Метаморфоза (μεταμόρφωση)

Мечтайте чаще. Вдруг вас подслушивает

какой-нибудь свободный волшебник… (с)

 

Сашка сидела у себя дома в компании «Чиваса Ригала» и хайбола. Они втроем крепко сдружились последнее время. С отвращением покосилась на наряженную елку в углу. Два дня до Нового года, а у нее все не так, как надо. Вообще все. Тридцать три, возраст Христа, а на деле — ни шиша! Не семьи, не любви, не денег, а теперь еще и работы нет, такой вот подарок. И никаких перспектив. И так уж высоко никогда не летала, в ателье шила для придирчивых дамочек, магазинов им мало. И это после иняза с тремя языками в активе. Так теперь и этого не будет. Понравилось их помещение какому-то воротиле, кофейню там организует. Три месяца бодались, но всё — помещение его. Надо что-то новое искать, теперь в новом году только.

От жалости к себе Саша всхлипнула и добавила янтарной жидкости в стакан. Так и просидит всю жизнь за машинкой. И это в лучшем случае. А то еще в официантки или курьеры придется податься. Все пандемия проклятая, работы нет. А какие мечты были! О далеких странах, морях-океанах, любви такой, совсем неземной. И уже не будет никогда-никогда, даже и мечтать не стоит. Абзац — полный и навечно. Саша откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Чем виски исправно хорош — хоть поспать можно.

 

Пришла в себя от того, что кто-то грубо тряс ее за плечо и что-то орал. С удивлением осмотрелась. Она сидела на дне длинной деревянной то ли лодки, то ли еще какой плавучей конструкции. Вода вокруг ярко-синяя, прозрачная насквозь. А небо летнее, бирюзовое, ни облачка.

Вдоль бортов темнокожие, обнаженные до пояса мужчины, стоя, орудуют веслами. За ними присматривают другие, похожие на рыцарей: в шлемах, поножах, кирасах, или как там это все называется, она не знает. Яркое солнце слепит глаза. Такой же охранник разбудил и ее, выкрикивая какое-то слово. Увидев, что ожила, прошел дальше. Саша прислушалась.

— Афины, Афины, — кричал стражник.

Оп-па, Греция. Как она здесь очутилась? И это вовсе не рыцари, гоплиты, она отлично помнит, греческий язык ее самым любимым был, а вот побывать так и не довелось. Но... гоплиты были в античной Греции, а сейчас двадцать первый век. Саша осмотрелась по сторонам. Вокруг поднимались на ноги, разминая затекшие тела, самые разные люди. Вот чернокожий гигант с курчавыми волосами и приплюснутым носом, одетый во что-то вроде набедренной повязки. Там группа мужчин в коротких разноцветных хитонах. Старик в белоснежной хламиде с длинной седой бородой. Молодая женщина в оранжевом пеплосе кормит грудью младенца. Где она? И почему все так пялятся? Саша оглядела себя. На ней та же одежда, что была дома. Голубые вытертые джинсы, любимый синий пушистый свитер. Хорошо, на ногах кроссовки, а не домашние тапочки. В свитере жарко, солнце палит нещадно. Она сняла свитер, обвязав вокруг талии. Теперь на ней осталась белая майка без рукавов. Окружающие, пристально наблюдавшие за ее манипуляциями, даже отшатнулись в ужасе. К ней мигом подскочил давешний гоплит и завопил, потрясая плеткой. Саша прислушалась. Кое-что разбирает. Обзывает ее всякими мерзкими словами, в свитер тычет. Саша надела опять, а гоплиту показала жестами, что сама о нем думает. Но он не отреагировал, отвернулся. Темные какие они тут! Вот опять обратно прется.

Стражник грубо схватил все еще сидящую Сашу за ногу и обвил ее щиколотку цепью с широкими звеньями, которые застегнул замком. Потом прошел к женщине с ребенком. Это что еще такое? Они рабы! Нет сомнений. Надо немедленно просыпаться! Она наверняка дрыхнет у себя дома, перебрав виски, как все последние дни. Этот сон неправильный какой-то. Сашка подергала себя за цепь, за уши, похлопала по щекам, зажмурила глаза — но ничего не переменилось. Она все еще здесь. Она рабыня! Мама дорогая, как это случилось?

