Безвестное отсутствие (фрагменты)

Руины. Заразная

Он кружил по кварталу битый час, и все без результата, а тем временем начинало темнеть. Это было плохо — договоренность с Пограничниками действовала только на светлое время суток, да дело было даже и не в ней, просто уличное освещение здесь ни к черту, можно пропетлять в заулках и тупиках до утра, ободраться о ржавую проволоку или сломать себе пару костей. И даже если он найдет ее — в темноте не каждый из местных будет вглядываться и разбираться, кого он сопровождает. 

Крикун вошел во двор трехэтажного барака — рыжая от ржавчины черепица, дырявая виниловая обшивка стен в бурых и зеленых пятнах грибка. «Явно позапрошлого века постройка. Может быть даже — середины позапрошлого века. Настоящий памятник архитектуры. Избушка избушка, сколько тебе лет?» — бормотал он, шаря глазами по пустым, без стекол, подъездным бойницам. В этот двор Крикун забрел уже в третий раз — место смотрелось самым подходящим, вот только бестолку. 

«Эй, дядя!» — тонкий хрипатый голосок прозвучал совсем близко, прямо за спиной. «Черт, они тут как кошки». Он обернулся: два подростка лет по тринадцати — черные джинсовые комбинезоны, черные кепи, кроссовки на шипастых подошвах. Младшие Пограничники.

— Заразную ищешь? — один из пацанов снял кепку, потер ладошкой бритую, татуированную зеленым и красным голову.

— Вон туда тебе, — показал рукой на рыжую подъездную дверь, криво висящую на одной петле. Второй с интересом рассматривал Крикуна — медленно водил глазами сверху вниз и обратно, улыбался, молчал. Крикун только открыл рот ответить, что был там, что дважды прошел все три этажа, но первый опередил его, пояснил коротко:

— Дверь в подвал. Сбоку под лестницей, щит отодвинешь.

— Сколько она уже там?

Пацан пожал плечами, сплюнул в бурую пыль под ногами.

— Мы вчера нашли, а так не знаем. Ты иди, не стой. Гриф сказал — твое время кончается.

— Скажите Грифу, за мной должок, — Крикун кивнул и быстро направился к дому.

Гриф был старшим Пограничников в этой части квартала, рассчитаться с ним можно будет в другой раз, не забыть бы только, да он сам и напомнит при следующей встрече. Это все не сейчас.

Пластиковый изъеденный грибком щит в темном углу почти сливался с лестницей. С фонарем он бы эту дверь не пропустил, но брать на Руины фонарь нельзя, таков был уговор — никакой оптики, никакой электроники, ни мобильников, ни навигаторов. Оружия у него и так сроду не водилось. 

Свет из двух тесных окон едва проникал в подвал с улицы, но он почти сразу увидел ее — в стороне от окна, под стеной. Вот почему с улицы не заметно. Он осторожно прошел к стене по хрусткому керамзиту, опустился рядом на корточки. Девушка лежала на подстеленном каком-то покрывале, на боку, подтянув ноги к животу, пряча ладони между коленей. Он осторожно взялся за запястье, потянул — рука мягко подалась. Нащупывая пульс, позвал тихонько «Анечка, детка» — она чуть пошевелилась, напряглась, пытаясь расправить тело, но снова скорчилась. Понятно. Все как всегда, но в этот раз слишком уж истощена. Может и к лучшему: тащить на себе выйдет быстрей; весу в ней с полцентнера, но хоть упираться не будет. А торопиться надо, иначе чертов Гриф разорит его вконец.

Левой рукой Крикун собрал ворот ее свитера, правой подхватил под ремень джинсов, не вставая с корточек, с усилием приподнял податливое тело, перевалил на плечо, перехватил под колени. Поднимаясь, подхватил с пола подстилку. «Кажется, пальто. Ладно, ходу, господин профессор. Бегом и не оглядываясь».

Бегом получалось плохо, он мгновенно истек потом, хотя на улице было прохладно. Юнцов Пограничников у подъезда уже не было. Попылили докладывать Грифу. «Так, куда сейчас? Вспоминай, профессор. Прямо и налево, в ту вот щель, а там уже совсем просто, главное держаться левой стороны и не зевнуть проулок».

