Осмотр (отрывок из повести «Танька»)

Врачи лишь руками разводили, тракторёныша осматриваючи. Может, от долгого сидения Витьки в тракторе такое приключилось. Может, экологическая обстановка всему виной. А может, ещё чего. Кто ж знает.

Видать, ген какой-то у Витьки мутировал да в Таньку попал тогда, у речки. Вот и вышел детёныш такой.

Вы хотя бы этому радуйтесь, говорили врачи. Вон, другие бабы вообще понести не могут. А у вас младенчик здоровый вполне. А что колёсики вместо ножек, так и что ж с того. Подумаешь, колёсики. Ещё и лучше даже.

И просили Таньку пригласить из коридора следующего.

Да и то сказать, какие врачи в их еденях. В деревне, так и вовсе зоотехник вечно пьяный, что кобыл с коровами оплодотворял, вводя им в хлюпающее нутро по самый локоть руку в плотной резиновой перчатке. Такому что корова с кобылой, что младенец на колёсиках. Всё едино.

В райцентре врач, правда, посерьёзней был. Молодой только, неопытный.

Поговаривали к тому же, что был он отчислен со второго курса медуниверситета за то, что бабу деканскую обрюхатил, а в их краях спрятался, чтобы в армию не идти. Да может, врали.

А и то сказать, такой запросто мог бабу загнуть, хотя бы и деканскую жену, думала Танька, глядя на румяное лицо и причёску с пробором.

Врач и её, Таньку, осматривать принимался. Зазвал в кабинет к себе, где креселко установлено было, специально под эти дела приспособленное, чтоб осматривать баб и девок в нутрях их, не завелось ли там хвори какой. Тракторёныша в коридоре оставили. Неча смотреть, как мамку раскрылечивать будут, что рыбину потрошёную.

— Взлезывай на креселко, давай, — врач Таньке говорит. Сам отвернулся, инструментиками бряцает своими да перчатки резиновые натягивает. К осмотру готовится, стало быть.

Принялась и Танька готовиться тогда.

Одёжу всю постягивала с себя. В угол побросала. Трусья тож стянула, подумав малость. Скрозь трусья разве ж углядишь чего там. В нутрях-то. Известное дело, ничего не углядишь. Разве что узор на ткани, да резинку, что спасть трусьям не дозволяет. Ну а резинка с узором врачу без надобности, скумекала Танька. Ему иное совсем глядеть требуется. Вот потому трусья-то и стянула.

Туфли оставить хотела, уж больно они хороши были, а как одёжу поскидала, так и ещё краше сделались будто. Но подумав, и их сняла.

К креселку диковинному подошла. Взгромоздилась на него. В выступы коленями упёрлась, за спинку руками ухватилась. Зад посильнее отклячила, вся расщеперившись. Врачу, стало быть, чтоб сподручней в нутрях копошиться было.

— Готовая я! — звонко крикнула.

Врач вышел к ней да и обмер.

— Ох, дурёха ты, дурёха, — сказал. — Слезывай давай, да по-иному взлезывай. Жопою книзу, а не кверху.

Танька слезывать не стала, повертаться принялась. Как кура в гриле. Покряхтела малость, но дело сладила. Расщеперилась сызнова, но по-иному уже. Книзу жопою, как врач и сказывал. Раздвинулась поширше. Смотри, мол, врач, дозволяю. Мне, мол, не жаль нисколь.

Врач покопался в ней, зеркальцем подлез, куда надо. Ничего не увидел нового и интересного. Всё одно и тож. Крякнул досадливо.

— Одевайся, — сказал.

Таньку и иные врачи смотрели, окулист даже зачем-то. Ничего не находили. Гнали в коридор её. Всё в порядке, мол, со здоровьем, неча наговаривать на себя.

Танька не противилась, покорно в коридор выходила. Вздыхала и шла домой.

Следом катился тракторёныш, неумело балансируя на маленьких, норовящих разъехаться колёсиках.