Между тем галера причалила к берегу. Охранники начали выводить невольников, связанных попарно цепями. Сашу схватил за руку уже знакомый гоплит и грубо потянул к выходу. Она выдернула руку, пихнула его в грудь и со всей силы влепила оплеуху, чуть не поранив пальцы о шлем. Блеснули зеленые строгие глаза. Гоплит опять схватил ее, теперь за талию, Саша закричала и стала отбиваться ногами. Построенные уже в аккуратную шеренгу рабы с удивлением обернулись на нее. Цепь натянулась, и мамочку с младенцем подтащило ближе к дерущимся. Женщина в ужасе прикрывала собой ребенка. Только это заставило Сашу прекратить сопротивление. Их выволокли из лодки и поставили в конец колонны.

Два часа брели они под палящим солнцем без капли воды. Саша опять попыталась снять свой жаркий свитер, но получила плеткой по рукам от своего неприятеля, шедшего следом. Удар сильный и болезненный, на тыльной стороне ладони остался красный рубец. На Агору они добрались, когда солнце уже было в зените. Их усадили на голую землю под навесом, раздали по лепешке и плошки, фиалы, с водой. Причем, фиал было две на всех, воду подливали из кувшина, пили по очереди. Саша сначала испугалась инфекции, ковид же, а потом махнула на все рукой, пить хотелось зверски.

Опять охранники что-то орут, пинками поднимая уставших рабов. Теперь их построили по одному вдоль навеса на самом солнцепеке, женщин и мужчин отдельно. Торги, поняла Сашка. Да когда же кончится это безумие, и она наконец проснется? К женщинам подошли матроны, до самых глаз завернутые в гиматии, позади слуги. Молодая мамочка рядом с Сашей прошептала:

— Диктерион, гетеры.

Сашка услышала. Что? Бордель, проститутки? Только этого не хватало! Да она скорее убьет себя и кого-нибудь еще, если с ней посмеют сотворить такое. Не позволит! Покупательницы двигались медленно, внимательно осматривая рабынь. Иногда просили показать зубы, проводили руками по волосам, лезли под одежду, задавали вопросы. Но она волновалась зря. От нее бандерши брезгливо шарахнулись в сторону, бросив лишь взгляд на ультрамодную ассиметричную стрижку. Сашка успокоилась. Но рано. Потому что после изящных дам вдоль изрядно поредевшей шеренги стали прогуливаться совсем уже невнятные личности, все страшнее и беднее одетые. Сашка даже не заметила, как увели гречанку с малышом. Через несколько часов она вообще уже мало что соображала и мечтала только о глотке воды. Оглядевшись по сторонам, поняла, что осталась одна. Всех, и мужчин, и женщин, уже купили. Охранники ужинали под навесом.

Не успела она облегченно выдохнуть, как к ней подошел одетый в грязный хитон старик, от которого нещадно воняло какой-то дрянью. Он больно схватил Сашку за грудь грязными пальцами в болячках. Не сознавая себя, автоматически, она тут же врезала коленом ему между ног. Мужик, завывая, покатился по земле. К ней подбежали охранники, размахивая плетками. Старик поднялся и что-то закричал. Сашка поняла, что он предлагает за нее сорок драхм, покупает. Сердце тревожно сжалось. Она огляделась по сторонам в поисках защиты и опять наткнулась на знакомый зеленый взгляд. Все кончено! Старик уже протягивает деньги распорядителю. Но что это? Давешний зеленоглазый гоплит вмешивается в торги, ее купил он! Теперь ей точно несдобровать.

Уже темнеет. Гоплит небрежно подтащил Сашку к странной повозке с огромными колесами и жестами приказал забраться. Сам устроился править. Они покатились прочь от Агоры, замирающей на ночь. Сашка словно оказалась на страницах старинного романа. Все вокруг: виды, запахи, звуки — непривычно и пугающе. Она взглянула на спутника. Он снял шлем, и ей видна густая вьющаяся грива его волос, перехваченная кожаной черной лентой.

— Как тебя зовут? — спросила Сашка, стараясь произносить слова как можно четче.