Из Руин он выбрался уже в густых серых семерках, и дальше все было обыкновенно, как десятки раз прежде. Машина была на месте, припаркована там, где он ее оставил — прямо за зазубренными и расписанными граффити останками заводского забора. Он швырнул пальто на крышу кара, кое-как продолжая удерживать девушку на плече, опустился на одно колено перед задним колесом, нашарил примагниченный под днищем тайник с ключом и разблокировал двери. Уложил девушку на переднее сиденье, сам расположился на соседнем и включил в салоне свет. Очень хотелось просто посидеть в темноте хоть минуты три, придавив глаза ладонями, ни о чем не думая, ощущая только, как дрожь медленно отпускает мышцы. Но это подождет, девчонка слишком уж слаба.

Крикун вынул из бокса в двери инъектор с заранее отмеренной дозой, похмыкал, покачал головой, добавил немного регулятором, задрал свитер на рукаве девушки, приложил прибор к ее запястью, подержал несколько секунд, пока не пискнул зуммер. Вот и все. С возвращением, Аня.

Он отвернулся и стал смотреть в боковое стекло. Не самое приятное зрелище, когда они просыпаются. Ничего особенного, с перепою люди, бывает, выглядят хуже, но с этими глазами, полными собачьей тоски, он уже перебрал.

Через пару минут девушка зашевелилась, задышала громко и прерывисто. Вот, теперь можно.

— Аня? — он осторожно повернулся. — Как вы? Приходите в себя? 

— А? Да, — она смотрела на него без всякого испуга, с таким видом, будто он оторвал ее от каких-то важных размышлений. — Да... кажется. 

— Помните, как вас зовут? сколько вам лет? кто вы? 

— Да, — она со всхлипом вздохнула. — Я Аня. Анна Быстрицкая. Мне двадцать два. У меня... подождите, а вы кто? и что вообще...

— Не бойтесь, я не опасен. Наоборот, хочу помочь. Я доктор. Профессор даже. Сейчас повезу вас домой. Сначала в клинику ненадолго, а потом сразу домой. К маме и к сестре. Вы ведь живете с мамой и сестрой, верно?

— Да. Что значит — клинику? Зачем в клинику? 
— Вы помните, что с вами произошло? — Крикун смотрел внимательно, пытаясь уловить любые оттенки ее реакции. — Где вы были, как там оказались и почему?

— Я... да, — она растирала лицо ладонями, словно это помогало вспоминать. — Я ушла из дома. Убежала. 

— Убежали? А что было потом, вы помните?

— Ничего. Я пришла в этот старый район. Гуляла. Есть захотелось, потом спать. Там были какие-то люди. Кажется, они боялись меня. Никто не подходил, все уходили быстро. Потом... я зашла в дом. Надо было переждать ночь. Поспать. Я не помню... — Она вдруг быстро повернулась к Крикуну. — Значит, меня искали? Вас наняла мама, да? Мне нужно ей позвонить. Мой смарт... он, наверное, в пальто, — она вдруг замолкла, рассматривая кисть своей правой руки: ребро ладони наискосок пересекал шрам. Он был свежим, с черной запекшейся кровью между вздувшимися розовыми краями. — Мой чип....

— Вы его удалили, я думаю. Смартфон, вероятно, выбросили, ид-карту тоже, — Крик вынул из бокса на двери пакет с антисептическими салфетками. — Вот, возьмите. И не волнуйтесь, с мамой вы увидитесь совсем скоро. Пути у нас минут тридцать, по дороге я вызову ее в клинику.

— Спасибо, — он смотрел, как она зубами прорывает уголок пакета, просовывает в прореху мизинец и разрывает упаковку. «Быстро восстанавливается, умница». — Я ведь не очень долго там была?

— Не очень, — Крик протянул руку к приборной панели и несколькими прикосновениями пальцев выбрал на загоревшемся мониторе нужный маршрут. — Три недели. Вопросов и ответов пока достаточно, вам нужен отдых. Мне, кстати, тоже. Я гашу свет, а вы постарайтесь поспать — по-настоящему.

