ДАРВИН И ОБЕЗЬЯНЫ

Чарльз Дарвин жил на крошечном острове и был весьма подозрительным. Узрит, скажем, крокодила, и он ему кажется вражеской субмариной. В журавлином косяке видит эскадрилью коварных неприятельских аэропланов. Во всех же без исключения обезьянах подозревал подлых лазутчиков из разных разведок мира. Судите сами! Обезьяны маленькие, верткие, сплошь покрыты волосяным покровом, однако зад отчаянно лыс, а зачастую не только лыс, но и красен. К тому же, обезьяна все время мечется по деревьям, что-то высматривает, издает кодовые звуки.

Извелся Дарвин. Ладно крокодилы, ладно журавли... Эти в воде, другие в небе. А эта-то тварь, обезьяна, здесь под боком. Совсем терпеть невозможно.

Поймал Дарвин одну из хвостатых лазутчиц, глянул ей в глаза, спрашивает:

— Русская шпионка?

Макака молчит и лишь корчит рожи.

Дарвина непросто сломать. К тому же, он был гениальным натуралистом. Он сразу же сочинил свою теорию.

— Труд превратит тебя в человека! — сказал он и, взяв обезьяну под мышку, двинулся по своему острову, стараясь не замечать ни крокодилов, ни журавлей, а думать только о конкретно взятом агенте.

К вечеру Дарвину повезло. Он вышел на полянку с пасущимся волом. Вол был запряжен в плуг. Чарльз поставил обезьяну за плуг, привязал ее лапы лианой к рычагам, шуганул скота.

Вол, отмахиваясь хвостом от слепней, медленно, внушительно пошел.

Обезьяна, опасливо и подозрительно озираясь, двинула следом.

И чудо свершилось!

К закату обезьяна стала абсолютно гола.

У нее отвалился хвост.

А к рассвету у нее сформировалась человеческая кисть и подтянулась челюсть.

Обезьяна стала человеком.

— Ага! — воскликнул сэр Дарвин.

Он отпустил свежеиспеченного гуманоида, а сам отправился на поиски следующей лазутчицы.

Не прошло и года, как все макаки на острове обратились в людей.

Они полюбили Чарльза Дарвина и прославляли его в газетных статьях и концертных ораториях.

— Салют гению всех времен и народов! — приветствовали отставные обезьяны Дарвина.

Все радовались, один только Чарльз оставался молчалив и угрюм.

«С обезьянами я разобрался, — размышлял высоколобый старец. — Но, мать их, крокодилы? Эти самые, журавли?..»

Курлыкая, над великим натуралистом пролетал косяк журавлей.

В предсмертном ужасе, ожидая яростной бомбардировки, Чарльз скатился в овраг, закрыл затылок руками.

Косяк улетал прочь.

Дарвин сдергивал с груди колючки репейника, решал окончательно: «Ничего! И до них, голубчиков, доберусь. Журавли у меня будут работать почтовыми голубями, а крокодилы спасателями в бассейне. Станете и вы у меня хомо сапиенсами, как миленькие! Станете!»

Похохатывая, Чарльз с отчаянной смелостью входил в чащобу леса, до краев наполненную подозрительными шумами, шорохами и даже потрескиванием еще не разоблаченных лазутчиков.

— Тиви-тиви! — оголтело свистал глупый соловей.

— Тиви-тиви! — ядовито передразнивал его сэр Дарвин. — Ты у меня, дорогуша, посвисти, посвисти!