— Что? — резко обернулся мужчина. — Я еле понимаю тебя, но хоть так. Я Димитрис. Как зовут тебя?

— Саша.

— Никогда не слышал такого имени! Я купил тебя. Ты моя рабыня.

— Это я уже поняла, — ответила Сашка по-русски.

Наконец, они въехали в мощеный камнем внутренний двор какого-то дома, откуда высыпали гомонящие домочадцы, бросившиеся обнимать Димитриса. Саша вежливо отступила в сторону. Поздоровавшись, Димитрис указал на нее и что-то рассказал родным. К ней подошла молодая женщина в золотистом хитоне.

— Я Оливия, сестра Димитриса. Иди за мной.

Сашка повиновалась. Вместе они прошли в купальню для слуг. Утопленная в полу терракотовая ванна уже наполнена теплой водой, вдоль стен каменные лавки. Две рабыни в грубых туниках склонились, приветствуя госпожу.

— Раздевайся. И рассказывай, откуда ты и что умеешь делать. Наверняка ничего. А что это на тебе надето? Никогда такого не видела.

Сашка все сняла с себя и теперь стояла перед хозяйкой только в кружевном лифчике и трусиках.

— Подойди ближе, я хочу рассмотреть, — Оливия с удивлением пощупала ткань. — Я тоже хочу такое.

— Я могу сшить.

— Правда? Ты умеешь шить?

— Да, но мне надо снять мерки и ткань.

— Сейчас купайся, а потом получишь все, что необходимо.

И Оливия покинула купальню. Рабыни помогли Сашке помыться и постирать запылившиеся в дороге вещи, переодев в хитон из толстой неприятной ткани и кожаные сандалии. Хитон оказался просто большой тряпкой, управляться с которой было крайне неудобно. Потом Сашку покормили кашей из глиняной миски и отвели на женскую половину дома в комнату Оливии. Там горели масляные лампионы, а не факелы, как у рабов. Сашке указали открытый ларь с тканями. Покопавшись, на самом дне она нашла маленький кусочек изумрудного шелка.

— А не испортишь? — грозно вопросила Оливия, — знаешь, сколько он стоит? Тебе никогда не отработать.

— Я постараюсь.

— Давай. Я хочу, чтобы завтра все было готово! Приказываю!

Саша сняла на длинную веревку мерки, получила все нужное для рукоделия, и безмолвные рабыни проводили ее в тесную клетушку с деревянной лавкой, там тоже горел факел. Она, наконец, осталась одна.

Не сказать, чтобы ей часто приходилось шить женское белье, да еще вручную, но выхода нет, придется постараться. Часа три, прикусывая от старательности нижнюю губу, Сашка возилась со скользким шелком. Но комплект, кажется, получился отменным, весь в рюшах и бантах, застежки ведь еще не придумали. Вдохновившись, Сашка заодно решила глянуть и свой хитон, уж очень противный. Зато получилось прелестное коротенькое платьице с широкой юбкой. На отделку она пустила оставшиеся шелковые лоскутки. Потом, наконец, заснула.

Проснулась совсем скоро, часа через два или три. Сначала надеялась, что просто видела сон. Но нет, под ней жесткая лавка и кромешная темнота вокруг, факел сгорел. Наощупь одевшись, Саша выбралась из своей комнатушки и отправилась смотреть окрестности.

С трудом найдя дверь, она вышла во внутренний двор. При солнечном свете он оказался очень уютным и зеленым, а в центре красовался то ли фонтан, то ли небольшой бассейн, наполненный прозрачной водой. Саша опустилась прямо на теплые камни, намереваясь заняться йоговскими упражнениями, которыми начинала каждое свое утро. Но ее планы нарушил окрик.

— Подойди сюда!

На пастаде, галерее, стоял Димитрис и с изумлением взирал на нее. Сейчас он был в легкой тунике, небрежно заколотой на плече, Кудрявые волосы распущены по плечам. Саша почувствовала, как ее сердце забилось сильнее, а потом укатилось куда-то вниз. Перед ней стоял античный бог с Олимпа, именно такими она когда-то их представляла. Несмело приблизилась.

— Ты почему здесь и в таком виде? Рабы должны быть на своей половине, если не зовут.