Презентация. Шанцев

— Дамы и господа! Уважаемые директоры и инвесторы! Дорогие гости! Позвольте поблагодарить вас от имени коллектива нашего предприятия за эту великую честь! За то, что вы здесь и готовы терпеливо внимать! — лысоватый молодой человек в костюме из снова входящей в моду вискозы походил скорее на ведущего развлекательного шоу, чем на представителя наукоемкого предприятия, знаменитого своими разработками в области компактной энергетики, интеллектуальных систем и нейроинжинерии. Он, похоже, отчаянно переживал, что мероприятие может показаться кому-то из гостей скучным, и потому кривлялся, метался, скользил между креслами, то и дело почтительно роняя голову на грудь, подмигивая, а то и вовсе раскланиваясь до пола.

«Все-таки, что я здесь делаю?», — думал расслабленно Крикун, полулежа в кресле со стаканом фирменного оздоровительного коктейля — насыщенной пенящейся кислородом витаминизированной бурды — и вполуха слушая галиматью лысого.

Приглашение он обнаружил вчера в полдень, когда, выспавшись наконец-то, переспав даже, просматривал накопившиеся за время похода в Руины сообщения — в беспочвенной абсолютно надежде найти там какой-нибудь привет от Юльки. Может, фото или картинку. Ничего, конечно, не было: судебное постановление (один получасовой он-лайн контакт в месяц, один живой контакт в год, на день рожденья дочери) его бывшая жена исполняла дотошно. В этом месяце они с Юлькой уже болтали. Ограничений на текстовые сообщения и фото суд не накладывал, и первый год скучающая дочка радовала его снимками и рисунками-каракульками, от которых начинало щипать глаза, но потом, она видимо привыкла быть только с матерью; а может просто повзрослела, все-таки четыре года прошло. Апелляции в конфликтную комиссию он подавать не стал.

Не было писем, не было приветов, а были лишь счета, самораскрывающиеся дурно орущие рекламные ролики, пара шизофренических сектантских воззваний да вот это приглашение: «Уважаемый господин профессор! Будем счастливы видеть вас 25 августа сего, 2035 года, в качестве гостя презентации наших новых разработок в области построения интеллектуальных интегрированных систем „Явление Гения“. По окончании — умная дискуссия, в процессе — дегустация коллекционных вин». Бред, в общем. Цирк. 

... — Итак, наши вехи! Этапы большого пути, как любили говорить прапрадеды! — лысенький вьюном завертелся по залу, тыкая в воздух лазерной указкой, будто волшебной палочкой. Свет начал меркнуть, а вокруг каждого кресла, наоборот, поочередно загорались искрящиеся сферы реалистик-муви. «Начинается», — с тоской подумал Крикун. Он терпеть не мог новомодных спецэффектов. 

Спустя несколько секунд, оказавшись прямо в кресле на берегу таежной реки, профессор подумал, что за время пока он лазил по трущобам, презентационное оборудование серьезно прибавило. Пару раз он даже обманулся — махнул рукой, отгоняя кружащих насекомых. 

Когда-то для получения эффекта присутствия в месте действия фильма зрителю нужно было надевать специальные очки. Позже им на смену пришли мириады оптических нанокристаллов: пучки света, преломляясь в кристаллах, образовывали сферическую оболочку, поверхность которой служила приемным экраном. Находящий внутри сферы зритель не видел ни ее границ, ни соседей по залу, оказываясь один на один с искусно воспроизведенной реальностью, — авторы щедро использовали весь арсенал раздражителей, воздействующих на его рецепторы, так что для некоторых категорий реалистик-муви пришлось законодательно вводить не только возрастные, но и медицинские ограничения. 

Аппаратуру попроще полюбили закупать муниципалитеты для исторических экспозиций в городских музеях, а совсем небольших размеров установки вошли в моду в крупных компаниях; их использовали для корпоративных развлечений или, как сейчас, для презентаций. Крикуну все это казалось блажью. Он предпочел бы стандартный 3D-проектор.<br />
К счастью, на звуковые и тактильные эффекты авторы презентации тратиться не стали, сменяющийся антураж (после тайги Крикун перенесся в эпицентр гигантской стройки, окруженной высоким дощатым забором с колючей проволокой поверху) сопровождался лишь голосом ведущего, который сейчас явно играл телевизионного диктора из прошлого.

— Середина XX века, двуполярный мир, разгар так называемой «холодной войны». Власти СССР принимают решение о строительстве Предприятия — настоящего нового города в самом сердце сибирской тайги. Одна цель преследовалась тогда: обеспечить военно-промышленный комплекс нужным количеством оружейного урана и плутония. А их, господа, требовалось очень много! О, это были безумные годы, когда человечество едва не превратило Земной шарик в термоядерную Царь-бомбу... .

