой забирался вверх. Денис понял задумчивость великана, различил табличку, терзаемую ветром. Шестьдесят восьмая трасса. Он готов был орать и плакать. Они сбились, проскочив поворот.

Денис не хотел принимать эту цифру. Почудился даже запах дымка, где-то там впереди.

— Дымом пахнет? — удивился Денис. — Может, рядом какой дом или кафе?

— Тебе кажется, — иностранец что-то жевал и выглядел спокойным. — Мы промахнулись с поворотом.

— А это, — Денис указал на лыжню, на круглый знак впереди.

— Это шестьдесят восьмая, спуск вне трассы, а где же шестьдесят девятая?

— Не знаю, — пожал плечами великан. — Спуск здесь несложный, правда, меж скал, держитесь за мной.

Он встал, встряхнулся, мягко соскользнул вниз.

Страх выстрелил мгновенно, словно спустили пружину, которую бесконечно долго оттягивали, поднялся по венам, растекся, пропитал внутренности и отравил сознание, Дениса бросила в жар. Однажды он поклялся себе, горам, духам вершин и Богу, что никогда, никогда больше не направит сноуборд вне подготовленных и ухоженных трасс. Никогда. И провиденье в тот день сжалилось, отпустило. Тогда он спасся, выжил практически случайно.

Стоял марток — одевай двое порток, великолепнейшая погода, солнце, острые пики, местный опытный гид. И мысли не придет о беде или происшествии. Просто не может быть. В первый же тренировочный заезд по фрирайду лавина сорвалась с подтаявшего карниза и играючи выкинула группу с десятиметрового обрыва. Денис впечатался в сосну и остался жить, пускай и с двумя поломанными ребрами, сотрясением мозга и отбитым легким. Остальных разметало по долине. Проводник и два лыжника погибли.

Пару сезонов он пропустил. При мысли о трассах, снеге и ветре колотила крупная дрожь. Не мог даже смотреть фотки, фильмы про горы. И только спустя несколько лет, когда поставил на лыжи дочь в подмосковных Сорочанах, немного пришел в себя на пологих спусках, поймал ощущение былого кайфа и вернулся к любимому сноуборду. Но с трассы не уходил теперь ни на метр.

Однако, ситуация складывалась не в его пользу, и значит, придется врать. Альпийским горным вершинам, снежным духам и Богу. Придется нарушить клятву, которую честно держал долгих шесть лет. Иначе не выбраться. Денис смутно припоминал пеструю карту курорта, где шестьдесят восьмая уходила извилистым пунктиром меж хребтов, утыкаясь в промежуточную станцию фуникулера. Вариантов не оставалось. Вернуться наверх невозможно, слишком далеко ушли.

— Ну что, готова? — крикнул дочери, и та выбралась из снега, отряхнулась.

— Погнали. Внимательно! Держись меня. — Хорошо.

Денис с трудом ловил красную куртку в разрезе маски. Два раза падал и отчаянно летел по склону на заднице, поднимая шлейф снега, тщетно пытаясь тормозить доской. Он торопился, боялся не успеть за великаном, потерять ориентир его куртки, заплутать среди камней и редких кустов.

— Па, подожди, — дочь тоже падала, вставала наспех, увязала в сугробах, злилась и снова зарывалась в снегу. Это его отрезвило. Он догадался, что дочь боится отстать, хотя не подает вида, но торопится и делает много ошибок. Денис дождался, пока она подъедет, подышал, вытирая лицо шершавым снегом.

— Куда ты гонишь, не успеваю, — нахмуренное, а вовсе не растерянное лицо дочери напомнило Денису жену. Та умела настроиться на ситуацию, нужно упорство — становилась камнем, требовалось хитрость — перекидывалась кошкой. Он так не умел, а вот дочь научилась.

— Надо держаться великана, он, похоже, знает дорогу, — выдохнул Денис. — Без него пропадем.

Лера понимающе кивнула, они покатились вниз. Небо едва пробивалось в буране, ветер не утихал. Здоровяк просигналил красной спиной впереди и исчез.

Денис притормозил, не понимая, куда тот делся, может, обрыв. Что-то пошло не так. Денис встал на жесткое ребро доски. Подозвал дочь.

— Что? — притормозила Лера.

— Иностранец пропал, — стал отстегиваться Денис. — Пойду посмотрю.