— Я не знала.

— Скажи мне что-нибудь о себе. Откуда ты? Я хочу знать.

— Я не помню, мой господин.

— Это как же?

— Я ничего не помню, только тот момент, когда вы разбудили меня на галере. И всё.

— Я думаю, ты врешь. Иди в дом, пора готовить завтрак.

На пастаде появилась Оливия.

— Са-ша, — чудное имя непривычно и ей, — мы уже думали, ты сбежала. А что это на тебе? Это же мой шелк. Ты посмела воспользоваться им для себя? А я еще поверила тебе! Будешь сурово наказана!

— Но, моя госпожа, я все сделала, как вы велели. Это только лоскутки, остатки.

— Пойдем, я посмотрю.

Комплект белья привел Оливию в восторг. Она примерила и прыгала по комнате как девчонка.

— Миракс будет счастлив, когда вечером увидит меня такой. Наша любовь расцветет еще сильней.

Саша уже поняла, что у Оливии есть муж Миракс и двое детей. Димитрис тоже тут живет.

— Но, моя госпожа, это нужно носить днем. Для ночи есть другие наряды.

— Какие? Немедленно расскажи мне.

Саша, как смогла, постаралась объяснить.

— И ты можешь сшить для меня?

— Могу.

— Тогда пойдем за тканями. Сошьешь мне ночное, что сейчас рассказала, и шесть комплектов еще такого. А еще я хочу вот это, что на тебе.

— Но, моя госпожа, вам не подойдет такое грубое и короткое платье, — гречанка была невысокой и пухлой, — давайте я сошью другое, специально для вас.

— А оно будет столь же прекрасно?

— Во много-много раз лучше, я обещаю!

Весь день Сашка провела за шитьем у окна в кухне. К вечеру отдала хозяйке роскошное черное неглиже с пеньюаром и еще один комплект шелкового белья. Оливия была очарована.

— Проси, что хочешь, заслужила.

— Можно мне выйти на улицу подышать? Я целый день была дома.

— Иди, только во дворе не появляйся, воспользуйся выходом для прислуги и посиди у конюшни.

Что ж, и это было здорово. Саша присела на порог конюшни. К вечеру посвежело, и она с удовольствием вдыхала прохладный воздух после кухонного чада. Позади в конюшне вздыхала лошадь, благоухали нагретые солнцем за день розы. Вдруг на нее упала чья-то тень. Димитрис. Он стоял прямо перед ней, сложив на груди руки.

— Встань.

Сашка поднялась. Теперь они стояли почти вплотную. Димитрис оказался на целую голову выше нее. Его зеленые глаза вопросительно заглядывали в ее голубые.

— Твои глаза — как речная вода, холодная и ласковая. Никогда не видел таких глаз. Я вообще не видел женщин, схожих с тобой.

Грек нежно провел пальцем по ее щеке.

— Твоя кожа бела и нежна, как лепесток. Я хочу тебя. Завтра ночью придешь ко мне на ложе. Я купил тебя себе.

И он зашел в конюшню.

Весь следующий день Сашка опять шила, но мысли витали далеко. Ее нынешняя жизнь не воспринималась настоящей, скорее сказкой. А в сказке можно все, разные удовольствия. Она ждала ночи.

Поздно вечером в ее каморке появилась рабыня и жестами позвала за собой. Вместе они прошли коридором в покои Димитриса. Рабыня закрыла за собой высокие двери, отгородив их от всего мира. Лампионы отбрасывали причудливые тени на мозаичный пол и украшенные дорогими драпировками стены. В центре комнаты помещалось огромное ложе с подушками из дорогих тканей, усыпанное лепестками цветов. Димитрис сидел перед низеньким круглым столиком, на котором стоял кратер с вином и блюдо фруктов. Он кивнул на место рядом, наполнил кубки. Но Сашка почти ничего не видела, кроме зеленых глаз. Вино было легким, кажется, с привкусом каких-то растений. Потом рядом оказались губы Димитриса, руки....

— Ты девственница?

— Нет.

— Гетера?

— Нет. — Димитрис недоверчиво ухмыльнулся.