Ни на какое «гениальное явление с коллекционными винами» он, конечно, идти не собирался — пожал плечами, чертыхнулся и удалил файл с приглашением. Но немного погодя, когда Крикун, уже стоял в прихожей, одетый для поездки в клинику, раздался сигнал вызова. «Несет же черт кого-то» — пробормотал привычно угрюмо профессор, но, все же, помешкав, кивнул: «соединить». 

Человека, изображение которого появилось на настенном экране, он никогда прежде не видел, но с первого взгляда определил, что перед ним коллега. Не его профиля, вероятно, но — человек науки. Короткая щетка седых волос над высоким лбом, голубые глаза чуть навыкат, плохо выбритые, по бульдожьи обвисшие морщинистые щеки. Серый костюм болтается на сутулой костлявой фигуре как на вешалке. А ведь ему едва ли больше шестидесяти, этому обитателю кафедр и лабораторий.

— Добрый день, Борис Яковлевич, извините за вторжение...

— Вы кто? Я вас не знаю, — Крикун говорил резко, почти грубо, как давно приучил вести себя с незнакомцами, покушавшимися на его покой. Все это были, как правило, просители, или охотники за информацией, журналисты, авторы идиотских шоу.

— Борис Яковлевич, мы не знакомы, но очень хочется познакомиться и пообщаться. Вы получили наше приглашение? Его отправили еще вчера. 

— А, так это ваше, значит? Как это там — умная пьянка с гениями? Хорошее дело, но я-то вам зачем?

— Другой реакции я и не ожидал, — кротко сказал тощий. — Потому и позволил себе позвонить и еще раз попросить вас лично. Видите ли, кроме науки, мы занимаемся еще и бизнесом, и наш отдел, гм, продвижения — ну, они сработали, как привыкли. В числе наших крупных инвесторов есть люди, которые и буквы-то пишут с трудом. На них этот фокус действует. Я же прошу вас посетить наше мероприятие, потому что верю, что у нас могут найтись обоюдные интересы. Нам представляется значительной ваша теперешняя деятельность. Вы, я уверен, сможете извлечь из общения с нашими специалистами полезное для себя.

— Так, давайте-ка с самого начала — кто вы? И какую организацию представляете?

— Я Шанцев. Евгений Александрович Шанцев. На нашем предприятии я руковожу лабораторией нейроимплантации. 

— Киборгов делаете, что ли? — решил до конца грубить Крикун. От этого типа, кажется, иначе не отделаешься. — Что это за предприятие? Как называется? Чем занимается?

— Если вы называете киборгами людей, которые благодаря нашим имплантантам вновь обрели зрение или слух, — то да, — ему таки удалось разозлить тощего, но лишь на мгновение. — Приезжайте, и узнаете все о нашей деятельности.

— Так что там с вашим предприятием?

— Именно так мы и привыкли его называть с давних пор — просто Предприятие.>

— Ага, — усмехнулся Крикун, — и производите вы просто продукцию.

— Угадали, — серьезно кивнул Шанцев, — когда-то только так и было. Даже промеж собой работники не имели права вслух произносить название того, что они выпускали. Секретность была предельная. Но это все в прошлом, конечно. Название — лишь дань традиции. 

...Последним местом, где оказался Крикун перед тем, как историческая часть, наконец, завершилась, был, как он успел сообразить, реакторный зал Предприятия — огромное помещение с высоченным потолком, в центре которого из пола выступала шестиугольная крышка гигантского уродливого агрегата. Верх его был составлен из не то металлических, не то бетонных пирамид, похожих на небольшие квадратные крышки гробиков. Люди, сгрудившиеся у входа и стен, поочередно подходили и клали на эти гробики букеты гвоздик. У некоторых на глазах были слезы.

— Господа, мы наблюдаем исторический момент, — ведущий заходился от пафоса, — работники Предприятия прощаются со своим кормильцем — реактором. Аппарат, за несколько десятилетий испек сотни, а может и тысячи тонн смертоносной начинки для бомб и ракет, но для этих людей он был центром их Вселенной. Смотрите: они плачут! Они думают, что жизнь закончилась. Но они не знают, что все только начинается!

Исторический экскурс, очевидно, себя исчерпал, свет зажегся, и Крикун увидел стоящего рядом с ведущим Шанцева. Он стоял в том же болтающемся сером костюме без галстука, сутулился, щурил глаза на свет и осматривал зал. Встретившись глазами с Крикуном чуть улыбнулся ему и кивнул.

Лысый, вспотевший от усердия конферансье представил Шанцева публике, наговорил еще кучу глупостей и убрался, наконец, восвояси. «Продолжим» — негромко произнес Шанцев и за его спиной зажегся 3D-экран. Мероприятие как-то сразу стало осмысленней и интересней — Шанцев оказался хорошим лектором, слушать его было одно удовольствие. 

Крикун, разминая затекшую шею, оглядывал украдкой гостей (ни одного знакомого лица, разве что вон тот щекастый молодец в свитере с заплатами на рукавах — где-то я его видел) и удивлялся про себя, как много, оказывается, эти бомбоделы успели навыдумывать.

— После выхода из-под контроля Министерства обороны долгие годы нашим основным видом деятельности было производство стабильных изотопов химических элементов, — рассказывал Шанцев. — Наш производственный комплекс и сейчас является одним из мировых лидеров в этом направлении. Атомная энергетика, ядерная медицина, электроника, агрохимия, биохимия — вот лишь самый короткий перечень направлений, в которых применяются наши изотопы. Одновременно мы усиливали собственную исследовательскую деятельность. Наибольшее развитие получили медицинские исследования — вы все знаете о наших достижениях в области создания имплантантов.

Мы избавили планету от слепоты и глухоты — сегодня операция по кохлеарной имплантации стала обычным делом для любой клиники. И никого больше не удивляет полностью парализованный человек, обходящийся без сиделки, силой мысли управляющийся со всеми необходимыми ему в быту предметами и приборами.  Это лишь малая часть нашей работы. Напомню и о другом направлении — создании гибридных интегрированных систем, рассчитанных на решение самых сложных задач. Вы знаете, как далеко мы продвинулись в этой области. — Шанцев повернулся к экрану. — Первую по-настоящему успешную версию электронного правительства, созданную на основе интеллектуальной гибридной системы, испытали на себе двенадцать лет назад именно жители нашего города, персонал Предприятия. Она стала моделью для всех подобных систем, функционирующих сегодня. Расчет и выплата субсидий и пенсий, уплата налогов, отчетность госслужащих, а с недавнего времени еще и гражданское судопроизводство — общество доверяет нашим электронным интеллектуальным агентам все больше и больше функций. Сейчас полиция рапортует, что коррупция на бытовом уровне полностью искоренена благодаря нашим неподкупным системам. 

— А как насчет загруженности конфликтных комиссий, разгребающих жалобы граждан, недовольных вердиктами ваших систем? И что там насчет взяток членам комиссий? — подал реплику здоровяк в заплатанном свитере, и профессор вспомнил его — Дорохов, репортер, специализирующийся на научной тематике, работающий сразу на все профильные издания и каналы. Крикун встречался с ним прежде на симпозиумах и конференциях и даже что-то комментировал, помнится, пару раз.

— Издержки неизбежны в любом начинании, — отреагировал Шанцев. — Но мы с вами сейчас обсуждаем не вопросы государственного управления. Я лишь хотел отметить, что гибридный подход в строительстве интеллектуальных систем полностью себя оправдал. И здесь мы подходим к самому интересному — к тому, ради чего — и ради кого — мы сегодня здесь собрались. Прошу внимания на экран.

******

— Вы всерьез верите, что биологический мозг можно соединить с электронным так, что они станут единым целым? И носитель этого органа тоже останется цельной личностью?