Такой ночи в ее жизни еще не было. Грек оказался сильным и умелым, но очень ласковым. Сашка даже забыла, кто она и как оказалась здесь. Все стало неважным. Утром она проснулась в его комнате, но хозяин отсутствовал. Тихонько одевшись, Сашка отправилась в свою каморку.

Вечером все повторилась. Рабыня, коридор, спальня хозяина. Теперь перед Димитрисом стояло серебряное зеркало на подставке, мыльная паста. Он брился.

— Прости, не успел, хотел встретить тебя красивым.

— Ничего, я подожду.

Сашка задумчиво смотрела на медную бритву. Когда Димитрис закончил, она протянула к ней руку.

— Можно?

— Зачем? Хочешь перерезать мое горло?

— Нет, мне нужно.

Сашка взяла бритву и потянулась к остаткам мыльной пасты. Это было что-то непонятное и скользкое, явно с оливковым маслом. Грек с удивлением смотрел на нее. Она намазала пастой ногу, с опаской провела бритвой. Но тут же отбросила, на ноге образовалась кровавая царапина. Грек засмеялся и подобрал бритву.

— Ты не умеешь, женщина! Но зачем тебе?

— Я делаю так всю жизнь. Мне плохо без этого.

— Тогда давай попробую я, может, получится лучше.

Он присел на корточки возле ее ног. Сашка зажмурила от страха глаза. Она видела, какая эта бритва неровная, выщербленная, но при этом острая. Но в руках Димитриса она стала другой. Он орудовал ей ловко и даже нежно. Уже через пару минут ее ножка стала гладкой, как шелк Оливии. Димитрис с удивлением и удовольствием гладил ее, засмеявшись от радости как ребенок, обнаружив крошечную татушку-бабочку сбоку у подъема.

— Там, откуда ты родом — знают, как доставить удовольствие мужчине. Прекрасно.

— У меня есть еще одна нога, мой господин, — осмелилась напомнить Сашка.

— Конечно, но можно ведь немного и подождать, да? Продлим удовольствие? — глаза Димитриса горели. Эту ночь Сашка запомнит на всю жизнь, сколько бы еще ни прожила. Теплый свет лампионов. Опасная даже на взгляд, бритва в руках мужчины. Страх пополам с вожделением. Острое лезвие, скользящее по ее телу, даже в самых чувствительных местах. Такого в ее жизни еще не было. И у Димитриса, кажется, тоже. Заснули они только к утру, совершенно обессиленные, а проснулись далеко за полдень. Сашка испугалась, рабыне такое поведение непозволительно. Но хозяин обещал заступиться.

После обеда Сашку позвали к Оливии. Хозяйка сидела на пастаде. Саша робко приблизилась, уверенная, что сейчас получит за утренний долгий сон.

— Ваше платье почти готово, осталось только подшить

— Я не об этом, сядь, — Оливия кивнула на циновку у себя под ногами. — Брат рассказал мне удивительные вещи, я никогда ничего подобного не слышала. Хочу прикоснуться к тебе.

Оливия провела ладонью по Сашиной ноге.

— Действительно здорово и непривычно. Это правда, что также вы сделали и в других, нежных местах?

Сашка неохотно подтвердила и удовлетворила любопытство Оливии.

— Брат сказал, что получил незабываемые впечатления. Это так?

— Думаю, правда.

— Но как тебе в голову пришло такое? Откуда ты знаешь секреты мужской страсти? Ты гетера?

— Нет. Так делают женщины там, откуда я родом.

— А откуда ты?

— Я не помню.

— Ты знаешь еще какие-нибудь секреты о мужчинах? Расскажи мне, я тоже хочу.

— Нет, вроде, ничего особенного.

— Ладно, нам с Мираксом хватит пока и этого. Ты очень странная женщина. Мой брат хвалит тебя. Только знай, у него есть невеста, скоро свадьба. Так хотели еще наши родители. Один раз он женился против их воли, но она уже в Аиде. Второй раз обязательно исполнит желание отца. Жить они будут у нее в доме. А ты останешься здесь. Теперь ступай, у тебя есть дела.