— Ну, уважаемый профессор, в этой теме вы слегка отстали от жизни. — Дорохов медленно, с удовольствием цедил из бокала. — Технологии по соединению биологических нейронов с кремниевыми процессорами лет тридцать, не меньше. Уже тогда ваши коллеги, в том числе и в лабораториях Предприятия, научились совмещать неорганические микрочипы с живой тканью и управлять нейронами. Правда, потом именно в этой части они долго топтались на месте: чтобы заставить сотни миллионов нейтронов подчиняться сигналам, приходилось применять разные рискованные штуки, например, генетические коррекции, а это, как вы можете догадываться, не всегда шло на пользу объектам исследований. Вот почему нейрокомпъютеры хоть и функционируют довольно успешно, способны пока лишь на решение специфических задач в специфических условиях. Как правило — в лабораторных. Но, похоже, нашим гостеприимным хозяевам удалось продвинуться дальше остальных. Так что я всерьез рассчитываю на скорую сенсацию. За это надо выпить, профессор, чего-нибудь особенного, — он опять принялся перебирать бутылки. — Забавно, мы с вами поменялись ролями — вы задаете вопросы, я отвечаю. Давайте-ка выпьем, и сменим правила. Я вернусь к привычному ремеслу и попытаюсь выпытать у вас какую-нибудь увлекательную историю. Для этого дела хорошо подойдет коньяк, — он ухватил бутылку за тонкое горлышко. — Вы как, не против?

— Все равно, — пожал плечами Крикун, — после армии я могу пить что угодно.

— Да, совсем забыл, вы ведь были военным психиатром, — Дорохов разлил коньяк в низкие широкобедрые бокалы.

— Я был психиатром, работающим на армию и другие государственные, гм, структуры, — Крикун глотнул из своего, поморщился. — Никогда не мог понять этого напитка; ни запаха, ни вкуса. Не мое. Так вот, — он отставил бокал и сложил руки на груди. — Я не копался в мозгах плененных врагов и не кормил метамфетамином бойцов спецназа. Я пытался помочь больным людям. 

— Не заводитесь, профессор, — улыбнулся Дорохов, — я это и имел в виду. Вы помогали больным людям в армии, а сейчас помогаете больным людям на гражданке. Вы ведь специалист по «уходам»? Я слышал о ваших подвигах.

— Какие к дьяволу подвиги. Я занимаюсь розыском невротиков, это часть моей профессии. И не могу сказать, что сильно преуспел.

— Не скромничайте.

— Э! — Крикун махнул рукой. — Налейте мне еще немного этой вашей драгоценной отравы, у меня что-то последние дни никак не получается расслабиться, и можете начинать свое интервью. Только учтите — никаких записей, это просто разговор. Будем здоровы.

— Так что с вашей работой? Насколько предмет ваших, гм, интересов составляет сегодня проблему для нации? Для общества, государства? Или, может, для человечества, а?

— Это, бесспорно, угроза, хотя бы потому, что ни государство, ни человечество сегодня история с уходами совершенно не волнует. Общество — да, отчасти. На уровне журналистских работ, репортажей, шоу. Ну, еще масскульт, уже есть пару нашумевших муви, несколько игр полного погружения — все это, разумеется, провоцирует новые уходы, хотя едва ли это значимые факторы. Есть еще сообщества в сетях, как для родственников, так и для уходящих. Последнее, конечно, опять или коммерция, или блажь, уходящим подобные группы абсолютно без надобности. Состоят в них обычные шизофреники. 

— А что нужно уходящим? Каков вообще механизм ухода? Как это отличается от давно известных историй, когда люди просто исчезали — ну, знаете, потеря памяти, пошел на работу, нашли через неделю в другом городе...

— Или вообще не нашли. В правы, по пропавшим без вести и в былые годы была суровая статистика. В стране до 70 тысяч человек в год выходили из дому, чтобы больше не вернуться — это цифры начала века. Большую их часть, впрочем, находили в первые же месяцы, однако процентов двадцать исчезали без следа. Такого теперь куда меньше благодаря системам контроля и слежения. То, что мы называем уходом — нечто совершенно иное. Это ведь скорее сознательный побег. Мы имеем дело с явным психогенным сбоем, но при этом уходящий ведет себя удивительно последовательно и рационально — первое время, по крайней мере. Тщательно, прячет следы, уничтожает все средства связи, идентификационные карты, избавляется от ид-имплантатов и так далее. 

— Слушайте, как это вообще возможно — вот так исчезнуть? — Дорохов опять разливал — Я имею ввиду — ну, если ты жив, тебя не прикопали в золоотвале и не посадили в подвал на цепь, не про нас будет сказано. Они ведь не суперагенты, эти уходящие. Уличные системы наблюдения, спутники, чипы эти уже у каждого второго. Я еще понимаю, в серых кварталах, но ведь бегут не оттуда, а туда, так?

— Спасибо, мне достаточно, — Крикун накрыл свой бокал ладонью. — Да, почти все, кого удалось разыскать, были именно в этих самых «серых кварталах», на социально неблагополучных территориях. В последнее время их только там и находят. Что до собственно возможности — есть старая поговорка: «у семи нянек дитя без глазу». Не так уж и сложно, как я не раз уже убеждался. Полиция перестает заниматься активным поиском ушедшего, как только выясняет, что за ним не числится никакого криминального деяния, и его уход, так сказать, доброволен. Родственники просто не в состоянии отследить, куда он отправился. Сейчас появилось несколько частных контор, специализирующихся на розысках, но они рассчитывают на зажиточных клиентов, весь смысл их поиска в покупке у соответствующих ведомств информации с тех же следящих сетей и ее последующем анализе. Учитывая мощности аппаратуры, которую пользуют сегодня оперативники, работа совсем не пыльная и даже время от времени приносящая результат.

— Ага, но ваши результаты ведь превосходят все эти шпионские штучки? 

— Крикун пожал плечами. — Поймите, я занимаюсь поиском не потому, что кто-то меня просит, или, тем более, кто-то заказывает мне эту работу. Это, если хотите, практическая, лабораторная часть моих исследований данной проблемы. Есть рабочая гипотеза, есть материалы, ее подтверждающие — пока, во всяком случае. Просто моих коллег интересует одна часть работы, родственников этих бедолаг — другая. Они, правда, тоже пытаются вникнуть в мотивы, в причины, но тут как раз труднее всего — не только обывателю. Всем, в том числе пока и мне.

— И все же, как это происходит? Чего они хотят, куда идут?

— В том то и дело, что они идут не куда, а откуда. Они, в самом деле — убегают, прячутся. У многих это именно так и начинается. Один парень, инженер, весельчак такой, знаете, любитель поразвлечься — он собирался пойти вечером в бар. На лестнице встретил соседку, поздоровался, та спросила, куда он идет, он ответил. Но в бар потом не пошел. Как он рассказал уже после того, как мы нашли его, ему очень сильно вдруг не захотелось, чтобы та женщина знала, куда он пошел и где он будет. И он вместо бара отправился просто бродить по улицам. И с того случая начал планировать уход. Умный парень, талантливый, представляете — взломал и вычистил свой ид-файл в электронном правительстве, а это семь уровней защиты. Его за это, кстати, искали и полиция, и группа контроля, — без результата.

— А вы, значит...

— Да, я нашел его недели через две. Я, собственно, взялся за поиск из-за властей — боялся, что они таки отыщут его и осудят, а это был стопроцентно мой пациент. В северной части города, это место сейчас называют Руины, вы наверняка слышали...
— Судя по новостям, то еще местечко. Банда на банде.

— Его там никто не тронул. Их вообще, редко там задевают, обходят стороной, в местных байках они проходят не то как зараженные, не то как проклятые, не то все сразу; тронешь — и сам заболеешь. Правда, в некоторых местах еще считают, что встретить уходящего значит обрести удачу. Видите, по этой теме есть уже даже фольклорный материал, сленг, легенды — а вы интересуетесь, тенденция ли это. 

— Так что с тем парнем?

— Лежал в подъезде барака. В таком же состоянии я находил большинство остальных — это некое оцепенение, полу-транс. Плюс истощение, конечно, как нервное, так и физическое. Он отозвался, назвал себя, согласился пойти со мной, хотя сам едва передвигался. Ну, дальше все обычно — я вывел его за границу района, сделал инъекцию транквилизатора, отвез в клинику.

— А что потом? Что с ними происходит после?

— После как раз ничего интересного. Рецидивов я не наблюдал еще ни разу. Большинство возвращались к прежней жизни. Правда, у некоторых со временем она все равно менялась — кто-то начинал пить или употреблять наркотики, кто-то уходил из семьи, но уже, так сказать, обычным манером. Но в этом, кажется, нет ничего экстраординарного. Возможно, уход здесь вообще не причем — маловато, знаете ли, данных.

— Если так, в чем же тогда угроза? Пропал, нашелся, все счастливы. Или все дело в масштабах?

— Нет, не только. На самом деле, исчезают бесследно действительно единицы, в среднем два-три человек