В последующие дни, на примерках, Сашка заметила, что ножки Оливии стали тоже гладкими. Миракс не отрывает восхищенного взгляда от жены и даже, может, перестал выходить на улицу. А спать они теперь отправляются сразу после ужина, еще засветло, плотно закрыв ставни в спальне. Еще через несколько дней Саша обнаружила, что ноги теперь бреют и рабыни. Кажется, в этом доме не бывает секретов. И даже у пожилой кухарки на ногах видны порезы от острого ножа. Всех в доме охватила любовная лихорадка.

У Димитриса есть невеста. Что ж, ничего удивительного в этом нет. Вскоре Сашка познакомилась и с ней. Уже все в доме одеты в сшитые ее руками обновки. В гардеробе Оливии появились даже брюки и украшенная вышивкой рубашка к ним. Весть о необыкновенной швее, создающей невиданную одежду, быстро распространилась по соседям. И теперь Сашка обшивала и подруг Оливии, а другие хозяйки присылали ей на уроки своих мастериц. Однажды к ней пришла сшить платье Ианта, назначенная невеста хозяина. Девушка оказалась чересчур полной, с полоской темных усиков под носом, и Сашка долго думала, какой фасон платья лучше всего скроет недостатки ее фигуры.

Почти все ночи Саша проводила в спальне Димитриса. Они так привыкли друг к другу, словно были вместе всю жизнь. Грек оказался не только нежным, но и глубоким, образованным человеком. Сашке иногда смешно было слушать, как он рассказывал ей что-то из географии или истории. Но потом она вспоминала, где находится и начинала жарко поддакивать, и расспрашивать. А самое главное — этот мужчина создан для нее. А она для него. Уж в этом ошибиться невозможно.

Прошло больше трех месяцев, как Сашка жила здесь. По Афинам поползли дурные слухи. Спартанцы опять хотят напасть на их мирный полис, следует готовиться к войне. Стратег собирает армию. Все в доме понимали, что Димитрису скоро придется воевать. Поэтому свадьбу решили сыграть в самые ближайшие недели, уже назначили дату.

А Сашка поняла, что беременна. Она рассказала Оливии, и та подтвердила ее подозрения.

— И что теперь со мной будет?

— Ничего. Ты будешь жить здесь. Я присмотрю за ребенком брата. После свадьбы сходим с тобой к оракулу Аполлона в Керамику, узнаем, кого ты ждешь.

Димитрис, услышав новость, побледнел и несколько минут не мог подобрать слов. Его зеленые глаза, кажется, даже блеснули слезами.

— Саша, прости меня. Я люблю тебя, а не Ианту, хотел бы всю жизнь быть рядом с тобой. Но ничего не могу сделать. Воля родителей — закон для меня, тем более, что однажды я уже оступился. Я буду иногда навещать тебя и нашего ребенка. Если, конечно, доживу. Спартанцы умеют драться, мало кто вернется домой. Я очень хочу, чтобы было по-другому, но Мойры так распорядились моей судьбой. Против них не властен никто.

Его оправдания показались Сашке жалкими и неубедительными. Наступил мемактерион, самый холодный афинский месяц. Свадьбу назначили на шестой день падающей луны. Задули холодные ветры, море постоянно штормило серыми волнами. А на душе у Саши стало пусто и горько. Ее жизнь закончится, когда Димитрис будет потерян навсегда. В ночь перед свадьбой она не смогла сомкнуть глаз. Забылась только под утро.

 

 

Ее разбудил телефонный звонок. Упоительный аромат кофе и свежих гренок проник даже в спальню. За окном пушистыми хлопьями валил снег.

— Просыпайся, мамочка, а то проспишь весь Новый год! В твоем положении нельзя столько работать. Во сколько ты вчера из своей модной студии вернулась, а? Нельзя так!

— Димитрис? — Сашка недоуменно хлопала ресницами, глядя на мужчину в новогоднем красном колпачке с бубенчиком, — откуда ты тут?

— Как ты меня назвала? Какое странное имя! Еще вчера был просто Димкой. Поднимайся! Ольга с Мишкой и всем семейством уже на даче, ждут нас. Встречать будем там.

— Оливия и Миракс?

— Кто? Моя сестра с мужем и племянники. Твои родители тоже уже едут, жареную индюшку везут. Какие странные у тебя сегодня фантазии!